Каин и Артем
Шрифт:
Артём же редко подзывал его, а подозвав, спрашивал:
– Ну что - живёшь?
– О, да! Живу... и благодарю вам!
– радостно блестя глазами, говорил Каин.
– Не трогают?
– Разве они могут против вас!
– со страхом восклицал еврей.
– Ну - то-то!.. А коли что - скажи.
Он угрюмыми глазами измерял фигурку еврея и отпускал его.
– Иди, - торгуй!
Каин быстро отходил прочь от своего защитника, всегда ловя на себе насмешливые и злые взгляды публики, взгляды, пугавшие его.
Однажды под вечер,
– Кончил торговать-то?
– спросил он.
– Уже хотел уходить домой...
– Погоди, - пойдём-ка, поговорю я тебе что-то!
– глухо сказал Артём.
И двинулся вперёд, громадный, тяжёлый, а Каин пошёл сзади него.
Они вышли из улицы, повернули к реке, где Артём нашёл укромное место под обрывом у самых волн.
– Садись, - сказал он Каину.
Тот сел, искоса, боязливо поглядывая на своего защитника. Артём согнул спину и стал медленно крутить папиросу, а Каин смотрел на небо, на лес мачт у берега, на спокойные, застывшие в тишине вечера волны и соображал, о чём будет говорить силач.
– Ну что, - спросил Артём, - живёшь?
– Живу, о! я теперь не боюсь...
– Погоди!
– сказал Артём.
Он долго и тяжко молчал, попыхивая папиросой, тогда как еврей ждал его речи, полный смутных и боязливых предчувствий.
– Н-да... Ничего, не обижают?
– О, они боятся вас! Они все - как собаки, а вы - как лев! И я теперь...
– Погоди!
– Н-ну? И что вы хотите мне сказать?
– с трепетом спросил Каин.
– Сказать-то? Это не просто.
– Что же оно такое?
– А!.. видишь ты - будем говорить прямо. Сразу и - всё!
– Ага!
– И я тебе должен сказать, что больше я - не могу...
– Что? Что не можете?
– Ничего! Не могу! Противно мне... Не моё это дело...
– вздохнув, сказал Артём.
– Что же? Не ваше дело - что?
– Всё, это... ты и - всё!.. Не хочу я больше тебя знать, потому - не моё это дело.
Каин съёжился, точно его ударили.
– И, ежели тебя обидят, ты ко мне не иди и не жалуйся мне... я в защиту не пойду. Понимаешь? Нельзя мне это...
Каин молчал, как мёртвый.
Артём, выговорив свои слова, свободно вздохнул и продолжал яснее и более связно:
– За то, что ты меня тогда пожалел, я могу тебе заплатить. Сколько надо? Скажи - и получи. А жалеть тебя я не могу. Нет во мне этого... я только ломал себя, - притворялся. Думал - жалею, ан выходит - так это, один обман. Совсем я не могу жалеть.
– Потому что я - жид?
– тихо спросил Каин.
Артём сбоку посмотрел на него и сказал:
– Что - жид? Мы все - жиды пред господом...
– Так почему?
– тихо спросил Каин.
– Да не могу! Понимаешь, нет у меня жалости к тебе... Ни к кому нет... Ты это пойми... Другому бы я и не сказал этого, а просто бы р-раз ему по башке! А тебе говорю...
– "Кто
восстанет за меня против злобствующих? Кто постоит за меня против лиходеев?" - тихо спросил еврей словами псалма.– Я -- не могу!
– отрицательно мотнул головой Артём.
– Не жаль мне тебя... А за то - я лучше заплачу деньги...
– "О, мстящий боже! Предвечный бог возмездий, воссияй, вознесись, судия земли..." - молился Каин, съёжившись в маленький комок.
Летний вечер был тих и тёпел. Грустно и ласково отражала вода реки лучи заката. С обрыва на Каина и Артёма упала тень.
– Ты подумай, - убедительно и грустно говорил Артём, - какая моя задача теперь? Ты вот этого не понимаешь... а я - я должен за себя стать... они меня как избили? Помнишь?
Он скрипнул зубами и завозился на песке, а потом лёг на спину, протянув ноги к воде и закинув руки за голову.
– Я теперь всех их знаю...
– Всех?
– спросил Каин убито.
– Всех! Теперь я начну с ними расчёт... И ты мне мешаешь...
– Чем я могу мешать?
– воскликнул еврей.
– Не то, чтобы мешать, а такое дело - озлобился я против всех людей. Вот оно что... Ну и, стало быть, ты мне теперь - лишний. Понял?
– Нет!
– кротко объявил еврей и тряхнул головой.
– Не понимаешь? Экой ты какой! Тебя жалеть надо - так? Ну, а я теперь не могу жалеть никого... Нет у меня жалости...
И, толкнув в бок еврея, он добавил:
– Совсем нет. Понял?
Наступило долгое молчание. Вокруг собеседников, в тёплом и пахучем воздухе, плавали всплески волн и какие-то глухие, охающие звуки, приносившиеся издалека, с реки, сонной и тёмной.
– Что же мне теперь делать?
– спросил, наконец, Каин, но ответа не дождался, потому что Артём задремал или задумался о чём-то.
– Как я буду жить без вас?
– громко сказал еврей.
Артём, глядя на небо, ответил ему:
– А уж ты это сам подумай...
– Боже мой, боже мой!..
– Ведь это тоже не скажешь сразу - как жить, - лениво говорил Артём.
Сказав то, что хотел, он сразу стал ясен и спокоен.
– А ведь я знал это!.. Ещё тогда, когда шёл к вам, избитому, то уж знал, что не можете вы заступаться за меня долго...
Еврей умоляющими глазами посмотрел на Артёма, но не встретил его глаз.
– Вы, может быть, потому, что смеются они над вами за меня?
– спросил Каин осторожно и чуть не шёпотом.
– Они-то? А что мне - они?
– открыв глаза, усмехнулся Артём.
– Ежели бы я захотел, то посадил бы тебя на плечи, да и носил по улице. Пускай смеются... А только ни к чему это... Надо всё делать по правде... Чего в душе нет - так уже нет... И мне, брат, прямо скажу, - противно, что ты такой... Вот как выходит.
– Ах!.. Верно! Ну и что я теперь?! уходить?
– Иди, пока светло... Не тронут ещё пока! Ведь нашего разговора никто не знает...
– И вы не говорите никому, а?
– попросил Каин.