Как целует хулиган
Шрифт:
В итоге, мужики вошли в положение, сняли деталь с одной из местных машин, за обещание, привезти такую же, но новую через неделю.
К своему дому Данила подъехал около половины десятого. Устал безумно, пока ехал – клевал носом и моргал всё медленнее, а теперь вдруг ударило по мозгам волнением, и куда усталость делась! Что-то типа второго дыхания.
В квартире было грязно и затхло – почти как в тот раз, когда вернулся из армии.
Залез в душ, и пожалел – второе дыхание словно растаяло под горячей водой. Тут же неумолимо, просто адски потянуло в сон.
Ревностно осмотрев тюльпан,
К заветному дому подъехал уже минут через десять. Остановил жигуля на задах, возле забора детского сада, прямо напротив окна Маринкиной комнаты. Вышел.
Народ уже вовсю отмечал – горел в окнах свет, мигали гирлянды, то там, то сям взрывались петарды, и вообще было как-то суетно, приподнято... А он стоял один в кушерях за домом, и понимал, что... боится.
Столько глупых, несбыточных надежд вложено в эту поездку, а серьёзно подумать, чего хочет-то в конечном итоге, на что рассчитывает – даже времени не нашлось. Слишком спонтанно всё случилось.
Испортить людям Новый год, заявившись вот так, прямо в канун? Вообще, идея дурацкая, конечно. Но больше всего замыкало от понимания, что стоит в шаге от полного краха. Вот сейчас Маринка увидит его и окончательно пошлёт нахрен... И всё. И о чём тогда мечтать, на что надеяться дальше?
Не говоря уж о том, как жалобно скулила гордость, когда в ушах начинал звучать дерзкий голосок: «Ну чего ты за мной ходишь? Ты даже не пёсик на поводочке. Ты тряпка!»
Кстати, да. У неё ведь наверняка уже кто-то есть. И почему он даже не подумал об этом раньше?
Нахер он вообще сюда припёрся? Цветочки, романтика, блин. К чёрту всё!
А сам всё не уезжал. Не мог.
Ну вообще, никто же не говорит об отношениях, да? Просто поговорить. Может, объясниться. Разойтись, в конце концов, по-человечески.
Разойтись, блин... А что, до сих пор не разошлись, что ли?
И в этот миг в Маринкиной комнате вспыхнул свет. За неплотными шторами мелькнул силуэт: прошёл в одну сторону, в другую. И снова мимо окна. И снова обратно. Суетливо, быстро. Ещё бы – минут через тридцать уже куранты!
Пульс шкалило. Казалось – голова гудит, как домна, от пышущего в груди жара. Короче, или сейчас, или...
Свет в окне погас.
Ну и всё. Вот и стой дальше, лошара!
А свет, вдруг, снова вспыхнул. И Данила, не думая больше, запульнул в окно снежком.
Пауза... Кураж по венам. Пробивает вдруг на дебильное ха-ха от мысли, что в комнате, вообще-то может оказаться и не Маринка, а опер Иванов – то-то он обрадуется гостёчку...
Свет снова погас. А ещё через мгновение шторы опасливо раздвинулись, и в тёмном окне показалась Маринка.
При виде неё сдохнуть захотелось от радости! Но Данила лишь сунул руки в карманы и вальяжно расправил плечи. Тут же ругнулся на себя: «Рожу попроще, понторез, блин, долбанный...», но это было сильнее него. Пёрло изнутри, из-под шелухи и скорлупы. И как с этим бороться, если вот это – и есть он?
Небрежно мотнул головой, мол: «Выдь-ка на пару сек, сказать кое-что надо»
А Маринка просто сбежала. Может,
за папой, может тупо не стала связываться, может так и не поняла, что там за чёрт под окном топчется...Минута, две, пять... Ну и что дальше? Сунуться через дверь, или и так всё понятно? И вот казалось бы – это так просто... Но твою же мать, как сложно!
В задумчивости вернулся за руль, запустив движок, врубил дальний свет. И обалдел: прямо по курсу, прикрывая глаза рукой, стояла Маринка.
«Привет–привет» – в тон друг другу, небрежно и слегка свысока. Сидели в жигуле и тупо смотрели в лобовое прямо перед собой. Разговор не клеился. Молчание давило. Вот блин...
Маринка слегка поёжилась, натягивая коротенький пуховичок на коленки в нарядных ажурных капронках, и Данила с готовностью дёрнулся к печке.
– Холодно?
– Нормально.
Развернулся в пол-оборота, демонстративно уставился. От неё приятно пахло духами и слегка мандаринами, подвитые волосы распущены по плечам, длинные ресницы хлоп-хлоп. Профиль такой милый: этот носик, губки капризным бантиком. А вот взгляд упрямо в сторону.
– Я... – скованно усмехнулся Данила, – я, если честно, не надеялся даже, что из дома выйдешь. А уж что подсядешь...
– Да просто интересно стало, зачем заявился, – не отрывая взгляда от чего-то там в темноте за стеклом, дёрнула она плечами.
Данила прикусил губу. «Заявился» значит, да?
– Да тоже так, мимо ехал, и просто вспомнил кое-что...
Помолчали.
– Ну? – не выдержала любопытства Маринка.
...Ох и сгрёб бы он её сейчас в охапку и как тогда, на вокзале – пусть разок, но взасос и от души!
– Помнишь, ты говорила, что тюльпаны любишь?
– Пфф! Это я тебе назло сказала, а на самом деле, терпеть их не могу! Самый бестолковый цветок – ни красоты, ни запаха...
И вдруг осеклась. Резко повернулась к Даниле. Взгляд глаза в глаза... И одновременно сорвались с места, переваливаясь через спинки кресел на заднее сиденье.
– Не смей! – оттаскивала она его назад, молотила по спине и плечам, но Данила опередил, схватил проклятую колбу и вышвырнул в темноту.
Звякнуло, разбиваясь об забор садика, стекло.
– Ты... – задохнулась Маринка, – ты идиот ненормальный! Понял?!
Выскочила из машины. Данила что есть мочи сжал руль, но не сдержался, замолотил по нему кулаками, выплёскивая всё, что накопилось... Как тупо, бля, как всё тупо! Просто мандец...
Выскочил вслед за Маринкой.
Опустившись на колени прямо в сугроб, она бережно держала в ладонях оторвавшуюся головку тюльпана и всхлипывала. Данила растерялся.
– Ты это... Не сиди на снегу.
Она не отреагировала.
– Слышишь? – потянул за рукав. – Встань! Да встань, я сказал, задницу застудишь! – подхватил её подмышки, поднимая.
– Пусти! Пусти! – закричала она. – Ты... Ты хоть понимаешь, что со мной было?! Хоть раз задумался, каково мне было?!
Ну что ж. Получи, распишись, Хулиган. Время собирать свои дерьмищные камни прошлого.
– Марин, я не знал! – попытался он зажать её в объятиях – пусть против воли, но лишь бы не сбежала. Только не на этой ноте! – Клянусь, не знал! Если бы я знал... Да я... Я бы за тебя...