Как избавиться от наследства

Его лицо было в паре сантиметров от моего лица, я видела лишь глаза, в которых плескалась неразбавленная тьма.

Напряжение на грани безумия. Ненависть. Жажда. Бешеный пульс. Его вздувшиеся вены на висках, мое учащенное дыхание.

Мы застыли на миг, глядя в глаза друг другу. А потом он рывком прижался ко мне, вдавил в себя. Твердые губы накрыли мой рот. Деймон целовал с напором, словно утверждаясь, подавляя любую попытку сопротивления, вторгаясь в рот языком, прикусывая нижнюю губу.

И держал при этом железной хваткой: ни вырваться, ни пошевельнуться. А я… на секунду замерла. А потом ответила. Да, я ненавидела его. Хотела врезать еще раз, а лучше придушить… Но еще я осознавала — эти чувства выросли из другого, более глубокого, что пустило корни в моем сердце. Нет страшнее болезни, чем любовь. И, кажется, я сейчас была больна. Больна одной темной сволочью.

В нашем поцелуе не было нежности, зато вдосталь ярости, будто мы хотели забраться друг другу под кожу, стать друг для друга воздухом.

Его рука скользнула мне под подол, прошла от колена вверх до бедра, замерев на талии. А я почувствовала, что там, где кожи касались его пальцы, остался огненный след. Да я и сама была пламенем. В моих венах бурлила не кровь, а жидкое пламя.

Деймон на миг оторвался от меня, выдохнул, словно пытаясь совладать с собой.

— Кэр, я не могу. Я дышу лишь тобой, думаю только о тебе. Не знаю, что это, безумие моей магии, которая сейчас течет по твоим жилам, или ты действительно моя единственная ведьма… Мне все равно.

Мне тоже было сейчас все равно. Я сдалась.

Его губы нашли мои губы, неистово сметая, вминая, даря наслаждение и забирая разум. Не до мурашек, нет. До сумасшествия. Его прикосновения были важнее воздуха, жгли сильнее огня.

Частые вдохи и выдохи, бешеный стук сердца в груди, страсть, испепеляющая даже не тело, душу.

Нам обоим казалось, что если мы остановимся, то умрем.

Хвоя зашуршала под тяжестью наших тел.

Деймон целовал меня требовательно, дико, словно стремился взять в плен. И я сдавалась, покорялась его рукам, скользившим по ключицам, груди, животу.

Я выгнулась дугой, почувствовав его пальцы на внутренней стороне бедра. Мы ничего не говорили друг другу. Просто не могли. Нам было мало воздуха даже для вдохов. Моя разорванная сорочка отлетела в сторону. Дей рывком стянул через голову рубашку, едва не рыча от того, что пришлось оторваться на миг.

Прикосновения кожи к коже. Мои пальцы скользили по его спине, ощущая метины застарелых шрамов и новые рубцы…

И нам обоим было важно именно это: касаться друг друга. И в каждом прикосновении — сгорали, плавились, пылали. Нас трясло. Мы жадно цеплялись друг за друга. До ярости, до исступления.

В глазах Деймона билась тьма. Черное пламя, обещавшее сжечь нас обоих, если мы будем медлить хоть миг. И мы торопились. Неистово, не размениваясь на полутона. Мы слишком долго ждали. Ждали столько, что едва не опоздали найти друг друга.

— Кэр, — выдохнул Деймон.

Я почувствовала, как он вжимается между моих бедер. Мой стон. Его хриплый рык.

Я цеплялась за его плечи, подаваясь навстречу. Сплетение тел, единение душ, когда люди понимают: они друг для друга — единственные.

В эту ночь было потеряно все: невинность, честь, совесть… и моя ночная рубашка. Рубашку было особенно жалко.

Утром, когда начала заниматься заря, а голова наконец-то вспомнила о том, что ей вроде как полагается думать, а не витать в облаках, я, глядя на еловые ветви, произнесла:

— Как же я тебе ненавижу! Ненавижу за то, что люблю. За то, что ревную, за то, что не могу с собой ничего поделать, когда твоя чертова магия, которую ты вбухал в меня, привязывая душу к телу, тянет меня к тебе словно магнитом. И я не могу сопротивляться…

— Это не магия… — тихо и как-то обреченно пробормотал Дей. — Вернее, не только она. Я бы тоже хотел все списать на нее. Но знаешь… Если бы это было просто притяжение силы, то мне достаточно было бы одного твоего тела. И одной ночи. Но мне этого мало. Мне нужна ты вся, целиком, без остатка. В тебе больше нет моей силы: моя аура вобрала в себя все то, чем ты со мной сегодня делилась.

— Ты лжешь… — Я села и обхватила себя за плечи.

Хотелось прикрыться. Я поискала взглядом сорочку. Она обнаружилась на одной из веток. Потянулась к ней, но Дей перехватил мою руку. Внимательно посмотрел на меня и отпустил.

— Кэр…

Я так и не сняла сорочку с ветки. Чернокнижник сжал кулаки, а затем медленно, с усилием раскрыл ладонь и… снял перстень.

— Это амулет, способный распознать ложь. Надевай. Я хочу, чтобы ты знала всю правду.

Если темный думал, что я благородно откажусь, то здорово просчитался. Я еще и протестировала артефакт несколькими вопросами.

Отодвинувшись от меня, чернокнижник приступил к рассказу.

Начал Деймон с того, что еще раз упрямо повторил, что меня любит. Амулет не возразил. Но тут возразила я, точнее, моя ревность, напомнившая о результатах «нелюбви» Деймона к Айлин…

— Кэр… — моментально теряя терпение, прорычал чернокнижник. — Я далеко не святой, и да, ночи предпочитал проводить не в одиночестве. Но это не мой ребенок.

Амулет опять согласно сверкнул зеленым.

Дей в сердцах и красках поведал мне правду.

Айлин действительно была беременна. Вот только от кого — большой вопрос. Любовников у нее, как выяснилось при допросе, оказалось целых трое, не считая Деймона. В том, что лэрисса не преуменьшила (ведь дамы обычно скромно умалчивают об истинных победах, тогда как мужчины склонны прихвастнуть), можно было не сомневаться: в службе дознавателей его темнейшество дилетантов не держал. Он ими кормил здоровенную саламандру, что жила в его камине. Надо ли говорить, что серомундирные рьяно и постоянно стремились повысить свою квалификацию?

В общем, дознаватели выяснили, что ребенок у красавицы Айлин был. Вот только отцом его был не Деймон, а его троюродный брат, который, в отличие от Дея, был не столь аккуратен с противозачаточными заклинаниями.

— Так это твой кузен? Зачем?

— Айлин просто пошла ва-банк, — сухо усмехнулся темный. — Заклинание родства показало бы, что с младенцем мы кровники… Но, увы, за дело взялись серомундирные, а им плевать на деликатность, если получен приказ от его темнейшества. А владыка повелел разобраться во всем.