Как приручить Обскура

Сойка встал на ноги, отошёл к костру. Достал из мешочка на поясе горсть сухих трав, бросил в огонь. Те с треском вспыхнули, выбросив клубы белого табачного дыма. Персиваль потянул носом. От запаха у него даже слегка посветлело в голове.

— Как дела?.. — спросил Персиваль, не зная, что ещё тут сказать.

— Твои дела — плохо, — прямо ответил Сойка. — Зеркало отбирает у тебя жизнь.

— А она у меня была?.. — вяло спросил Персиваль. — Эта жизнь. Я ничего не помню…

Он в самом деле не помнил. В голове был туман. Он помнил, что его зовут Персиваль Грейвз. Он родился четвёртого августа и, сколько себя помнил, ненавидел свой день рождения, но совершенно не помнил — почему. Он был магом. Он был… хорошим магом?.. Или не очень?.. Он когда-то жил с Сойкой… Они жили в одной комнате, он помнил её, их кровати стояли напротив, разделённые широким окном с голубыми занавесями. У Сойки были длинные чёрные волосы, гладкие, как вода, худое поджарое тело, как у гончей, под кожей проступали рёбра. Сойка был его другом… его братом.

А что ещё?.. Он пошарил по памяти, но там было пусто, как в школе на летних каникулах.

Что-то мешалось в кармане. Он вытащил волшебную палочку, покрутил в руках. Взмахнул на пробу.

— Не помню, как пользоваться этой штукой, — со вздохом сказал он. — Она вообще моя?..

Она была длинной и тонкой, чёрной, с двойным серебряным кольцом и перламутровой рукояткой.

— Наверное, моя, — задумчиво сказал Грейвз. — Она мне нравится. Так… зачем ты пришёл?..

Сойка, тихо напевая себе под нос, переминался возле костра. Бахрома на его одежде качалась в такт песне, качались перья и бусы, и браслеты, и подвески на колотушке, которой он стучал в барабан.

— Ты пришёл меня проводить?.. — догадался Грейвз.

Конечно. Сойка же стал шаманом. Он исходил все миры: мир живых и мир мёртвых, мир духов, и все, какие ещё имелись. Он пришёл, чтобы в момент последнего одиночества Персиваль был не один.

— Ты спишь, — нараспев сказал Сойка, притопнув ногами. — Ты не жив. Ты не мёртв. Ты не мёртв, ты не жив, потерялся, упал в зеркало. Я не могу тебя разбудить, — вдруг отчётливо сказал он, остановившись. — Ты мой брат, я не дам тебе умереть. Но разбудить не могу.

— Да не надо, — Грейвз пожал плечами, глядя в середину рыжего пламени, откуда узловатые поленья и ветки, сложенные шалашом, стреляли снопами искр. — Зачем?.. Мне хорошо.

— Ты должен вернуться домой, — сказал Сойка. — Ты там нужен. И тебя ищут.

— Я никому не нужен, — спокойно возразил Грейвз. — У меня никого нет.

— Ты забыл, — мрачно сказал Сойка. — Твою память украло зеркало. Я помогу, — он выдернул из-за пояса короткий нож с широким лезвием, шагнул к Персивалю.

— Не надо мне помогать, — равнодушно попросил тот.

— Не тебе, — Сойка присел рядом с ним на корточки, взял за руку и дёрнул манжет, оторвав пуговицу. — Я помогу тому, кто тебя ищет.

Он закатал ему рукав выше локтя, обнажив старый белый шрам на предплечье. Грейвз не помнил, откуда тот взялся, но что-то тёплое шевельнулось в груди, когда он его увидел.

— Сойка… — сказал Персиваль, и тот поднял голову, глянул ему в глаза. — А ты постарел. Пришёл меня проводить?..

— Нет, — сказал Сойка, не улыбаясь. — Я пришёл дать знак, что ты здесь.

Он зажал в кулаке нож и вспорол старый шрам одним взмахом. Персиваль ждал, что из глубокой раны сейчас хлынет кровь, но та медленно, нехотя показалась бисерными каплями по краям. Потом капли набухли, слились друг с другом, кровь струйками потянулась вниз, так тягуче, будто это был свечной воск, а не кровь. Боль пришла, как будто бы издалека.

— Эй, — запоздало сказал Персиваль. — Ты охренел.

Он вытянул руку, смотрел, как кровь тяжёлыми каплями щекотно скользит по коже, густая, тёмная, как срывается вниз и капает на жёлтый паркет, разбиваясь в кляксы.

— Ты не слышишь, — вдруг сказал Сойка.

— Кого я не слышу? — безразлично спросил Персиваль, любуясь потёками крови, поворачивая руку ладонью вверх, ладонью вниз, наблюдая, как пересекаются алые дорожки.

— Я привёл того, кто тебя разбудит, — сказал Сойка. — Ты не слышишь его, пока ты жив. А когда ты умрёшь, будет поздно.

— Сойка, — сказал Персиваль, будто вспомнил, что не один. Поднял взгляд, усмехнулся. — А ты постарел. Пришёл меня проводить?..

Сойка покачал головой и задумался. Точно так же он задумывался над учебником, подперев голову кулаком, водил пальцем по строчкам, шевеля губами и читая по слогам — пока Персиваль, которого раздражало это бормотание, не отбирал у него учебник и не пересказывал ему суть задания своими словами, для надёжности зачитывая цитаты вслух. Сойка вообще часто его раздражал. Своим философским взглядом на жизнь, своим спокойствием, манерой раздеваться догола и ритуалами, которые Персиваль часто называл суевериями просто из вредности — пока не понял, что Сойке на его мнение положить вот такенный моржовый хер.

Сойка был, как демон Максвелла: помощь принимал с благодарностью и улыбкой, а попытки Персиваля всунуть в эту первобытную голову светоч цивилизованности игнорировал так спокойно, что руки опускались.

Грейвз улыбнулся неожиданной ностальгии. Так-то посмотреть — он был той ещё задницей в школьные годы. Сойке ещё повезло. В Ильверморни Персиваль только и делал, что задирал кого попало, вечно лез ко всем со своим ценным мнением (конечно же, единственно правильным), раздавал непрошенные советы, дерзил всем вокруг, всех вокруг пытался исправить… Высмеивал тех, кто ему не нравился, а язык у него был острый и злой. Разве что слабых никогда не трогал. Только тех, кто был сильнее и старше.

— Помнишь, мы схлопотали отработку от профессора Волчья Рубашка?.. — спросил Персиваль, усмехаясь. — Я так и не понял, за что…

Сойка посмотрел на него очень пристально, за раскраской на лице было не видно, улыбается он или хмурится.

— Так и не понял? — спокойно повторил он. — Ты назвал его Волчья…

Он вдруг прыснул, расплылся в улыбке, показав зубы. Персиваль тихо засмеялся в ответ. Они были тогда такими мальчишками.

— Мерлин, почему это до сих пор так смешно?.. — Персиваль пропустил пару смешков, откинул голову назад, чувствуя слабость.

— Потому что ты всегда был дураком, Персиваль Грейвз, — ответил Сойка, пряча улыбку.

Он взял нож, которым недавно вскрыл шрам, полоснул себя по ладони. Обмакнул в кровь большой палец, потянулся к лицу Персиваля. Тот попытался уклониться:

— Убери от меня эту гадость…

Сойка не стал его слушать — как и всегда. Окровавленным пальцем коснулся век, мазнул по губам. Персиваль машинально облизнулся и скривился от брезгливости:

— Фу. Это ещё зачем?

— Чтобы ты увидел.

— Чтобы увидел что?

Сойка поднялся, не ответив, отступил к костру.

— Я не буду прощаться. Возвращайся домой. Ты нам нужен.

Персиваль молча смотрел, как Сойка отступает назад, пока тот не шагнул прямо в пламя костра и не исчез в нём, взметнувшись столбом дыма.

— Шёл бы ты нахер, — со странной обидой сказал Персиваль костру.

***

Сначала Тесей думал, что у них есть шанс выстоять — их всё-таки было трое. Он — аврор с огромным боевым опытом. Ньют — зоолог, привыкший уворачиваться от своих смертельно опасных зверюшек. Талиесин был самым слабым в команде, но у него хватало мозгов, чтобы импровизировать.