Как бы не так!
Шрифт:
— Возьмите, — сказала я.
— Обижаешь, — покачал головой «дядя Юра».
— Я от вас деньги принять не могу, и обсуждать здесь нечего. За подарки спасибо. Желаю вам здоровья. Вид у вас цветущий, но поберечься все равно не мешает. Всего доброго.
Юрий Петрович вознамерился что-то сказать, но я уже дверь распахнула, и им ничего не оставалось, как выйти.
— До свидания, — сказали они дружно. Я слегка удивилась, что верзила открыл рот, улыбнулась, кивнула и хлопнула дверью.
— Свалились на мою голову, — посетовала я и занялась уборкой.
Вечером
— И чего ты дурака валяешь? — набросилась она на меня. — Хочется ему поиграть в доброго дядьку, ну и на здоровье. Деньги ей, видите ли, не нужны. Не нужны, неси мне. Приму с благодарностью. Я из-за этого сукина сына тоже натерпелась… Нашла когда проявлять честность и принципиальность. На честных воду возят.
— На дураках, — поправила я.
— А нынче что честный, что дурак — одно и то же. Дядька одинокий, ты ему вместо дочери, пусть раскошелится. Баксов небось полны карманы, коли тыщами швыряется.
— Деньги эти он не своим горбом заработал, — усмехнулась я. — Скорее всего украл.
— А кто не ворует? Я вот, к примеру, в больнице лекарства беру, бинты, вату. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Кстати, ты тоже перчатки брала, на своей даче копаться. Брала?
— Ты, Наташка, дура совсем, — возмутилась я. — Сравнила…
— Не вижу принципиальной разницы. Воровство — оно всегда воровство… Чего-то мы не туда залезли… Старичок на благое дело потратиться хочет, не на водку и девок, а на молодое дарование.
— Ты точно дура, — кивнула я. — Во-первых, он не старичок, да и старички разные бывают, начнет с «дочки», а чем кончит, никому не ведомо. Нет уж, обойдусь без благодетелей. Хоть и не пожрешь икру ложкой, зато покой дорог.
— Да ну тебя, — отмахнулась Наташка. — В конце концов, он тебе действительно обязан. Повезло раз в жизни, спасла богатого человека, так чего ж от счастья рожу-то воротить?
— Слушай, может, ты его себе возьмешь? — не выдержала я.
— В отцы? Так я с радостью, но он мой вклад в общее дело принципиально не желает замечать. Ты у него спасительница.
Я покачала головой и стала пить чай.
В следующий раз Юрий Петрович появился через пару дней. Обошлось без сюрпризов. По телефону позвонил, и так жалобно, точно милостыню просит, сказал:
— Здравствуй, дочка, я вот тут неподалеку от твоего дома… хотел проведать.
Я вздохнула и сказала:
— Хорошо, заходите.
В квартире он появился с корзинкой в руках, за спиной маячил верзила. Лицо без выражения, взгляд пустой, жуть берет. Черт знает, о чей он думает… Может, прикидывает, как половчее меня освежевать.
— А ему сюда обязательно? — не выдержала я. Юрий Петрович слегка растерялся и на меня уставился, а верзила рот открыл и тихим голосом произнес:
— Обязательно, — и мне улыбнулся. Не скажу, что душу согрел, скорее поразил. Я начала прикидывать: каким он был ребенком? Ведь был же? И что с ним такое приключилось, что от его взгляда нормального человека начинает трясти? И родители у него тоже есть, по
крайней мере, были. Иного способа появиться на свет я просто не знаю.— Ты Колю не бойся, — брякнул Юрий Петрович. — Он…
— Да я помню, — перебила я. — У него душа добрая. Только пусть он на меня так не смотрит. Добрая у него душа или нет, а физиономия, извините, зверская.
Коля стал смотреть в угол. Юрий Петрович в кресле устроился и осведомился о моем здоровье. Здоровье у меня было хорошее, у него, как выяснилось, тоже. Тут он о корзинке вспомнил и нерешительно потянулся к ней.
— Я вот тут с гостинцами… не откажи…
— Юрий Петрович, — укоризненно начала я.
— Я ведь от души, дочка, — он вроде бы даже испугался. Мне стало совестно, я взяла корзину и отнесла ее в кухню.
Снеди в ней было на небольшую армию. Я только головой покачала, потом вернулась в комнату, толкая перед собой сервировочный столик.
— Что ж, чай вы не пьете, — сказала я. — Давайте пить коньяк.
— Не беспокойся, — начал Юрий Петрович, но я уже накрывала на стол. Он благодарно улыбнулся и по виду был счастлив.
— Садитесь, — кивнула я верзиле. Тот отделился от стены и сел на диван. Я зажмурилась, но диван выдержал. — Что ж, давайте за знакомство, — предложила я.
— За твое здоровье, дочка.
— И за ваше…
Мы выпили и стали закусывать. Юрий Петрович долго молчать не умеет, потому принялся меня расспрашивать: о родителях, о муже и вообще о жизни. Тайн из всего этого я не делала и отвечала без особой охоты, но и без раздражения.
Время от времени на Колю посматривала, испытывая от его близости некоторую тревогу. Он сидел слева от меня и разглядывал стену. Слышал нас почти наверняка, а вот понимал ли, с уверенностью не скажешь.
С момента нашей первой встречи в Цыганском поселке волосы его заметно отросли, но выглядеть лучше от этого он не стал. Я могла предложить лишь один способ сделать его симпатичнее: скомкать, как следует размять и слепить по новой.
Почувствовав мой взгляд, он повернулся. В расстегнутом вороте рубашки я углядела татуировку, довольно странную. То ли листья, то ли лапы диковинного существа тянулись от плеча к шее. Он усмехнулся, точно спрашивая: будешь продолжать осмотр? Мне стало неловко, в конце концов, он может действительно быть вполне нормальным парнем, и нечего его разглядывать, как обезьяну в клетке.
Я сосредоточилась на Юрии Петровиче. С моей родней мы к этому времени уже покончили, выпили еще коньячку, и он вдруг сказал:
— Дочка, ты вот Коле рассказывала, что человек в больнице был, меня разыскивал. А узнать его ты сможешь?
Я отодвинула рюмку и внимательно посмотрела на своего благодетеля. Он заметно опечалился.
— Смогу, — наконец ответила я. — И что?
— Ничего, — засуетился он. — Так спрашиваю.
— Вы, Юрий Петрович, дурака не валяйте и вокруг да около не ходите. Зачем вам этот человек?
Тут он усмехнулся, жестко, так что лицо мгновенно стало другим: добродушный дядька вдруг превратился в типа, которого плечом лучше не задевать.