Кадиш по Розочке

Глава 2. А Додик все же свадебку сыграл

Роза, пятнадцатилетняя девушка с упрямо не желающими укладываться в прическу иссини черными кудряшками волос, уже второй день чувствовала себя, как говорится, не в своей тарелке. И было отчего. Ее отец, сестра и она сама ехали знакомиться с ее будущим мужем. Она знала, что так будет. Родители договорятся о браке, составят брачный договор, и она станет женой какого-то, совершенно не известного ей человека. Что такое - быть женой она пока представляла себе не очень. То есть, она видела, как живут ее родители. Знала, что отец относится к матери с неизменным почтением. Мать же за это платила ему самой искренней преданностью.

И это было правильно. Некогда меховая фабрика и мастерские по пошиву самой разной одежды, разбросанные сегодня по всей Белой Руси от Вильно до Гомеля, принадлежали отцу Розочкиной матери, дедушке Якову. Но Всеблагой не давал ему наследника. Дети, рождавшиеся в браке, умирали совсем маленькими. Выжила только дочь Малка. Но и она не отличалась особым здоровьем. Часто болела, была худенькой, почти лишенной женских форм. Отец очень переживал, что к его дочери сватались только проходимцы, которым он не оставил бы не то, что свое дело, но даже старые калоши в солнечный день.

Дедушка Яков был человек, который не любил надеяться на чью-то помощь. Он решил сам найти подходящую партию для своей дочери. И нашел. На одной из его фабрик был управляющим Ефим Алекснянский. Юноша был из не особенно богатой, но достойной семьи. Его отец был портным. Держал мастерскую в Гомеле. Сам Ефим был крепким парнем с отменным здоровьем и веселым нравом. Но главное, по крайней мере, для дедушки, было то, что он был прирожденным коммерсантом.

Ефима перевели в Минск, стали приглашать в дом. Там родители Розочки и познакомились. А позже, направляемые твердой рукой дедушки, потянулись друг к другу, сыграли свадьбу. Вскоре или не очень вскоре, Розочка тогда еще была совсем маленькой, дедушка Яков упокоился навек, а все хозяйство принял ее отец Ефим Исаакович. Он получил богатство, о котором не мог даже мечтать, а мама Розочки получила любящего, внимательного супруга. Впрочем, отец не только не пустил семейное богатство по ветру, но умножал его, открывая новые предприятия, заключая новые и новые сделки.

Знала Розочка и о том, что в браке рождаются дети. Ее мама, Мария или, по-еврейски, Малка, очень часто, как она говорила, 'ждала для Розочки братика или сестричку'. Но слабое здоровье сказывалось. Из девяти детей, рожденных Марией Яковлевной, живыми остались только три дочери. Старшей дочкой и была Розочка. Перед самым отъездом у них был долгий разговор с матерью. После традиционных поучений на тему, как вести себя с женихом и его родственниками, как быть скромной, но одновременно гордой, разговор повернул совсем в другое русло.

– Доченька, муж может быть опорой или обузой - вдруг проговорила мать - Тут дело не в красоте или богатстве. Тут другое. Если он обуза, то каким бы он не был золотым, с ним жизнь не проживешь. В любом дворце с таким будет не жизнь, а мучение. Он и себя, и тебя измучает.

– Мне хочется, чтобы он был добрым и ласковым - нерешительно произнесла Розочка.

– Дело не в ласковых словах, хотя это тоже очень нужно. Дело в том, готов ли он стать для тебя всем, а ты для него. Сможет ли твой будущий супруг защитить тебя, поддержать в трудную минуту. А таких минут, поверь мне, будем очень много. Зато, если муж - опора, то все будет хорошо. Ты будешь каждый день открывать в нем новые и новые достоинства, будешь любить его так, как любят самое дорогое в жизни.

– Папа говорил, что мой жених из хорошей семьи и будет хорошим коммерсантом.

– Это важно отцу. Наверное, это и мне важно. Я не хочу, чтобы моя дочь мыкалась с хлеба на воду. Но для тебя важнее - твой ли это человек. Его ли ты половинка. Это трудно объяснить. Сама почувствуешь.

Вот и думала Розочка, сидя рядом с сестрой в закрытом экипаже, как она должна это почувствовать? А что делать, если он не твой? Бежать? Глупо как-то выходит. Как в плохих книжках, которые отбирала у нее мадам Поли, исполняющая роль бонны и советчицы. Еще больше беспокоило Розочку то, что взрослые называли невнятными словами 'супружеский долг'. Мадам Поли рассказывала ей об этом долге. Почему-то она говорила, что это - неземное наслаждение. Но Розочке даже думать об этом было стыдно и неприятно. Она и какой-то незнакомый мальчишка, который почему-то станет ее мужем. До Бобруйска можно было доехать ночью. Но отец решил, что лучше будет заночевать в трактире по дороге, а же утром приехать к будущей родне.

Ночь прошла ужасно. Розочка долго не могла заснуть. Сестра веселилась вовсю, приставала с неприличными разговорами. Розочка даже ответила ей как-то резко, от чего сама смутилась. Когда же сон, наконец, сморил ее, начались кошмары. Кто-то непонятный - но она знала, что это ее муж - гнался за ней, кричал грубые слова. Она, почему-то в ночной сорочке, убегала от него, подала, снова убегала. От ужаса Розочка часто просыпалась. Утром, все еще под впечатлением от страшных снов, Розочка, едва приведя себя в порядок, с трудом уложив непокорные волосы, села в экипаж.

Отец был весел, шутил. Вера с неодобрением рассматривала разбитую мостовую и невысокие домики Бобруйска. Только Розочка не могла отвлечься. Она опустила голову, стараясь ничего не видеть и не слышать. Ей казалось, что ее все бросили и принесли в жертву. Хотелось плакать.

Наконец, они подъехали к необычному двухэтажному деревянному дому, очень красиво украшенному резьбой, с огромными окнами и изящной лестницей. На лестнице, возле которой они остановились, стояла высокая пожилая дама в строгом темном пальто, женщина и мужчина помоложе и юноше, почти мальчик в черном фраке и пальто, наброшенном на плечи.

Он был невысоким, но с широкими сильными плечами, синими-синими глазами и такими же, как у Розочки, неуправляемыми кудряшками, только русого цвета. Открытое и простое лицо, которое немного портили тонкие губы. Взгляд мальчика был таким напряженным и взволнованным, что Розочке вдруг захотелось его пожалеть.

***

Первая встреча с будущей женой получилась не слишком удачная и очень беспокойная. Холодным осенним утром к дому, где на крыльце уже стояли бабушка, ее младший сын Эфроим с женой и сам Додик (все торжественные, в праздничных одеяниях), подъехал закрытый экипаж. Из открывшейся двери, не дождавшись слуги, выскользнула тоненькая девчушка в теплом пальто и кокетливой шляпке. Она внимательно осмотрела встречающих, и с брезгливым видом проговорила: 'Все же здесь ужасная глушь. Как я и думала'.

Сердце Давида екнуло и опустилось куда-то к желудку. С такой вертихвосткой жить? Пропадешь. Но вида он не подал. На лице сохранялось самое приветливое, как ему казалось, выражение. Бабушка же говорила, что это - сделка. Значит, эта неприятная девчонка - издержки. Столь же невозмутимыми были и бабушка с дядькой.

Следом за девочкой из экипажа, опираясь на плечо слуги, выбрался дородный господин в дорогом пальто, лакированных штиблетах по виленской моде и с тростью с тяжелым серебряным набалдашником. А следом за ним тихо спустилась такая же невысокая девочка, может быть, годом или двумя старше первой. В отличие от сестры (а в том, что они сестры, не было сомнений) черты лица ее были несколько крупнее, но это не портило ее. Напротив, лицо казалось более выразительным. Густые темные волны волос были аккуратно уложены, заплетены в косу, спускающуюся из под шляпки. Взгляд ее был хоть и взволнованный, но твердый, без вызова и агрессии.

Девочка низко опустила глаза, неуверенно теребя в руках платок из тонкой шелковой материи. Почему-то в этот момент Давид сразу понял, что это она, его невеста. Что-то в ее облике показалось Додику невероятно теплым и знакомым. Она чем-то напоминала ему его маму на немногих старых фотографиях, хранившихся в петроградском доме. Это показалось странным. У матери были огненные волосы и голубые глаза. Здесь глаза были карими, а волосы черными. Вот только взгляд...

Дородный господин радостно и как-то по-свойски приветствовал бабушку. Кивнул дядюшке и подмигнул с хитринкой Давиду: мол, не теряйся, парень. От этого Давиду как-то сразу стало легче.