Как прорастают зерна
Шрифт:
– Ты ей не написал?
– Нет.
– Не позвонил?
– Нет.
– Ты с ней встречался?
– Да. Мы же работаем в одном отделении.
Оле сию же секунду захотелось зашвырнуть телефоном в него. Или еще что-нибудь учудить – в том же духе.
– И что ты ей сказал?!
– Что мы больше не будем встречаться.
Оля резко вскочила на ноги.
– И я должна в это пoверить?!
– Скажи, какие я должен предоставить доказательства? Запись разговора я не вел.
– Доказательства?! – задохнулась Оля. Ей вдруг захотелось крика, ора, скандала, битья посуды. И не только посуды.
– Спасибо, у меня более чем достаточно доказательств твоих походов налево. Ты же не скрывал и не отпирался, Борис!
– Это было. В прошлом.
– А сейчас ты вдруг переменился?! Стал
– Я дал тебе свой телефон. Показал графический ключ. В любой момент, когда тебе покажется, что мне пришло подозрительное сообщение или поступил подозрительный звонок,ты просто протягиваешь руку и говоришь: «Борис, дай мне свой телефон».
– И ты отдашь?
– Отдам. В принципе,ты можешь удалить все контакты, которые тебе не понравятся. Или поместить их в черный список. Правда, это будет для меня не совсем удобно. Потому что часть из этих… – он кашлянул, - с частью этих осoб меня связывают ещё и служебные отношения. Но это… не так важно. Если тебе вообще что-то пока?ется странным, подозрительным, непонятным, если тебя что-то заставит засомневаться во мне – хоть самую малость – ты подходишь ко мне, крепко берешь за ворот рубашки и говоришь: «Борис, кто это баба?».
– И что? – Оля опешила от такого поворота разговора. – Что ты ответишь на этот вопрос?
– Объясню.
– Что это твоя любовница?!
– Бывшая. У меня были женщины после развода, Липа.
Слова, которые говорил Борис, были какие-то идиотически неправильные. Так не бывает. Это невозможно. И при этом….
– Ты в самом деле готов… готов на вот это все?
– Да.
У Оли кончились слова. Вдруг. В голове билась одна мысль – что, вот так возможно? Что, вот это все – правда? И эта Карина – не наcтоящее, а прошлое? Как в это поверить?! В это очень хочется поверить. В это очень страшно поверить.
– Скажи мне, Борис, - Оля пoразилась тому, как спокойно и уверенно прозвучал ее голос. – А почему ты вообще изменял мне? В чем причина? В самом деле все дело в сексе? Ты мне можешь это сказать хотя бы сейчас? Спокойно и честно?
– Честно?
– Борис медленно кивнул.
– ?орошо. Только пойдем на кухню.
– Ты голодный?
– Курить хочу.
***
Оля с все нарастающим изумлением наблюдала, как Борис включил вытяжку, достал с верхней полки кухонного шкафа, откуда-то из угла, пачку сигарет и зажигалку, как прикурил.
– Боря… Видела бы тебя сейчас твоя мама…
– Мама сама курит как паровоз.
Борис потер висок, выдохнул дым – в сторону от Оли.
– Честно, говоришь? Хорошо. Для меня всегда… нет, не всегда, а тогда – тогда, когда мы познакомились и поженились – так вот, в то время для меня былo так: любовь и секс – это одно и то же. Любишь – значит, хочешь. Не хочешь – не любишь. Такая вот… была жизненная парадигма. – Борис невесело усмех?улся. – Про тебя я, конечно, полагал то же самое. Мы же всегда других людей по себе меряем. Я тебе уже говорил тогда… ну,ты помнишь, когда… что мне бы надо было приложить некотороe количество усилий… показать тебе, научить… Ведь это было так очевидно. Точнее, это очевидно мне сейчас, а тогда… Тогда я был уверен, что ты должна точно так же, как и я, хотеть секса. Много. Часто. Быстро возбуждаться. ? все было не так. И все начало валиться между нами. А я… А меня назначили ведущим хирургом, меня рвут нарасхват, у меня операционный план под завязку, у ме?я кандидатская. И так получилось, что то, что должно было стать основой, сердцевиной нашего брака – на него мне проcто-напросто не хватило сил и времени. Внимания. Хрен знает чего. А когда я спохватился, все уже оказалось слиш?ом… слишком. Ты помнишь, как мы ругались? – Оля растерянно кивнула.
– Я, разумеется, решил, что ты меня разлюбила. Никогда не любила меня так, как я. Я искренне не понимал, как можно любить и не хотеть. Ну и… – Борис потер висок, озадаченно посмотрел на потухшую сигарету, прикурил новую.
– Боря, ты очень много куришь…
– Видела бы ты, сколько я курил после развода. Так, ладно, дай докончить, пока я решился. В общем, – Борис резко махнул рукой, разгоняя дым. – Ни черта не тянет эта вытяжка! В общем, мне тогда пришла в голову гениальная идея. Достойное завершение,
настоящая вершина всех моих тогдашних представлений по поводу устройства семейной жизни и отношений между мужчиной и женщиной. Я решил, что самый лучший способ возбудить твои чувства – это заставить ревновать.– Что?!
– Да, Липа, сейчас, когда я произношу это, мне самому ?елепо! – Борис хлопнул себя ладонями по бедрам, обронил окурок. Касси тут же заинтересованно подбежала понюхать. – Фу, не трогай! – Борис подобрал окурок, выбросил его в раковину и устало продолжил: – Мне теперь и вспоминать-то об этом противно – каким я был тогда дураком. Сам вывозился в грязи,тебя… испачкал, а вместо ожидаемого результата получил развод.
– Я правильно тебя поняла, - тихим и каким-то свистящим голосом произнесла Оля: – Что настоящая причина твоих измен – это не нехватка качественного регулярного секса, как ты мне говорил, а желание вызвать мою ревность? Ты… ты правда… так думал?
– Ну, – дернул Борис плечом.
– Тогда я был уверен, что это хорошая идея. Что это сработает. Говорю же – дурак.
Оля открыла рот. Закрыла. Потом снова открыла.
И закрыла его спустя только пять минут. Потому что выдохлась.
– Ничего себе, какие ты слова знаешь, - ошарашенно отозвался Борис.
– Я даже не подозревал, что эти слова… можно так комбинировать и…
– Нет для тебя нужных слов, Накойхер! – взвизгнула Оля, схватила со стола полотенце и швырнула его в Бориса, но оно упало на пол.
– У меня их нет. Их вообще нет. В русском языке таких слов не существует! Ты… ты… ты…– от переизбытка чувств профессиональный филолог Олимпиада блядь Аскольдовна снова грязно и матерно выругалась. А в Бориса полетел рулон бумажных полотенец.
– Можешь и всю посуду заод?о перебить, – Борис ловко перехватил рулон.
– Только мамину любимую чашку костяного фарфора не разбивай. Если это возможно, конечно.
Оля сидела, тяжело дышала и смотрела на Бориса. В гoлове у нее звенели какие-то колокольчики, бубенцы и вообще – целый духовoй оркестр развлекался. ? Борис тем временем прикурил очередную сигарету.
– Знаешь… Я ведь себе слово давал. Что никогда не стану таким, как отец. И вот же получилось… Что яблочко от яблони… никуда не укатилось.
– Ты… – удивление у Оли едва не вышло кашлем.
– Ты знаешь про Бориса Натановича?!
– Ты тоже?
– Борис смотрел на нее, сощурившись сквозь табачный дым.
– А как?.. ?, мама, наверное, рассказала. Ну да, откуда бы тебе еще знать.
– А ты откуда знаешь?
– А мне… – Бoрис глубоко затянулся, закашлялся.
– А мне отец сам рассказал.
– Как?!
– Ну как… Так. Опосредованно. Отец же в больнице умер. Его с пред-инфарктом увезли, собирались оперировать, готовили. Мы с матерью к нему по очереди ездили, она с утра, я после учебы вечером. И вот я к нему приехал, а он мне конверт дает со словами: «После моей смерти прочтешь». Я ему: «Пап,ты чего, все будет хорошо, завтра операция». Что-то еще говорил, про процент успешных операций, про кардиохирурга, который его оперировать будет, ну в общем, что мог ещё говорить такой самоуверенный зазнайка, как я, в двадцать с небольшим. ? он улыбнулся и говорит: «Ну тогда просто порвешь его». ? ночью его не стало. – Борис снова озадаченно посмотрел на сигарету в своей руке. – Ну и гадость эти сигареты, – cнова затянулся.
– А в письме было написано… ну, про измены было написано. И слово с меня брал о матери заботиться и никогда ее не обижать, что ей, мол,и так в жизни досталось. И… И вот! – Борис резким щелчком отправил окурок в раковину.
Тишину нарушало только шипение окурка, но скоро стихло и оно.
Оля сжала виски пальцами. Сколько… скoлько всего. Похоже, у нее слишком маленький мозг, чтобы это все осмыслить. Как же это… как же это все меняет.
– Боря,и что нам теперь делать?
– услышала ?ля свой тихий и какой-то беспомощный голос.
– Сейчас. Погоди.
Он вышел. Снова за телефоном? Оля зачем-то встала. Подобрала валяющееся на полу полотенце. Желание бить посуду пропало совершенно.
Борис вернулся и протянул Оле раскрытую ладонь. На ней была красная бархатная коробочка. Борис открыл ее. Внутри лежало два обручальных кольца, побольше и поменьше. То, что меньше, лежало внутри того, что больше.