Каирская трилогия
Шрифт:
Исмаил громко расхохотался, от чего на серьёзном лице его появилось хитрющее выражение, напомнившее о прошлом. Он заметил:
— Ты об этом сожалеешь?.. Нет. Ты с удивительной искренностью любишь эту жизнь, хотя ты и умеренный человек. За те несколько лет забав я сделал столько, сколько тебе не сделать за всю жизнь…, - затем прибавил уже серьёзным тоном… — Женись и измени свою жизнь!
Камаль шутливо сказал:
— Эта тема достойна размышлений!
«Новый Исмаил Латиф появился в период между 1924 и 1935 годами, что достойно внимания любопытного. В любом случае, он был старым верным другом. Что касается Хусейна Шаддада, то Франция отняла его у родины, как и Хасана Салима, для которого заграница стала местом обитания
— Я в восхищении, господин Исмаил: ты — личность, достойная всяческого успеха.
Исмаил бросил вокруг себя взгляд, рассматривая потолок, фонари, комнаты, мечтательные лица людей, занятых играми и беседами, затем спросил Камаля:
— И что тебе нравится в этой кофейне?
Камаль не стал отвечать ему, а лишь с сожалением промолвил:
— Ты разве не знаешь?!.. В скором времени её снесут, чтобы возвести на развалинах новое здание. И этот артефакт исчезнет навсегда!
— Скатертью дорожка. Пусть это кладбище исчезнет, чтобы на его месте возникла новая цивилизация.
«Прав ли он?.. Возможно. Но у сердца свои муки. Любимая моя кофейня, ты кусочек меня. Я часто видел тебя во сне и думал о тебе. Тут годами любил сидеть Ясин, а Фахми собирался вместе с революционерами, чтобы подумать о лучшем мире. Я люблю тебя, потому что ты создана из того же вещества, что и мечты. Вот только к чему всё это? Бесполезно… Чего стоит ностальгия по прошлому?.. Наверное, прошлое это опиум для романтиков, и тяжелейшее горе для тех, у кого сердце сентиментально, а ум — скептичен. Так что говори что хочешь, я всё равно не верю ни во что».
— В этом ты прав. Я предлагаю разрушить пирамиды, если для будущего будет хоть какая-то польза от этих камней!
— Пирамиды?!.. Что общего между пирамидами и кофейней Ахмада Абдо?!
— Я имею в виду исторические памятники, что нужно разрушить всё ради сегодняшнего и завтрашнего дня.
Исмаил Латиф засмеялся и вытянул шею — как делал когда-то прежде, когда хотел бросить вызов, затем сказал:
— Иногда ты пишешь нечто такое, что противоречит этим словам. Как ты знаешь, я почитываю иногда журнал «Аль-Фикр» из уважения к тебе. Как-то раз я откровенно заявил тебе своё мнение: да, твои статьи сложны для понимания, да и журнал весь какой-то сухой, Боже упаси! Я не смог и дальше упорно покупать его, потому что жена не нашла в нём ничего интересного для чтения. Ты уж прости меня, но это её собственные слова!.. Я говорю, что иногда замечал, что ты писал то, что противоречит тому, что ты говоришь сейчас. Но я не утверждаю, что хорошо в этом разбираюсь — между нами — я не понимаю даже немногого из того, что ты пишешь. А потому не лучше ли тебе писать так, как пишут прославленные писатели? Если бы ты сделал так, то у тебя бы появилась большая аудитория и ты заработал бы кучу денег…
В прошлые годы Камаль стал бы упорно и бурно презирать это мнение, да он и сейчас презирал подобное, но уже не так бурно. Он даже сомневался в том, что испытывал презрение, но не из-за сомнений о том, что презрение неуместно, а потому, что иногда на него накатывало волнение: а ценно ли вообще то, что он пишет? А возможно, ему было неловко из-за самого этого сомнения. Вскоре он сознался себе, что сыт всем по горло, а мир кажется иногда устаревшим выражением,
утратившим смысл.— Тебе никогда не нравился мой ум!
Исмаил захохотал:
— Ты это помнишь?.. О, те деньки!
Да, те дни миновали, и пламя их перегорело. Но они оберегались его памятью, словно мощи покойной возлюбленной или коробка конфет со свадьбы Аиды, которую он хранил с той самой праздничной ночи…
— Ты не слышал ничего о Хусейне Шаддаде или Хасане Салиме?!
Исмаил вскинул свои густые брови и сказал:
— О, ты напомнил мне! Всё это случилось ещё в прошлом году, который я провёл вдали от Каира..
Затем он с возросшим интересом продолжил:
— По возвращении из Танты я узнал, что семье Шаддад пришёл конец.
В сердце Камаля вспыхнул мятежный гнетущий интерес. Он пытался скрыть внешнее проявление своих мук, и наконец спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Матушка сообщила мне, что Шаддад-бек обанкротился и биржа поглотила всё его состояние вплоть до последних грошей. Пришёл конец Шаддаду, и он не смог этого выдержать и покончил с собой!
— Что за ужас!.. И когда же это случилось?
— Несколько месяцев назад. Их большой особняк был потерян вместе с остальным имуществом. Тот самый дом, в саду которого мы провели незабываемое время…
Какое было время и какой дом! Какой сад, какие воспоминания! Какая забытая боль, какое мучительное забвение! Утончённая семья, великий человек, величественный сон. Разве его волнение не было слишком уж выраженным, даже больше, чем того требует ситуация?!
Камаль грустным голосом заметил:
— Бек покончил с собой, дом утрачен. Но что стало с его семьёй?
Исмаил раздражённо ответил:
— Мать нашего друга получает в месяц не более пятнадцати фунтов ренты от оставшейся собственности и переехала в скромную квартиру в Аббасийе. Когда моя мать навещала её, то вернулась и рассказала, насколько та в плачевном состоянии: эта дама, которая жила в невообразимой роскоши. Помнишь?
Конечно, он помнил это. Или Исмаил думает, что он забыл? Он помнит всё: и сад, и беседку, и счастье, что пело свои трели в воздухе. Он помнит и радость, и печаль. Да, тогда это была настоящая печаль. Слёзы стояли в его глазах. После этого он не имеет права оплакивать кофейню Ахмада Абдо, которая находится под угрозой исчезновения. Всё перевернулось с ног на голову.
— Это печально. Ещё более печально то, что мы не выполнили долг и не выразили свои соболезнования. Интересно, Хусейн ещё не вернулся из Франции?
— Он, несомненно, вернулся сразу после этой трагедии, как и Хасан Салим и Аида. Но никого из них нет сейчас в Египте.
— И как же Хусейн мог вернуться обратно во Францию, оставив свою семью в таком положении? И на что он живёт после банкротства отца?
— Я слышал, что он там женился. И вполне вероятно, что он также нашёл работу в течение столь долгого пребывания во Франции. Я ничего об этом не знаю. Я же не виделся с ним с тех пор, как мы попрощались с ним. Сколько с тех пор прошло?… Десять лет примерно. Не так ли?.. Это же так давно было. Но насколько это меня расстроило!
«Да, насколько… насколько». Слёзы всё ещё были заперты в глубине души Камаля. Глаза его словно с тех пор и не раскрывались, покрывшись ржавчиной. Сердце его истекало слезами скорби. Он вспомнил, что это самое сердце выбрало своей эмблемой скорбь. Теперь эта новость так его потрясла, что настоящее полностью отошло для него на задний план, обнаружив прежнего человека, который питал истинную любовь, как и истинную скорбь. Неужели таков конец той старой мечты? Банкротство и самоубийство?!.. Как будто было предопределено заранее, что это семейство даст ему пример того, что даже боги могут пасть!.. Банкротство и самоубийство. А если Аида всё ещё живёт в довольстве благодаря положению её мужа? Что стало с её королевским высокомерием?.. Затронули ли эти события её младшую сестру?..