Как приручить дракона 5

— А мне футбол нравился, — вздохнул урук. — Я был вратарем-водилой. А какой вид спорта тебе по душе?

— Айки-крав-мага, — развел руками я.

— Это что еще за чертовщина? — удивился Иеремия Вишневецкий.

И был тысячу раз прав.

* * *

Глава 5 Коммуникация

Я проснулся внутри роскошной кровати под пышным балдахином. Роскошь, пышность, вычурность — эти определения меня уже достали за время пребывания в юридике Вишневецких. Особенно — во дворце. Я был чужим на этом празднике жизни, меня никогда не привлекала эстетика излишества, я любил минимализм и надежные, простые вещи. Если говорить, например, об одежде, то «Олива» — пожалуй, квинтэссенция моего вкуса. Удобно, практично, мужественно. Да, мне нравились еще и костюмы — пиджаки, брюки… Например, два костюма: легкий и утепленный. Ну, пусть еще по одному на каждый сезон — мало ли, порвется-испачкается. Но за каким бесом человеку — если он мужчина, конечно, — более четырех костюмов — я никогда не понимал.

Нет, если человек — девочка, то тут вопросов нет. Девочки — самые красивые природные явления в мире, пусть украшают собой окружающую действительность со всем возможным разнообразием.

И зачем на кровати позолота? Как позолота может улучшить качество сна? И зачем балдахин, если благодаря охранным чарам комары и прочие кровососущие насекомые Збаражский замок облетают стороной? Вся эта марля, тюли и шелка — чистый бред! Да и вообще — от слишком мягкой перины спина болит, даром, что здешнему моему телу 26, и я вообще отчасти дракон.

— ДРАКОНЫ ЛЮБЯТ СПАТЬ НА КУЧЕ ЗЛАТА И СЕРЕБРА! — подал голос дракон. — ИЛИ В КОМПАНИИ ПРЕКРАСНЫХ ДЕВ.

— Что касается компании прекрасных дев, тут мы с тобой необыкновенно солидарны, — признал я. — Мне бы хватило и одной, но, похоже, в отчем доме положено соблюдать некие правила. Это ж юридика — тут правил и традиций вагон и маленькая тележка…

— А где одежда? — удивленный Гоша — это было что-то новенькое, так что я мигом вскочил с кровати и уставился на стул, куда аккуратно, по-военному, развесил брюки, жилетку, рубашку и пиджак.

Ничего этого не наблюдалось. Нет, в саквояже, конечно, имелся комплект оливы — я же собирался, в конце концов, воспользоваться байдаркой, но этот костюм мне был дорог как память! В конце концов — первая серьезная покупка в мире Тверди! Впрочем, одежда — это был второстепенный вопрос. Первостепенной важности тема после сна находилась за расписной дверцей — там имелся и душ, и уборная. И полотенца, и халат, и всякие-разные гигиенические принадлежности — на гостях Вишневецкие не экономили.

Стоя под тугими горячими струями воды, я поймал себя на том, что пытаюсь услышать, что там поделывает дядя Петя из соседней квартиры… М-да, можно вывести человека из земщины, но не земщину из человека! Даже если он — дракон.

Выйдя наружу посвежевшим и запахнутым в халат, я застал у своей кровати какого-то блондинчика в свитке. В одежде такой, а не в пергаменте, скрученном в трубочку.

— Ваш наряд, пан рыцарь! — он едва ли поясной поклон передо мной не вломил, но был прерван.

— Однако, ты кто такой?

— Тараска, Микулин сын! — отрапортовал он. — Коридорный!

— Где моя одежда, Тарас Николаевич? — очень вежливо поинтересовался я.

— Вот, пан рыцарь!- он протягивал мне стопку чего-то явно пышного и вычурного — снова.

Сверху стояли желтые сапоги, чтоб их бесы съели.

— Меня Георгий Серафимович зовут, — объяснил я. — Еще раз назовешь паном — будем учить с тобой Уолта Уитмена, «Песню о выставке». Наизусть.

— А… — несчастный Тарас знать не знал, что ему делать. — Приказано вам вот наряд доставить, тут блуза, кунтуш, шаровары, жупан и сапоги — желтые, как подобает…

— Кому подобает? — уточнил я, постепенно зверея.

— Ясновельможному пану! — понятно, что сам он виноват ни в чем не был, выполнял распоряжения кого-то большого и важного, но…

— Итак, повторяем за мной, Тарас Николаевич… — я взмахнул рукой и начал декламировать:

— … О, мы построим здание

Пышнее всех египетских гробниц,

Прекраснее храмов Эллады и Рима.

Твой мы построим храм, о пресвятая индустрия!

Я вижу его, как во сне, наяву…

— Помилуйте, не проклинайте! — рухнул на колени коридорный. — Я же ничего…

— Давай, Тарас Николаевич, проведи меня туда, где сейчас находится моя одежда. И не смей мне дурить голову, мол, «не высохла», «не успели постирать» и всякое такое прочее. Мы с тобой оба знаем, что тот уровень магии и технологии, которым располагают Вишневецкие, способен справиться с моим любимым клетчатым костюмом в худшем случае минут за двадцать… Вставай давай, Тарас Николаевич, хватит комедию ломать!

— Я ничего не ломал, пане! — в ужасе вскричал он.

Я тяжко вздохнул и снова взялся за Уолта не нашего Уитмена:

— Долой этот разнузданный ад, этот кровавый наскок, словно мы не люди, а тигры.

Если воевать — так за победу труда!

Будьте нашей доблестной армией вы, инженеры и техники,

И пусть развеваются ваши знамена под тихим и ласковым ветром!

Тараска вскочил, ляпнул на кровать стопку одежды и, чуть не плача, сказал:

— Не сносить мне головы, па… Герман Серапионович, но лучше уж на плаху, чем такие ужасы слухать! Поведу вас в прачечную… Но вы за меня словечко замолвите?

— Замолвлю. Скажу, что подверг тебя пыткам! — пообещал я.

— Жестоким пыткам! — закивал Тарас Николаевич.

Он вел меня сначала по коридору, потом — по винтовой лестнице, и, прыгая со ступеньки на ступеньку, все повторял:

— «Пресвятая индустрия!» Это ж надо такое придумать — «пресвятая индустрия!» Богохульство-то каковое!

Я шел в халате и в тапочках и особенно не смущался. А чего мне смущаться? Вот в желтых сапогах мне, полешуку, было бы очень стыдно. Я бы лучше с голым афедроном прошелся, чем сапоги эти надел. А в халате — комфортно, даже тепло… Мы спустились куда-то в район пятого круга ада, глубоко под землю.

— Тут — темница, там — прачечная и складские помещения, — пояснил коридорный. — Нам — налево. В темницу пока рано, да и не очень хотелось бы.

Вдруг я услышал из-за железной двери знакомы хриплый баритон. Там явно орудовал Бабай Сархан!

— Лурц, гребаный ты папуас, ты сведешь меня в могилу! — слышался его громовой рев. — Ладно эти дефективные, но тебе-то за каким хреном сраные зимние яблочки понадобились, а? Что, кисленького захотелось? Ты у меня компот с синильной кислотой до конца жизни пить будешь! Я тебе набью на левой груди татау с оскоминой, а на правой груди — татау левой груди! Как выглядит оскомина? Попи…говори у меня еще, малолетний бубхош багронк! Давай, вылезай оттуда и аборигенов этих мелких вытаскивай… Дожили, ять, целую команду черных уруков поймали какие-то шляхтюки! А й-о-о-оп вашу… И высекли вас? Стыдоба! Я отдам вас Перепелке в вечное рабство, он вас сначала шомполами запорет, а потом научит яблочки воровать, мои ж вы обосранцы! Позорище всего ордынского народа!