Как приручить дракона 2

Вслед за толпой кхазадок с баулами и двумя компаниями дембелей мы загрузились в электробус. Водитель, явно измотанный, влил в себя кофе из бумажного стаканчика и спросил несчастным голосом:

— До Мозыря остановки есть?

— Не-е-ет! — хором откликнулись все.

— Слава Господу! — на его мясистом лице засияла неожиданно добрая улыбка. — Тогда — поедем с ветерком!

И мы поехали. Сто километров в час водила держал точно, маршрутку мотало из стороны в сторону, встречные электрокары проносились мимо, как метеоры. Дембеля пели матерные песни и пили водку, кхазадки кудахтали на шпракхе и пытались подкормить дембелей то огурчиком, то вареным яичком. Пацаны были не против, и закусывали водку предложенными угощениями со смаком, не прекращая пение:

— Посылают в чужие края…

В едреня, в едреня, в едреня!

Маршрутка мчалась по трассе, и, несмотря на ночь, можно было разглядеть, как пошарпанная респектабельность земщины сменяется киберпанковым постапокалипсисом Мозырского Сервитута.

Спустя минут двадцать мы увидели и сам город.

Перед нами предстал мост через Припять — высокий, со сверкающими неоном арками и переливающимися всеми цветами радуги тросами. Его перила и опоры были расписаны люминисцентными граффити, которые отражались в реке, и казалось, что души многочисленных здешних самоубийц вьются над водой. Полыхало зарево голограмм над высотными зданиями офисов и гостиниц, которые расположились на поросших лесом холмах. Никогда не спящая набережная манила множеством кафешек, кабачков и притончиков, въезд в город — Примостовую — охранял полный тяжеловооруженных полицейских блокпост с бетонным дотом, на крыше которого водила туда-сюда хоботком орудия башня от старого танка — кажется, помнившего еще Корейскую войну «Чурилы».

— Я манал,- сказал Дядька. — Чуешь? Пахнет свободой!

— По мне так пахнет дерьмом, — откликнулся Чума.

Слева от нас как раз располагались очистные сооружения.

* * *

Мельник встречал нас тут же, на автовокзале за блокпостом. То есть — ждал он Чуму и Дядьку, но, увидев меня, сильно обрадовался:

— О! — заорал Олежа, по очереди всем пожимая руки и обнимая так, будто давно мечтал выдавить из нас все кишки. — Ты шо — тоже в дальнобои податься решил?

— Не, — сказал я. — Меня эти Биба и Боба в поезде поймали. Я по своим делам ехал.

— Ну и дурак, — с места в карьер заявил он. — Мы открываем контору по грузоперевозкам, особого толка… Водители — нулевки все как один. Наши, ветераны, из Поискового. Хтоническая доставка премиум класса, бронированные фургоны и внедорожники, лицензия на бортовое вооружение и прочий развеселый фарш. Будем гонять по всему богохранимому отечеству, от хребта Черского и Васюгана до Паннонской Хтони и Хунедоары! У меня уже пятнадцать водил, два юриста, логисты, бухгалтер и мехмастерские укомплектованы нашими пацанами. Закрытое акционерное общество «Зеро», понимаешь ли!

— И чего? — заинтересовался я, решив провести их до машины и надеясь прокатиться на халяву. — Есть заказчики?

— «Орда» готова подписать долгосрочный контракт, если мы будем поспевать за их объемами. Еще кое-кто из приграничных аристократов зашевелился: вокруг Кара-Кумов что-то назревает, ветеранов вербуют наемниками за хорошие деньги, так что и наша услуга будет пользоваться спросом. Возможность срезать через Хтонь и не слечь с мигренью, а потом обойтись без онкологии — дорогого стоит, а?

— Ага, — сказал я. — До «Орды» подбросите?

— Ну и дурак, — снова сказал Мельник, кажется, обидевшись. — Но я придержу для тебя местечко, может, передумаешь возиться с маленькими засранцами и решишь нормально заработать… Кстати! Тут одна девочка про тебя спрашивала. Хорошая, красивая девочка, между прочим! Ты ее знаешь, Вишневецкая. Обстоятельно так расспрашивала, так что я бы даже подумал, что она имеет на тебя виды.

— Но…? — оно точно было, это но.

— Но ты — это ты, Пепел. Если вы и общались где-то — наверняка ты засрал ей голову всякой мутью типа «тебе со мной будет непонятно, а мне с тобой неинтересно», да? Правда ведь, пацаны? Наш Пепел умник и молодец во всем, кроме того, что касается бабла и баб?

— Да-а-а! — обрадовались Чума и Дядька возможности меня поунижать. — С бабами Пепел — редкостный туебень. Садись на переднее сиденье, туебень, у тебя ноги иначе не влезут!

Мельник заржал, мы все расселись в его буржуинский заграничный полноприводный «Хорьх», и Олег с визгом покрышек рванул мимо хмурых полицейских вверх по серпантину.

Серпантин — на Полесье! Мозырь, такой Мозырь.

* * *

Честно говоря, меня уже рубило спать, когда я открывал двери «Орды». Шутка ли — час ночи, проснулся в пол седьмого утра, да и день был довольно придурочный. Тут кого угодно рубить начнет!

— МЫ НЕ КТО УГОДНО! — возмутился дракон. — МЫ СУЩНОСТЬ ВЫСШЕГО ПОРЯДКА!

Такой его выпад я проигнорировал и молча осмотрелся.

Здесь, в «Орде», как всегда было полно народа: снага и гоблины, люди и кхазады перекусывали, играли в карты, нарды и домино, пили ядреный кофе и пенное пиво, обсуждали какие-то важные вопросы. Изображения сарумановской белой длани тут были повсюду: на хоругви над барной стойкой, на мордах у местных орков, на шевронах у суровых, по-сталкерски экипированных мужиков, на передничках у симпатичных официанток…

А над дверью, прямо над моей головой, висела лошадиная шкура с намалеванным на ней ловцом снов.

Все это было престранно и очень интересно. В прошлый мой визит сюда я как-то не обращал внимания на такие детали, теперь же — мог себе это позволить. В конце концов, я приехал не по работе, а по делу глубоко и сугубо личному. Пройдя сквозь зал к барной стойке, за которой никого не было, я скинул рюкзак и уселся на один из высоких стульев.

— Здра-а-а-асть, — из-под прилавка вылезла страшная, как сама смерть, уручья рожа.

Уруки — они на самом деле очень страшные. Верзилы по два метра ростом, мускулистые, клыкастые, кожа — серая, взгляд вечно такой, как будто они уже присматривают, что бы такое из тебя вырезать и на сковородочку определить: эскалоп там, щековину или филейную часть. Еще вредные до ужаса, и с юмором у них беда.

— Рыжий-рыжий, — сказал урук и прищурился. — Конопатый.

Я молча сунул руку в рюкзак, вытянул за черенок МПЛ и ляпнул ее на барную стойку.

— Ять! — урук-бармен недоверчиво посмотрел на меня. — Что — серьезно? Лопатой? Дедушку? Да ну нах! Это что — реально про тебя песня? А можно я гляну? Я-а-а-ать, да она как бритва! Это ж ваще какое охренительное орудие убийства, просто — капитальное! Падажжи! Ты этот! Точно! Барбакан про тебя рассказывал! Ты этот — Жупелов! Золушкин! Огневушкин-Поскакушкин! Экстерминатус-Ангелович! Йо-о-олки, падажжи, щас вспомню, щас!

Он сначала пощелкал пальцами, потом постучал себя кулачищем по лбу так, что раздался гулкий звук, как будто стучат в железный бидон. Может, уруки и вредные, и с юмором у них беда, но вот их непосредственность и абсолютное нежелание притворяться и скрывать эмоции мне, вне всякого сомнения, импонировали. Такой не станет лицемерить: он или примет как родного, или свернет тебе одним ударом рожу на затылок и скажет, что так и было.

— Пепеляев, Георгий Серафимович, — кивнул я. — Я и есть. А где Барбакан?