Кабинет фей

Едва она улеглась, как проголодавшийся Сокрушилло, у которого при одной мысли о принце текли слюнки, тоже встал и пошел туда, где спали его детки. Сослепу пошарив по кроваткам, он слопал как цыпленка того, на ком не было короны. Бедная принцесса обмирала от ужаса, слыша, как хрустят кости несчастного; а уж какого страху натерпелся принц, лежавший рядом с людоедиками, догадаться нетрудно.

Наступление дня положило конец мучениям принцессы, и она поспешила к принцу; столько тут было жестов — и опасения, и жажды защитить его от смертоносных клыков чудовищ, и нежной привязанности. Хотел было и он последовать ее примеру, как вдруг некстати вошедшая людоедка увидела окровавленные стены пещеры и хватилась самого маленького. Она дико завопила; Сокрушилло, поняв, что натворил, шепнул ей, что ошибся с голодухи, полагая, что ест человечину. Истязелла прикинулась понимающей — ведь Сокрушилло был крутого нрава и, не улыбнись она ему по-хорошему, мог и саму ее съесть.

Но увы! Сколько терзаний испытывала несчастная принцесса! Она все время думала, как спасти принца. Он же все размышлял, как столь пленительная девушка живет в таком ужасном месте, и не мог решиться бежать, оставив ее здесь; ему легче было бы умереть, чем с нею расстаться. Пока же им оставалось лишь вместе плакать и, каждому на своем языке, клясться в верности и вечной любви. Она не преминула показать ему и свою колыбельку, и пеленки, в которых ее нашла Истязелла; тут принц, узнав герб и девиз короля Счастливого острова, возрадовался так бурно, что ей стало понятно: он узнал нечто важное. Она сгорала от любопытства; но как бы он объяснил ей, чья она дочь и чья кузина? Когда все улеглись, принцесса, столь же встревоженная, как и прошлой ночью, осторожно сняла корону с маленького людоеда и надела ее на своего возлюбленного; таг же, из почтения к ней и не желая вызвать ее неудовольствие, не посмел воспротивиться этому.

Не прими принцесса из самых лучших намерений такую предосторожность — не быть бы принцу живым. Нежданно пробудившись, жестокая Истязелла вспомнила, какой лакомый кусочек этот прекрасный принц и какой аппетитный; не желая отдавать его Сокрушилло, она почла за лучшее опередить его. Тихонько проскользнув к людоедикам, она осторожно ощупала головы, ища короны (и голову принца тоже), после чего в два счета проглотила одну из своих дочек. Слышавшие это Любим и его возлюбленная дрожали от страха, но Исгязелла после этакой вылазки повалилась и захрапела, так что до утра опасность миновала.

— О Небо, — говорила принцесса, — спаси нас! Научи, как преодолеть нам бедствия наши.

Принц то молился столь же пылко, то отчаянно желал в схватке одолеть этих чудовищ, — но как? Они огромны как великаны; их шкуру пробьет разве что пистолетный выстрел. Поразмыслив так, он решил, что спастись из этого ужасного места можно лишь хитростью.

Едва рассвело, как Истязелла обнаружила косточки своей дочки и завопила что было сил. Сокрушилло пришел в такое же отчаяние, и вот они принялись гоняться за принцем и принцессой, чтобы безжалостно растерзать их; те спрятались в темном уголке; но они по-прежнему были всецело во власти пожирателей человечины, так что грозная опасность подстерегала их повсюду.

Любима ломала себе голову, как выбраться из ловушки, когда вдруг вспомнила о волшебной палочке из слоновой кости, которой творила чудеса Истязелла. «Если уж она, такая глупая, — думала принцесса, — делает эдакие чудеса, почему бы не попробовать и мне?» Проскользнув в пещеру, в которой обычно спала Истязелла, она нашла палочку, спрятанную в каменной щели, и, взмахнув ею, воскликнула:

— Во имя царственной феи Друзио, я желаю говорить на языке моего возлюбленного.

Она бы загадала много других желаний, но вошел Сокрушилло. Умолкнув, принцесса снова спрятала палочку и потихоньку вернулась к принцу.

— Прекрасный чужеземец, — сказала она ему, — ваши мучения заботят меня гораздо больше моих собственных.

Услышав это, принц был изумлен и смущен.

— Я понимаю то, что вы говорите, прекрасная принцесса, — ответил он, — ибо вы изъясняетесь на моем языке, и теперь я могу уповать, что и вы поймете: я больше страдаю из-за вас, нежели из-за себя, ибо вы мне дороже жизни, света и всего, что есть в природе.

— Не столь красиво скажу я, но так же честно. Я чувствую, что отдала бы все, чем владею, и свою пещеру на морском берегу, и всех своих барашков и ягнят, только бы видеть вас.

Принц, от всего сердца возблагодарив ее, стал молить рассказать ему, кто за столь короткое время научил ее всем выражениям и тонкостям языка, до сих пор ей не известного. Она же поведала ему о могуществе волшебной палочки, а он ей — об ее происхождении и их родстве. Принцесса пришла в совершеннейший восторг, а будучи весьма умной от природы, выражалась так складно и изящно, что привязанность принца возросла многократно. Нельзя было терять времени: пришла пора сбежать от злобных чудовищ и поискать защиты для невинного чувства. Они поклялись любить друг друга вечно и, как только смогут, соединить свои судьбы. Теперь же, сказала принцесса, надо дождаться, пока заснут Сокрушилло и Истязелла — тогда-то она и приведет их большого верблюда, на котором влюбленные отправятся, куда поведет их Небо.

Принц едва сдержал радость. Хотя впереди и подстерегали опасности, однако чарующие картины будущего отчасти затмевали печальное настоящее.

Наконец настала желанная ночь; принцесса отсыпала муки и своими белыми ручками вылепила пирог, в который вложила боб, затем, взяв волшебную палочку, сказала:

— О боб, маленький боб, во имя царственной феи Друзио, обрети дар речи до тех пор, пока не испечешься.

И положила пирог в теплую золу. Принц с нетерпением ждал ее в отвратительном углу, где спали людоедики.

— Уедем же отсюда, — шепнула она ему, — верблюда я привязала в лесу.

— Да ведут нас любовь и судьба, — тихо ответил юный принц, — идем же, моя Любима, на поиски счастливого и спокойного пристанища.

Светила луна, у принцессы в руках была палочка-выручалочка из слоновой кости. Они сели на верблюда и поехали куда глаза глядят.

Но Истязеллу мучили грустные мысли, и она все ворочалась, не в силах заснуть; вытянув руку, чтобы пощупать, легла ли принцесса в свою маленькую кроватку, и, не найдя ее, она вскричала громовым голосом:

— Да здесь ли ты, девчонка?

— Я здесь, у огня, — ответил боб.

— Спать не пора? — спросила Истязелла.

— Сейчас иду, — промолвил боб, — спокойной ночи [93] .

Истязелла умолкла, чтоб не будить Сокрушилло; но через два часа она снова ощупала ложе Любимы и закричала:

— Как, негодница! Ты опять не спишь?

— Я греюсь, — ответил боб.

— Да чтоб тебя поджарило как следует в самом пекле, — проворчала людоедка.

— Там я и есть, — отозвался боб, — места жарче, чем здесь, не сыскать нигде.

93

Сейчас иду, — промолвил боб, — спокойной ночи. — Боб, который отвечает на вопросы вместо сбежавших героев сказки, — мотив «говорящий боб» (Speaking bean). В каталоге сказочных мотивов Томпсона это D1610.3.2 (см.: Thompson 1955–1958).

И всякий раз, как она его спрашивала, боб отвечал очень находчиво. Но вот под утро Истязелла снова окликнула принцессу, а боб уже испекся и ничего не ответил. Тогда, встревожившись, она вскочила и, осмотревшись и не найдя ни принцессы, ни принца, ни палочки, издала такой вопль, что эхо пошло по лесам и долинам:

— Просыпайся, Сокрушилло, крепыш мой ненаглядный! Твою Истязеллу обманули — наша человечина сбежала.

Продрав единственный глаз, Сокрушилло прыгает по пещере, точно лев; он рычит, ревет, вопит, он от злобы весь кипит.