Как приручить дракона 5

— А? Что? Пепеляев, ты с ума сошел? — она вскочила с бревна и уставилась на украшение в своей руке, и захлопала глазами. — Это что такое?

— Ну… А что ты видишь?

— Я вижу печатку с трехголовым драконом. Точно такой, как у тебя! И это не простая штучка, это… Откуда это? — он взяла — и примерила его, надела на безымянный палец правой руки, и перстень сверкнул на солнце. На лице Вишневецкой отразилось некое выражение щенячьего восторга, как у ребенка, которому подарили первую в жизни машинку на пульте управления. — Ты вообще представляешь себе, что…? Где ты…?

— Знаешь, в Горыньских подземельях было много всяких штук, и кое-что из них принадлежало старым хозяевам Вышемира — моим далеким предкам. Я проконсультировался с Прутковой: она сказала, что эти перстни из одной эпохи, плюс-минус двадцать лет между их изготовлением прошло. Наталья Кузьминична вот примерно с таким же выражением на них смотрела, как ты, а потом спросила только, кому я собираюсь «это» дарить. Ну, я сказал, что тебе, и она успокоилась!

— Знаешь, Пепеляев… — она подняла руку с перстнем на уровень глаз. — Какая проблема для магов стоит на втором месте после инициаций?

— Думаю, для большинства — жуткий снобизм и завышенная самооценка?
– не удержался я.

— О-о-о-о, эта проблема как храп — от нее страдают только окружающие, но не сам маг, — хихикнула Вишневецкая, а потом посерьезнела. — Главная проблема — это ограничения на объемы маны или, если угодно, саирины, которыми волшебники могут оперировать единовременно, и размеры условного «хранилища» маны. И вот эти два параметра — способность к оперированию и ёмкость хранилища, ну, и еще банальная образованность — и определяют мощь каждого отдельно взятого мага… Например, бабушка моя имеет талант к грандиозным огненным чарам, но — сравнительно небольшое хранилище. Один огненный смерч или призыв ифрита и — фить! Отдыхайте пару денечков. А вот дед — он круглые сутки может камнями швыряться или по потолку бегать, с его запасами это как мертвому припарка. Но, к примеру, десятиэтажку с места сдвинуть — это нет… Тут врожденных способностей к оперированию недостаточно…

— Но это не помешает ему за пять минут разобрать ту же десятиэтажку по кирпичикам и засыпать этими кирпичиками противника — по отдельности, да? — сообразил я.

— Именно! Ты у меня ужас какой сообразительный! — Ядвига в несколько шагов приблизилась ко мне, и я встал со ствола дерева. — А я уродилась в бабушку. Я очень-очень много чего могу, но — редко. В смысле… Вот до этого самого момента так было.

— А что изменилось? — я не мог не уточнить, при этом обнимая ее за талию и прижимая к себе.

— Да вот так уж вышло, что с этим перстеньком доступные мне запасы маны могут вырасти трехкратно! — выдала она. — И это только потому, что ты — глава полесской ветви рода — дал мне его добровольно. С подобными артефактами именно так оно и работает… Знаешь, любая молодая-перспективная волшебница из Сапег, Радзивиллов, Солтанов, Волк-Ланевских — любая бы из штанов выпрыгнула, только узнав о такой возможности! Ты ужасно завидный жених, честное слово!

— Это значит — да? — поинтересовался я, заглядывая ей в глаза.

— Хочешь — я его в речку выкину, а потом тебе «да» скажу? — девушка смотрела на меня не мигая, и даже перстень с пальца сняла. — Чтобы ты не думал, что я поэтому…

— Гос-с-споди, дурочка с переулочка! — я принялся целовать ее, она смеялась и уворачивалась. — Это ж потом ныряй, ищи! И это — будущая хозяйка моего дома, мать моих детей! Что за расточительность! И вообще — хочешь, я тебе второй дам, он мне без надобности…

— Э-э-э-э, что? — ясины глаза надо было видеть. — Это как?

— Ну вот, второй — у меня. Я все равно нулевка, так что… — предложение напрашивалось само собой.

— А давай, после того, как поженимся — это будет нашим супероружием? Прикинь! — она аж на месте запрыгала. — Они такие будут думать, что с нами справятся — а я им три раза Хляби Земные, а потом ты даешь мне перстень, и я еще три раза — Хляби Небесные! И-и-и-и! Надо будет проверить! Прикинь! Это ж Заславское водохранилище, не меньше!

— Да подожди ты! — я схватил ее в охапку. — Ты скажи — когда поженимся-то?

— В смысле? Понятно, когда — после выпускных экзаменов! — она посмотрела на меня с нескрываемым удивлением.

— Однако! — очнулся я. — Действительно, чего это я.

Получается, вот на эти короткие минуты я впервые за пятнадцать лет педстажа забыл, что я — учитель. Ну, надо же!

* * *

Глава 7 Демонстрация

Водяного я ухватил за жабры когтистою рукою и страшно ударил мордой о борт байдарки.

— Ты пошто боярыню обидел?!! — ничего более умного мне в голову не пришло.

Водяной оказался пакостливым хозяином водной Хтони, озерца с названием Чертовский Омут, что располагалось в Столинском уезде около деревеньки Ястребель. Если бы не разлив — мы бы никогда не добрались до него по протокам и мелиоративным каналам от Горыни, а так — запросто. Хтонь тут чувствовалась, но довольно слабенько, так что я решил похулиганить, обратился в чешуйчатое чудо-юдо и отправился чинить произвол, а точнее — защищать честь прекрасной дамы. Подумать только! Он прошлым летом у Яси эхолот экспроприировал, профилограф, флуорометр и еще какие-то штуки с заковыристыми названиями, от которых так и веяло флюгегехайменом.

И вот теперь, после того, как Вишневецкая его вежливо попросила отнятое вернуть, водяной ей показал дулю и более того — высунулся по самые чресла из воды и стал трясти своими скверного вида гениталиями! Гениталии рыболюда — зрелище странное и противоестественное, и терпеть его я был не намерен. Сразу стало понятно — с таким некультурным хозяином Хтони разговоры разговаривать бессмысленно, это вам на Мартышка! Так что я аккуратно снял одежду, оставшись в одних безразмерных шортах, дождался, пока зуд по коже пройдет, сменившись ощущением некой легкой бесчувственности, глубоко вдохнул — и нырнул в Чертовский Омут. Ну, и вытащил его, за жабры. С третьей попытки.

Так-то хозяин Хтони пытался со мной бороться, даже вырвался пару раз, но я насовал ему под водой кулаками по роже, а потом уцепился за брыли с жабрами — и мы всплыли прямо у лодки.

— Блеу-блеу-буль-буль-буль! — он лихо матерился еще минут пять назад, а теперь, кажется, потерял дар речи, издавая звуки, более подобающие горшку с похлебкой, чем хтонической сущности — пусть и весьма посредственного качества.

Я снова крепко приложил его слизкой башкой о борт и спросил:

— Рыба моя, чего ты булькаешь? Вещички надо бы вернуть, иначе я задам тебе очень серьезный вопрос! — и дружески похлопал его по щекам свободной рукой.