Качели. Конфликт элит - или развал России?

Вопрос об имени превращает этику в метафизику. В принципе этика не требует ни религии, ни тем более метафизики. Человек может быть нравственным и не верить ни в бога, ни в высшие («эгрегориальные») силы. Но как только встает вопрос об имени, светская этика оказывается бессильна дать ответ на этот вопрос и тем самым она, желая дать ответ, должна адресоваться к метафизике и в каком-то смысле становиться ею. А поскольку мы не хотим подобного превращения, ибо оно полностью затмит собою искомые прикладные результаты, то мы будем говорить о метафизической этике, экзистенциальной этике и так далее. И это первый тип этики, сопрягающий исследующего и исследуемое.

Второй тип этики (профессиональная этика в узком смысле слова) уже регламентирует более привычные вещи. Собственно обязательства исследующего по отношению к исследуемому. Впрочем, как мы увидим, и эти обязательства носят глубоко ненормативный характер. Но мне сначала хотелось бы обсудить все-таки первый (и наиболее сложный) тип этики. Я называю ее этикой самоопределения (рис. 11).

Рис. 11

Профессиональная этика в широком смысле слова — это этика самоопределения. Не долженствований по отношению к предмету, а долженствований по отношению к самому себе. Если хотите — эти долженствования по отношению к самому себе можно называть миссией. В конце концов, сейчас даже в крупных корпорациях все говорят о «mission».

Что там они говорят, это отдельный вопрос. Я лишь хочу указать на то, что это перестало быть сферой сугубого пафоса. А если даже она и является таковой — что делать?

Итак, этика самоопределения — это, в каком-то смысле, метафизическая, экзистенциальная этика. Этика собственного «имени». Она превращает предмет в личностный контекст. И, осуществляя контекстуальное давление на твое «я», вопрошает о смысле деятельности.

Поскольку сама сфера самоопределения — это сфера пафоса, то вопрошания должны быть очень грубыми. Иначе все станет нестерпимо сладким и пошлым.

Детская уличная поговорка гласила: «Двое дерутся — третий не лезь!» И это совершенно справедливо. А зачем лезть-то? Идет элитный конфликт. Ты-то в нем кто такой? Ты хочешь встроиться в притягательную для тебя элиту, обсуждая внутриэлитный конфликт, ты хочешь встать на чью-то сторону? Ты хочешь «развести», подливая масла в огонь? Зачем вообще ты этим занимаешься? Есть люди, занимающиеся подобными вещами очень абстрактно и осторожно, но все равно вздрагивающие при каждом телефонном звонке. Однако эти люди хотя бы делают академическую карьеру. Они становятся докторами наук, например. Ездят на конференции. Делают доклады.

Ты отказался от академической карьеры тридцать лет назад. Хотел бы ты этой карьеры — давно бы стал академиком и необязательно для этого лезть во все тяжкие. У тебя есть способность к абстрактному мышлению, ну и рассуждай абстрактно. Тебе хочется опасности? Займись воспитанием тигров или крокодилов. Это тоже опасно. Или карабкайся по вертикальным скалам. Мало ли занятий, при которых адреналин выделяется, но уж не столь роковым способом? А главное — зачем ты во все это лезешь? Другие, например, считают, что они разоблачат наркобаронов, в этом их пафос. На самом деле они заказным образом «наезжают» на тех, кого им «заказали». Но опять же — это деньги… и социальная роль… и ощущение миссии: дескать, «вор должен сидеть в тюрьме». Но ты и от этого отказываешься. Может, ты хочешь участия в наркотрафике? Нет, ты не хочешь. А чего ты хочешь? Чего?

Отвечаю. Предположим, что удержание власти требует консолидации элиты. А ее нет. Что будет тогда? Да что угодно. Кровавая бойня, крах государства. Я — гражданин этого государства. Может ли меня это не волновать? Имеют ли право субъекты конфликта восклицать: «Это сугубо наше дело, есть ли у нас раскол!»?

Если бы две элитные группы находились на необитаемом острове, то раскол элиты и конфликт элитных групп могли бы волновать только сами эти группы. Или же какого-нибудь Даниэля Дефо, желающего описывать элитную «робинзонаду». Но войны Алой и Белой Розы унесли с собой значительную часть населения тогдашней Англии. То же самое — о других элитных конфликтах самых разных времен. Разве элитный конфликт, в котором разыгрывалась «карта» под названием «Распутин», не обернулся исторической катастрофой? Скажут: «Дела давно минувших дней». А 1996 год? 1998-й? Скажут: «Это было до Путина».

Отвечаю. Историческая заслуга Путина в том, что он хоть отчасти сдержал регресс. СДЕРЖАЛ, а не ПЕРЕЛОМИЛ. Если бы Путин не сдержал регресс хоть отчасти (например, в той же Чечне), России бы уже не было. И никто не хочет умалять его заслуги. Но есть то, что есть: регресс НЕ ПЕРЕЛОМЛЕН. И что такое в этой ситуации конфликт элит? Ведь не я его выдумал! Я лишь пытаюсь осмыслить этот конфликт с позиций Большой Игры.

Война элитных спецслужбистских кланов — что это? Что это за кланы? Чем обусловлен конфликт между ними? Интересами? Ценностями? Транснациональным контекстом? Как, не понимая устройства ЭТОГО, можно повлиять на происходящее? Это, скажем так, вопрос-максимум.

А вопрос-минимум — как, не понимая устройства ЭТОГО, заниматься политологией, общественными науками? Если ЭТО доминирует надо всем остальным?

По сути, речь идет о тех же вопросах, которые побудили меня заниматься элитой много лет назад. Сумма этих вопросов и представляет собой этику самоопределения. То есть ответ на вопрос о соотношении между ЭТИМ и ТОБОЙ. ТЫ можешь не хотеть быть внутри ЭТОГО. В узком смысле слова, ЭТО может быть ТЕБЕ вовсе не интересно. И даже противно. Но если ЭТО является источником беды, угрожающей тому, что ТЕБЕ предельно дорого, то ТЫ станешь заниматься ЭТИМ. А что делать-то? Самоустраняться на том основании, что ТЫ не внутри ЭТОГО? Относиться к ЭТОМУ по принципу «чума на оба ваших дома»? Петь по поводу ЭТОГО с упоением или тоскою: «Небоскребы, небоскребы… А я маленький такой!»?

Спросят: «Зачем ЭТО исследовать, если на ЭТО нельзя повлиять?»

Отвечаю: «Так не бывает. Если ты можешь ЭТО исследовать адекватно его сути, если ты можешь выявить внутреннюю структуру и динамику ЭТОГО, то ты можешь и повлиять. А можешь и не повлиять. У тебя будет шанс, а как ты им воспользуешься — зависит от очень многого. Но шанс вмешаться обязательно будет. И будет он только тогда, когда ты как следует разберешься. Если отсутствие вмешательства гарантированно порождает беду, а у тебя есть шанс на вмешательство, то, как бы мал ни был этот шанс, ты должен его использовать до конца».

Так я понимаю долженствование. А кто-то может понимать его иначе? Интересно, как?

Ну, ладно… Долженствование… Что дальше?

Дальше сдержанность и скромность, скромность и сдержанность. Иначе все превращается в шутовство самого худшего типа. И, увы, я вижу, как это шутовство начинает заполнять те социальные ниши, которые в любом кризисном обществе (а наше общество именно такое) предназначаются для другого.

Экзистенциальная этика (а именно о ней идет речь) не существует в отрыве от экзистенциальной же философии.

Эта философия основана на понятиях «серьезность» и «ответственность». Это, между прочим, очень непросто. Серьезность предполагает отсутствие мальчишества. И точное понимание своего места в процессе (рис. 12).

Ты — рядовой гражданин, частное лицо. Над тобой — законно избранный национальный лидер. Рядом с ним — его команда (ареопаг). Если ты теряешь дистанцию и, тем более, пытаешься бегать рядом с этим «ареопагом», то ты — этот самый шут. Мальчишка с гонором. Муха, которая хочет сказать: «И мы пахали!»