Как целует хулиган
Шрифт:
– Теперь, я надеюсь, едем? – подавая ему тряпку, поёжилась от речной прохлады Маринка.
– Как? Ты же видишь, не заводится.
– В смысле, не заводится?! И что теперь?
– Да ничего. Сейчас пойдём с тобой на крышу, выпьем шампанского, посмотрим закат. Потом попробуем завести ещё раз. Может, получится. Так бывает, серьёзно. А если и тогда нет, то будем сидеть всю ночь под открытым небом, целоваться и загадывать желания на падающие звёзды. М?
Смотрел на неё с хитрой усмешкой, и до Маринки вдруг дошло.
– Ты врёшь, да? Она, на самом деле
Данила, смеясь, пожал плечами:
– Не веришь, попробуй сама заведи.
А на его наглой роже вот такенными светящимися буквами было теперь написано: «Да, я развёл тебя, дерзкая. И чё?»
– Да пошёл ты, дебил! – в сердцах швырнула она в него бутылку с остатками воды и решительно пошла по дороге в сторону дач.
На склон забралась сильно запыхавшись. В паре шагов за спиной шёл Данила.
– Ну ладно тебе, Марин! Ну пошутил. Пошли обратно!
А она упрямо шла через балку к дачам и молчала. Когда дошла, на остановке уже не было ни людей, ни автобусов.
– До семи они ходят, Марин, точно тебе говорю. А уже почти восемь. Хорош дурить, пошли обратно.
– Не может быть, чтобы до семи! Слишком рано.
– Ну хочешь, я у местных узнаю. Ты только не уходи никуда, я быстро.
А куда она, спрашивается, могла уйти? Сидела на покосившейся лавке, смотрела, как стремительно гаснет небо и думала, как быть. Хорошо хоть папа на дежурстве. Но вообще, очередной залёт перед Оксанкой, конечно.
Когда, минут через пятнадцать, из-за поворота дачной улицы показался Данила, она демонстративно свернула голову в другую сторону. Господи, ну вот как её угораздило с ним связаться? И как теперь отделаться, если он реально без тормозов?!
– Я же сказал, до семи ходят! – ещё издали крикнул он. – А другая ближайшая остановка аж на кирпичном заводе, а это аж за соседним массивом. Там последний автобус в полдевятого, но туда идти минут сорок, пока дойдёшь, и он уже уедет. – И, присев перед ней на корточки, протянул вдруг полные пригоршни малины. – Смотри, малинка для Маринки. Сладкая, как ты. Бери!
«Диетическая» – тут же прозвучал в её в голове шёпот Кира, и она до боли прикусила губу, чтобы не расплакаться. Данила, заглядывая снизу-вверх в лицо, легонько погладил запястьем её колено:
– Капризуль, ну хорош ломаться, а?
Маринка поджала ноги, уводя колено из-под касания. Слишком тёплого, слишком ласкового. Слишком близкого.
– Отвали.
– Марин...
– Отвали, я сказала!
Злее, грубее, обиднее. И Данила вдруг высыпал малину ей на колени и припечатал к ним ладонями:
– Угощайся, дерзкая!
Она вскочила.
– Ты совсем охренел?! Идиот!
А он дёрнул её на себя и впился поцелуем в губы. Маринка сопротивлялась так отчаянно, словно от этого зависела её жизнь, но Данила перехватил запястья и заломил руки за спину, прижимая Маринку собою к дырявому простенку автобусной будки. Она вцепилась в его наглый язык зубами, и Данила отпрянул, зашипел:
– Ты чего творишь, дурная?
– Хочешь знать, почему у нас ничего не получится? – сквозь слёзы прошипела
она, – потому что у меня уже есть парень, понял!– Чего? – замер Данила. Долгих секунд тридцать испепелял её недоверчивым взглядом глаза в глаза. Сощурился: – Кто у тебя есть?
Говорил вроде спокойно, но Маринка испугалась. Таким злым она его ещё никогда не видела.
– Парень. – Осторожно выдернула руки из захвата. – Давно, уже почти год.
– Не понял... А я тогда кто? Пёсик на поводочке?!
– Не знаю... Просто друг. А это всё... всё что было – это ошибка, и ты должен уйти!
Данила рассмеялся, но это был страшный, жёсткий смех.
– Ошибка, значит? Уйти?! – Склонился к самому её лицу. – А вот хрен тебе! Сначала я его урою, а потом посмотрим. – Презрительно скривился. – А вообще ты, Марин... сука!
Она наотмашь лупанула его пощёчиной и, отпихнув, бросилась по дороге. У поворота остановилась:
– Только тронь его, понял! Только сунься! – задохнулась от беспомощности и слёз.
– И что тогда? – агрессивно раскинул он руки. – Папе пожалуешься? Давай! Давай, давай, вали, жалуйся! Но всё равно моя ты, поняла?! Захочу, ни одна тварь вообще к тебе не подойдёт, никогда!
Минут через двадцать он догнал её на своём долбанном жигулёнке. Посигналил, выглядывая через пассажирское окно:
– Садись! Садись, я сказал!
Она показала ему средний палец и ускорила шаг. Он заехал чуть вперёд, выскочил из машины.
– Слышь, я сказал, садись! Садись, дура, домой отвезу, сама полночи идти будешь!
Она показала ему уже два средних пальца, близко, практически ткнув в лицо, и пошла дальше.
На остановке кирпичного завода уже, конечно же, было пусто. Звонко стрекотали сверчки, и горланили лягушки. Благо луна была яркая и небо чистое, а иначе вообще ничего не видно. Звёзд на небе – море! Только кому они, нахрен, нужны.
Все почти полтора часа дороги до первой остановки в черте города, Данила еле-еле плёлся следом за Маринкой, иногда сигналя и уже по-хорошему упрашивая не страдать хернёй. Но она игнорила. На остановке удачно успела добежать до отъезжающего последнего автобуса. Потом сидела у окна и делала вид, что не замечает едущего параллельно им жигулёнка.
Как теперь быть, что делать? И главное – как её угораздило так ошибиться в нём? С чего она взяла, что он нормальный?
Что делать, блин, что делать...
Выходя на своей остановке, увидела, как Данила бросает там машину и, пристраиваясь чуть поодаль, провожает до самого дома.
– Марин! – окликнул он её возле самого подъезда. – Марин, погоди!
Она хотела было сбежать, но вдруг остановилась. Резко развернулась к нему.
– А знаешь, ты правильно сказал – пёсик на поводочке. Вот только не я тебя на него посадила! Ты сам. И зачем тебе это, я не знаю. Но если ты и правда думаешь, что избив моего парня или, там, окончательно достав меня преследованиями, сможешь расположить меня к себе, то это просто смешно, Дань! Просто успокойся, ладно? Ты и так получил от меня гораздо больше, чем думаешь!