Как дружба с недружбою воевали (Время учеников-3)

Андрей Т. стоял и молчал, поглаживая ладонями щеки. Он чувствовал багрянец стыда и острые иголочки совести, пронзающие изнутри сердце. Уж он-то отлично знал, кому приснилась вся эта нежить, все эти ходячие пугала и разлагающиеся на глазах трупы. Но почему они воплотились в явь? И почему они оказались здесь? И не связано ли его прибытие в Заповедник с этой похоронной командой, которую он сам когда-то и породил? А ГенкаАбрикос лишь наживка, на которую его сюда приманили.

ГЛАВА 6

Пока он обо всем этом думал, в броуновском движении по коридору наметились целенаправленные потоки. Загуляли по толпе шепотки; те, кто побойчей да понахальней, уже расталкивали локтями соседей и спешили куда-то вдаль.

Давешний общипанный петушок, что работал при Дадоне в охране, щёлкая прозрачными крылышками, перелетал с головы на голову и кричал простуженным криком: "Дорогу! Дорогу ветерану охранных войск! У меня бронь! Я имею право, право, право... кирикуку!.." Его бодали, его хватали, но он не давался в руки, отмахивался, отклёвывался и нахально пёр через головы.

Слон, как большой таран, прокладывал себе лбом дорогу; маленькая стервозная собачонка, видимо, та самая Моська, кусала исподтишка окружающих, тявкала на них мелко и злобно и пряталась под слоновьей тушей.

Мимо Андрея Т. проскочил какой-то бойкий чертёнок; лоб его пересекала бандана; хвост был завязан бантиком; к синей негритянской губе прилепилась замусоленная цигарка; но не это удивило Андрея, не это его вывело из себя. "Спидола"! Памятник его отроческой отваги. Маленький допотопный приёмничек, принявший на себя когда-то смертельный удар Кобылыча и выживший, дотянувший до сегодняшних дней. У чертенка в когтистой лапе был его спасительный талисман.

Спиха! Спидлец! Спидолушка! Андрей Т. чувствовал себя подлецом. Как он мог позабыть о Спихе! Да, оправдания были - вихрь неожиданных впечатлений, безумная обстановка вокруг, безумные эти встречи и разговоры... Нет, не было ему оправданий!

Он ввернулся коловоротом в толпу и устремился за бесовским отродьем.

Чертёнка он разглядел не сразу. Тот был наглый, черный и голый, а таких в спешащей толпе было, почитай, большинство. Наконец он его заметил, вернее заметил сначала хвост, завязанный модным бантиком; Андрей Т., не сильно смущаясь, ухватил чертяку за хвост и намотал его на запястье.

– Стой!
– сказал он чертёнку.
– Нехорошо зариться на чужое.

– В чем дело, дядя?
– Чертёнок слегка опешил. К разговорам на моральные темы он явно был не приучен.
– О чём базар? Я что, корову твою украл?

– Приёмник, - Андрей Т. показал на "Спидолу", - он разве твой? Ну-ка, отвечай честно: как он к тебе попал?

– А, это...
– Чертёнок недоумённо посмотрел на приёмник.
– Надо же, изза такой рухляди здоровья человека лишать! Хвосты ему отрывать с корнем! А еще говорят - черти! Злые, неумытые, вредные. Да вы, люди, по сравнению с нами, чертями, - как акулы по сравнению с морскими свинками.

– Ты чего это к малолетке пристал?
– Рядом уже толклись любопытные. Толстый одноглазый верзила с заросшей щетиной физиономией почёсывал волосатые кулаки и искоса поглядывал на Андрея: - Думаешь, раз большой да богатый, так, значит, можно над сирыми и убогими измываться?

– Граждане, это не я. Это он у меня "Спидолу" украл. А я ничего, всё честно. Да чертёнок вам и сам подтвердит. Ведь, правда, это моя "Спидола"?

– Не брал я никакую "Спидолу". Это тятька мне на Вальпургиеву ночь подарил. Вон и дырка в ней - моя дырка. Специальная, чтобы подглядывать, когда в прятки водишь.

Андрей Т. буквально остолбенел от такого поворота событий. Нахрапистое хамство чертёнка, перемешанное с откровенным враньём, лишило Андрея сил. Он даже хвост выпустил из руки, а зря. Чертёнок только того и ждал. Он пыхнул табачным дымом, сделал Андрею нос и растворился в толчее коридора. Вместе с несчастным Спихой.

Звонко пропел звонок. Все заголосили, затопали, толпа подхватила Андрея, протащила его по коридору волоком, пропустила через мясорубку дверей и выбросила помятого, но живого, в освещенный актовый зал.

Зал был наполнен зрителями. Они гроздьями свисали с балконов, запрудили тесный партер, некоторые устраивались в проходе на малиновой ковровой дорожке и маленьких раскладных стульях.

Звонок пропел во второй раз, затем в третий, последний, но шум в зале не утихал. Наконец, на ярко освещённую сцену вышел знакомый Андрею кот. Тот самый, которого он спутал с Мурзилой. На нем был бархатный зелёный кафтан, на голове шляпа с павлиньим пером, из рукавов торчали длинные кружевные манжеты, задние лапы утопали в ботфортах с широкими блестящими пряжками, за поясом из морёной кожи был заткнут жуткий разбойничий пистолет с раструбом на конце ствола. Кот грозно оглядел зал. Публика вела себя вызывающе. Тогда он вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Зал наполнили грохот, дым и огонь. Публика зааплодировала. Когда аплодисменты утихли, кот заткнул пистолет за пояс и объявил программу.

Андрей Т. сидел в середине зала, ряду, примерно, в десятом, стиснутый с обеих сторон угрюмыми подозрительными субъектами. Кота он слушал вполуха, все больше косясь на соседей и на всякий случай подстраховывая карманы, хотя, кроме горстки мелочи да пары полинялых десяток, в карманах ничего не было.

Эти двое, между которыми он оказался, оба были бледные и худые и похожи друг на друга как две капли воды. Лица их были рыбьи, губы сильно вытянуты вперед и постоянно будто что-то жевали. И запах от них шел рыбий, и это последнее обстоятельство раздражало Андрея Т. больше всего. Пересесть он уже не мог, зал был набит битком, да и эти, что его подпирали, при малейшей попытке Андрея хотя бы пошевелиться, вдавливались в него плотнее и держали в жёстких тисках.

Программа, которую огласил кот, была какая-то дробная и размытая. Никакого определенного стержня в предлагаемых на вечере номерах Андрей, как ни старался, не уловил. Возможно, его отвлекали соседи. Все, что происходило в зале, называлось очень длинно и вычурно: "Плановое ежегодное отчётно-показательное концертно-массовое мероприятие..." и так далее. Что "так далее", Андрей Т. не запомнил.

Из объявленных котом номеров ему запомнились следующие:

"Падение Икара", театрально-мифологическая сцена; "Полёт шмеля", музыкально-драматическая композиция; "Папанинцы на льдине", вольная сценическая интерпретация народной былины; "Ёлка в Сокольниках", балетная композиция; "Рассвет над Елдыриной слободой", оратория для хора и балалайки с оркестром, часть первая и вторая; "Амур и Психея", альковная сцена из Лафонтена. А также - в части "Массовые игрища и забавы" - соревнование по перетягиванию каната, бег в мешках, выливание воды на скорость, коллективное отгадывание загадок и прочие культурноспортивные мероприятия. Развлечения из части массовой должны были равномерно перемежаться с выступлениями самодеятельных коллективов.

Вечер обещал быть насыщенным. Единственное, о чем сожалел ведущий, - так это об отсутствующем директоре. Но возможно - кот особо выделил это слово - возможно, господин директор и будут. Если сложатся соответствующие метеоусловия. А пока его заменит уважаемый господин Пахитосов. Кот коротко и вяло проаплодировал.

Откуда-то из-за левой кулисы на сцену выкатился тот самый хмырь, что принимал Андрея Т. в канцелярии. Он весь был расфранчённый и расфуфыренный, в строгом костюме с блёстками и с зачёсанными на пробор волосами. Он раскланивался и расшаркивался и посылал в зал воздушные поцелуи, как какой-нибудь третьесортный конферансье из окраинного Дома культуры. Поюродствовав пару минут на сцене и бросив в публику невнятные поздравления, он сбежал по лесенке в зал и устроился где-то в первом ряду партера.

Вслед за ним покинул сцену и кот.

Представление началось.

На сцену вышли два странных малых. Один был лысый, с пристяжной бородой, другой - стриженный под горшок подросток; оба были в мятых рубахах, перехваченных в поясе ремешками. Тот, что был лысый и с бородой, нес в руках какую-то ветошь. У второго руки были пустые. "О сын мой, - сказал лысый и бородатый, - ты знаешь, что я великий изобретатель. Это я изобрел топор, штопор и паруса. А этой ночью, пока ты спал, я изобрел крылья, чтобы летать, как птица. Вот они". Лысый протянул свою ношу стриженному под горшок пареньку. "О отец мой, - отвечал ему паренёк, - я поистине восхищен божественной смелостью твоего ума, но в одном я смею с тобою не согласиться". Тогда взял слово лысый и бородатый. Он трагически наморщил лицо и сурово обратился к подростку: "О сын мой, в чем же причина твоего со мной несогласия?" Молодой человек потупился. Он покрылся краской стыда. Он готов был провалиться сквозь сцену и активно это показывал, большим пальцем правой ноги ковыряя под собой пол. "Ну же?" - торопил его с ответом изобретатель. Наконец, выдержав паузу, молодой человек решился. "О отец мой, - сказал он с пафосом, - ты сказал, что этой ночью я спал. Ты не прав.
– Он посмотрел на отца.
– Всю ночь я овладевал знаниями". Он вытащил из-за пазухи книжку с таблицами логарифмов и торжественно помахал ею в воздухе.