Как бы не так!
Шрифт:
— У тебя отпуск когда кончается? — спросил он.
— Отпуск у меня большой, еще наотдыхаюсь.
— Тогда, может, к морю съездишь?
— Была я на море.
— А ты в другое место. Мир большой. Вот люди сейчас в Турции отдыхают, ты в Турции была?
— Нет. И не хочу. Не о том мы говорим, дядя Юра, — назвала я его так вроде бы в шутку, с языка сорвалось, а вышло вполне душевно. Он улыбнулся.
— Давай-ка собирайся ко мне в гости, не хочешь надолго, так хоть на полчаса. Поговорим о том о сем, глядишь, и придет умная мысль в голову, как нам от бед избавиться.
Жил
Преобладала здесь частная застройка. Встречались дома ничем не примечательные, но были и настоящие дворцы.
Дом Юрия Петровича выглядел совершенно особенным. Двухэтажный, деревянный и весь резной. Две башенки, стрельчатые окна, огромная веранда и крыльцо как в русском тереме. Декорация к сказочному фильму. Впечатление слегка портил гараж в полуподвале с двойными воротами. Забор и калитка под стать дому — резные, добротные. Я только головой показала:
— Неужели вы сами?
— Нет, дочка, куда мне. Не дал Бог такого таланта. Художника одного дом. Художник по осени за границу уехал, в пожизненную командировку, а я вот купил. Нравится?
— Красиво, — кивнула я.
— Hy вот видишь, — обрадовался дядя Юра, и мы вошли в дом. Здоровяк Саша остался в машине.
Надо полагать, дом Юрий Петрович купил вместе с мебелью. Все здесь было дорого и подобрано с большим вкусом. Сам хозяин выглядел среди этого великолепия как-то невзрачно.
— Вот здесь я и живу, — указал он на одну из комнат. — А в остальных мыши бегают.
— Правда мыши? — удивилась я.
— Нет. Шучу. Кота завел, так он, бедный, здесь заплутался, орал полночи, словно его режут. Потом и вовсе пропал, пока я по больницам мыкался. Ты, дочка, не стесняйся, будь как дома. У меня здесь много чего есть. В подвале сауна, а в саду баня, наша, настоящая. Может, соберетесь с друзьями отдохнуть, я только рад буду.
— Дом у вас замечательный, — согласилась я, стоя на веранде. Отсюда открывался прекрасный вид на старый город.
— Дом-то хороший, только одному в нем тоска. По молодости все не о том думал, все рвался куда-то, а теперь… и рад бы в рай, да грехи не пускают. Выходи, дочка, замуж, детей заводи, чтоб в старости внуков на коленях держать, а не кота бродячего.
Ответить на его слова мне было нечего. Конечно, он прав, но не внуки меня сейчас заботили. Он обещал поделиться идеей, как от неприятностей избавиться, но что-то не спешил.
Через полчаса стало ясно, что идей у него не больше, чем у меня. Я совершила увлекательную прогулку по дому и прилегающему к нему саду и заторопилась домой. Юрий Петрович отговаривал, но я осталась непреклонной. От машины с шофером тоже отказалась и отправилась на такси. Но поехала не домой, а к Наташке.
Она бродила по квартире нечесаная, злющая и на меня смотрела хмуро. Я налила себе кофе, устроилась на диване и стала смотреть в окно.
— Чего надумала? — спросила Наташка.
— Ничего.
— А с дядькой своим разговаривала?
— Разговаривала.
— Помочь
обещал?— Конечно. Ты мне поможешь, а я тебе помогу, В общем, давай поможем друг другу.
— Ну? — нахмурилась Наташка. — Отчего ж не помочь хорошему человеку?
— Как ты думаешь, для чего они хотят найти типов, что к нам в больницу приходили?
— Это просто, — усмехнулась Наташка. — Скорее всего дядечка не знает, кто в него стрелял. Потому и нужны ему эти люди. Они, вероятно, просто исполнители, но через них есть шанс выйти на заказчика. — Я смотрела на Наташку с уважением, она выпятила грудь и улыбнулась пошире.
— Голова, — вздохнула я.
— Такое дерьмо увидишь и в самом задрипанном боевике. Так что зря хвалишь. Ты любишь Спилберга, а я мордобой. Вот и умнею.
— Оно, может, и так, в смысле ума и ситуации в целом. Но он переигрывает.
— Кто? Твой дядька? Что значит «переигрывает»?
— А то и значит. Одинокий, несчастный, ласковый, одним словом: добрый дедушка. А это не правда. Можешь смеяться сколько угодно, но я чувствую.
— Чтоб я над твоим чутьем смеялась? Да никогда. Ты на Пашку раз взглянула и сказала «придурок», все так и оказалось, только я на тот же диагноз восемь месяцев ухлопала. Хотя, может быть, зря ты к нему придираешься? Человек ты у нас начисто лишенный сентиментальности, а дядька, если мент не заливает, в тюрьме отдыхал немало годов. А зеки народ интересный, ты их песни послушай: сплошные слезы. Мама, под окном акация; прощай, любимая. Еще про сирень под окошком очень уважают… Так что некоторая слезливость вещь для них вполне обычная.
Я продолжала смотреть в окно, слушая Наташку вполуха. Она подошла, села рядом и позвала:
— Эй, ты где?
— Здесь. Не могу понять, что ему от меня надо. А ведь что-то надо, Наташка.
— Меня больше тревожит нападение в подъезде… Слушай, ты ведь не думаешь, что он сам это подстроил?
Я пожала плечами.
— А смысл?
— С понедельника иду в отпуск. Может, нам в самом деле куда подальше отправиться? А оплатит круиз твой дядька, по справедливости просто обязан.
— Бегство ничего не решает. Вернемся, а проблемы останутся. Здесь надо в принципе разбираться.
— Я так не умею, — заявила Наташка. — А может, стоит ему помочь, то есть опознать этих типов, что в больнице были?
— Дура ты, их же убьют.
— Почему?
— По кочану. А еще боевики любишь.
— Ну и убьют… — обиделась Наташка. — Лично я знаю одно: наши предки были людьми мудрыми, а у них на этот счет существуют точные инструкции — своя рубашка ближе к телу.
— Я не хочу быть замешанной в подобных вещах, ты понимаешь?
— Конечно, понимаю. Только ты уже влезла по уши. Чего б тебе не оставить старичка на лесной дорожке, добраться до квартиры и спокойно позвонить в «Скорую», мол, лежит некто неприбранным, движению мешает.
— Не добивай, — вздохнула я.
— Не буду.
В родной подъезд я входила с опаской, поднялась на второй этаж и вытаращила глаза: на месте моей многострадальной двери, обитой светлым дерматином, изрядно ободранным жившим у меня пять лет псом по кличке Топа, находилось железное чудовище, с глазком и тремя замками, ключей от которых у меня не было.