Кадеты

Делать нечего, лежу. Одежду мне не отдадут, чтобы не убежал. Надежда на Нюсю, что она принесет обувь и одежду. Под подружкой я ее почему-то понял, но явилась Маша. Меня только что покормили: теплой водой с плавающими в ней крупинками, то ли ячменя, то ли овса. Спасибо и на том, совсем не ожидал, что в это время организовано питание.

– Живой! Славка, ты меня помнишь? – сияет Маша.

– Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! Рассказывай! Всё, что было эти три дня, что с Артуром, где Нюся с мальчишками? – наседаю на нее.

– Давай я тебе поесть принесу, а потом уже…

– К черту еду! Садись и рассказывай!

Силой усаживаю Машу рядом, приступаю к допросу. Излагает Маша подробно, в хронологическом порядке. Как она пришла на занятия французским, застала лишь испуганных детей у подъезда. Марфа их быстро вытурила, как только узнала, что нас забрали. Маша отвела их к себе домой и сразу помчалась искать отца. Удалось ей это не скоро, в тюрьму комендант с ней приехал к восьми вечера. Обнаружили меня в камере без сознания, сразу же отвезли в госпиталь, где я и валяюсь третьи сутки. Артур по-прежнему арестован, молчит как партизан. Комендант запретил его трогать, пока я не приду в себя, тогда лично разберется в этом вопросе.

– Ты знал, что он кадет? – пристально смотрит Маша.

– Знал. Что это меняет? Твой отец сам говорил, что они не воюют с детьми!

– Понимаешь, не так все просто. Мишустин, ну тот комиссар, которому ты дорогу показывал, он пересекался с отцом Артура и имеет к нему какие-то счеты. А тут так удачно сын попался…

– Да он и не сын совсем Ставскому! – рассказываю вкратце историю усыновления Артура. В конце добавляю: – К тому же он погиб.

В последнем не уверен, это в первой версии рассказанной Артуром так было, а потом выяснилось совсем другое. Но проверить все равно не смогут, мне и самому неизвестно, жив ли мой отец, в смысле отец Вяземского.

– Я сейчас к папе, сообщу, что ты очнулся, и попытаемся вытащить твоего Артура, – обещает Маша.

– Погоди!

Лихорадочно просчитываю варианты. Сомневаюсь, что нас отпустят, большая вероятность, что сочтут шпионами. Пытались войти в доверие к коменданту через его дочь, я бы на месте их контрразведки не сомневался в этом. А если я попрошу принести одежду и сбегу, то Артура спасти никак не смогу. Остается надеяться, что нас не расстреляют, а в лагере уж как-нибудь выживем. Немного страшно, ведь теперь я знаю, что это не виртуальный мир, однако жить с чувством вины я не смогу, если просто удеру.

– Я хочу, чтобы ты знала. Я тоже кадет, моя фамилия Вяземский. Если Артура не отпустят, то пусть меня вместе с ним посадят или расстреляют, мне все равно. Так и передай отцу. Еще скажи, что мы не шпионы и мне от вас ничего не нужно. Тот случай на станции, о котором я рассказывал, был с нами на самом деле, потом мы ошиблись с направлением поезда и вернулись в Ростов. Всё, можешь идти.

– Я догадывалась, – не сильно удивилась Маша моему признанию. – И папа подозревал. А шпионами мы вас и не считаем, что вы могли выведать, а главное для кого? Белым все равно скоро крышка. Так что ничего не бойся, я тебя в обиду не дам! Вас не дам.

Еще бы, нам с тобой предстоит сына делать. Правда, ты об этом еще не знаешь. Естественно этого я не сказал, будет еще на это время. И с Марфой нужно разобраться, сука конченная!

Мимо пронесли накрытое тело, пока мы разговаривали, один больной умер. А ведь сейчас много заразных болезней, как-бы не подцепить, тот же сифилис передается бытовым путем. А с водой напряженка, умыться и то проблема. Приносят на всех тазик теплой воды и одной и той же умывают и обтирают! Я отказался, потерплю неумытый. А одеяло и простынь с наволочкой оказывается, мама Маши принесла, она и место для меня выбила, а то многие лежат в коридорах просто на полу. Больше половины раненых, привозят с южного фронта, а остальные местные с разными болячками. Не так давно пошла на спад «испанка», родственница нашего COVID-19, для таких было отдельное карантинное помещение. А вот многие покрытые струпьями и гниющими очагами на разных частях тела вызвали у меня подозрение в заболевании оспой. Не уверен, но очень сильно подозреваю, что она заразная, а они лежат пусть и в отдельном углу, но рядом! Посуда, с которой кормят, воздух, в конце концов, может быть переносчиком инфекции. Расстрел мне не кажется таким уж плохим завершением моей эпопеи, по сравнению со смертью от какой- то местной болячки типа тифа или оспы.

Ожидание затянулось, уже и обед прошел, от завтрака он отличался тем, что в дополнение к так называемому супу дали кусочек хлеба. Хлеб оказался неплохой, не врал тот булочник, что в госпиталь поставляет. Начало темнеть, настроение, и так упадническое, опустилось ниже плинтуса. Я тут лежу под теплым одеялом, а Артур с его склонностью к простудам – в холодной камере. Начал подумывать снова о побеге, выпросить на время одежду у соседей. Задумавшись, прозевал появление Гали с моей одеждой.

– Одевайся, за тобой приехали.

Не успел я испугаться, что комендант на меня забил и сейчас свезут в тюрьму, как появилась Маша. Сразу принялась извиняться:

– Прости, раньше не смогла прийти, весь день в штабе ждала папу. Он Троцкого провожал, вот только недавно вернулся.

– И куда меня? В каземат?

– С ума сошел? К нам поедем, а завтра с твоим Артуром папа решит что делать. – Маша деликатно отворачивается, пока я натягиваю брюки.

– Завтра? Артур, наверное, уже болен, он еще от прошлого раза не оправился, а в камере там холодно и сыро. Давайте тогда и меня к нему, вместе нам теплее будет!

– А я разве не говорила? Он сейчас не в тюрьме, а на гауптвахте при штабе. Там не холодно, к тому же мама передала ему теплую одежду, а я еду ношу.

– Спасибо за заботу, – чуть остыл я. – А вам ничего не будет, что кадетам помогаете?

– Я уже придумала! Мы скажем, что ты наш родственник, сбежал из кадетского корпуса, потому что поддерживаешь идеи революции! Ну и Артура убедил перейти на сторону Красной Армии.

Я только хмыкнул. Не исключено, что такой номер сейчас может пройти, но в будущем аукнется и нам с Артуром и их семье.

Появился и сам комендант в сопровождении Алексея Павловича. О чем-то оживленно дискутируют, как оказалось обо мне.

– Я же говорю, нельзя его тревожить, голова это очень опасно! Вот скажи, голубчик, как ты себя чувствуешь? – взглядом доктор подсказывает правильный ответ.

– Хорошо я себя чувствую, – разочаровал я доктора. – Палыч, со мной все хорошо будет, это мои… хорошие знакомые.

Тот только развел руками, а вот Вяземский выразительно посмотрел на нас обоих, я невольно сдал врача.

– Жду вас в машине, – недовольно проронил он и удалился, не прощаясь с доктором. Обиделся. От него ощутимо повеяло спиртным, проводы были веселыми. Или они от радости, что Троцкий уехал, поддали?

Машина другая, неизвестная мне модель, в темноте толком не рассмотрел. Устроились с Машей на заднем сидении, Вяземский впереди. Так молча и доехали до их квартиры. Отпустив водителя заходим, на шее у меня тут же повисает Нюся. Со слезами, соплями, все как положено. Ванька и Миша тоже рады, но стесняются проявлять чувства. Я сам обнимаю их, с трудом оторвавшись от Нюси.