Как разграбили СССР. Пир мародеров
Шрифт:
— На Вас давили? Кто?
— Конечно, давили. В первую очередь Чубайс, который курировал мою работу в ранге первого вице-премьера правительства. Постоянно звонил и отдавал мне незаконные приказы. Я отказывался их выполнять, говорил: «Дайте мне письменный приказ, тогда я его выполню. А устные — нет». Но Чубайс ни разу ни одного письменного приказа так мне и не отдал.
Кстати, отношение Чубайса к методам приватизации было в Худшем виде большевистским. Помню, в одном из выступлений тогда так и сказал, что приватизация по Чубайсу и коллективизация по Сталину — это одно и то же, хотя коллективизация все-таки решила целый ряд проблем, а приватизация их только создала. Приведу пример. В России — бездна закрытых моногородов, где одно-два предприятия определяют жизнь и смерть десятков тысяч людей. Так вот Чубайс приказывал мне и в них проводить приватизацию,
— Александр Коржаков в своей книге «От рассвета до заката» пишет, что советовал Вам не спешить, не обострять отношений с тем же Чубайсом, мол, для блага дела так было бы выгоднее и мудрее, но Вы его не послушали и пошли напролом, отчего и погорели. Прав тогдашний руководитель Службы безопасности президента?
— Нет, не прав. Я же вам говорю, каждый день я должен был либо подписать, либо не подписать. Других вариантов моих действий не существовало. Мне приносилась кипа бумаг, которую только пролистать требовалось несколько часов, а ведь нужно было и вникнуть в суть дела, и принять решение. Работа была жуткая. Так что мне пришлось просто стратегически определить мое отношение к той схеме приватизации, которую мне навязывал Чубайс.
Кроме того — я, кстати, раньше об этом никогда не говорил, — с некоторого времени губернаторы стали мне вдруг докладывать, что мои «чубайсовские замы» Мостовой, Кох, Бойко игнорируют мои распоряжения и подписывают от имени ГКИ документы. Поменять этих одиозных замов я не мог по закону и тогда выпустил письменный приказ, запрещающий им всем подписывать документы от имени ГКИ. Запретил управделами Госкомимущества выдавать им печати. И так далее. То есть я фактически замкнул на себя всю эту гигантскую подписывательную работу.
Поэтому Коржаков не прав. Он ни за что не отвечал, хотя и мнил себя «серым кардиналом» и вершителем судеб России, так что мог легко давать советы, тем более подписи сам нигде не ставил. Его задачей было охранять президента, он с этим делом справлялся, а во все остальные отрасли влазил как частное лицо, не неся никакой ответственности.
— Неужели среди этой груды бумаг не было разумных предложений? Кстати, на что Вы рассчитывали, идя на стратегическую конфронтацию с начальством?
— В принципе, я знал, что долго не продержусь в Госкомимуществе, но надеялся за это время создать хоть какие-нибудь процессы, которые хотя бы замедлили откровенное воровство, а может, и повернули бы приватизацию в нужное русло. Каждый день моей работы в ГКИ передо мной стояла дилемма: либо проводить приватизацию в интересах страны, либо в интересах определенных личностей, то есть продолжать политику Чубайса на построение олигархического капитализма и политику, направленную на разворовывание национального богатства страны. Эти личности периодически нарисовывались, я знал, кто конкретно в чем заинтересован. И, к сожалению, вынужден констатировать, что приватизация по Чубайсу, которая проводилась до меня и которая была проведена после меня, фактически уничтожила само понятие «честная собственность».
А разумных бумаг среди тех, которые мне приносили, не было, потому что весь механизм тогдашней приватизации был неразумный. В процессе приватизации бюджет России получил меньше, чем бюджет Венгрии после приватизации в этой стране. Вы в курсе, что Сенат США осудил Бойко, одного из авторов той приватизации и соратника Чубайса, официально обвинив его в краже 130 миллионов долларов, направленных в российское отделение Международного фонда содействия приватизации, которым Бойко и руководил? Так вот лет 5 назад Сенат США собирался по этому поводу и принял решение как-то спросить с товарища Бойко за эти денежки.
— Вас пытались подкупить?
— Многократно. Я категорически запретил входить в мой кабинет со свертками, дипломатами и так далее. Тогда старались подкупать косвенно. Предлагали, например, высокооплачиваемую работу жене. Предлагали почитать лекции или написать книгу. Все это я пресек сразу. Понимал, что суммы могут быть любые, потому что большая часть собственности все-таки еще не была распределена. Ни «Норильский никель», ни «Связьинвест», ни многое другое.
— Вам угрожали? Как была организована Ваша безопасность
и понимали ли Вы, каким опасным делом занимаетесь?— Я понимал, каким опасным делом я занимаюсь. К примеру, я остановил приватизацию алюминия, а только по одному Красноярскому заводу к этому времени уже убили 30 человек. Из них трое были моими знакомыми. Стреляли каждый квартал. Так что моя охрана была очень обеспокоена моей безопасностью. Помню вот какой эпизод. Я жил тогда в Подмосковье, в Архангельском, и на пути к моему дому был поворот в 90 градусов. Так вот ребята-охранники, поняв, что тут наши машины сбрасывают скорость почти до нуля, установили на этом повороте круглосуточный пост, чтобы там не была подготовлена засада. Охрана была со мной везде, даже в лифте. Я же покусился на святая святых, на дармовые деньги будущих олигархов.
А вот угрожать не угрожали. Ведь прямая угроза — это мгновенно преступление. Если хотят убить, убивают сразу, а вот если хотят запугать, то тогда угрожают. А меня запугивать было бессмысленно, потому что даже теоретически я ничего не боюсь, поскольку отработал 18 лет на Колыме и прошел там в этом смысле такую школу, что дай бог каждому. Без всяких угроз убили Маневича в Питере, без всяких угроз убили губернатора Магаданской области Валентина Цветкова. Угроза — это попытка шантажа. А приговоренного убивают без угроз.
— Какой же «гуманный» способ изыскали для ликвидации Вас со столь ключевого министерского кресла?
— Все было очень просто. Сначала началось беспрецедентное давление на Ельцина по моему поводу в печати, западные СМИ и вовсе назвали меня «врагом номер один Запада, хуже Жириновского». «Associated Press», «Reuters» дали обо мне более трех тысяч сообщений. Соответственно и Ельцин стал относиться ко мне настороженно. А дальше случилась интересная вещь. Каждое утро ко мне, как к вице-премьеру, приходил курьер с секретными донесениями из наших посольств в ключевых странах. И где-то 15 января 1995 года — я же всего 71 день продержался в своей «Брестской крепости» — посол в США Воронцов прислал на имя Ельцина депешу, что США крайне возмущены антиприватизационной деятельностью Полеванова, требуют его увольнения, к такому-то сроку в Берне должен быть министр иностранных дел Козырев, чтобы решить с госсекретарем США детали отставки Полеванова, в противном случае очередной транш не будет России предоставлен. Проще говоря, Ельцину поставили ультиматум: денег не дадим, если не уволите Полеванова. Вскоре меня вызвал Ельцин и, стесняясь, сказал: «Придется вам уйти. Я очень хотел, но не получилось». Я подумал: «Ну, раз у Ельцина не получается, то что могу сделать я». И ушел. Нами ведь тогда полностью руководили из-за границы.
В этом смысле уже само начало моей работы ознаменовалось удивительным — и, вероятно, единственным — случаем в практике приступающих к работе российских министров. За неделю, каждый день друг за другом, меня посетили семь послов стран «Большой семерки». По их же просьбам. Начал канадец, а закончил штатовец. Они были настолько шокированы моим назначением, что никак не могли доложить своим хозяевам, что приватизация в России будет продолжаться как надо, а именно такого сообщения от них и ждали. Каждый из них подверг меня внутреннему сканированию, стараясь понять, что я за птица, но, разумеется, я никаких карт им не раскрыл. Они мне задавали вопросы, я отвечал в русле общедемократической демагогии: Россия-приватизация-демократия и тому подобное. Такое вот прощупывание. Но, согласитесь, очень показательное.
— Что было бы, если бы удержались? Можно ли сформулировать так: если бы Полеванова так быстро не изжили из ПСИ и приватизация шла по нормальным правилам, в России не было бы...
— ...никаких залоговых аукционов. «Норильский никель» — это же чистое воровство. ЮКОС — то же самое. Более того, надо было, конечно, оставить РАО ЕЭС единой структурой. В принципе, нельзя было приватизировать государственные образующие отрасли: порты, дороги, электроэнергию, нефтепереработку... Нефть — достояние всей России; На Аляске, к примеру, существует фонд будущих поколений за счет средств от реализуемой нефти, и каждый житель Аляски получает в конце года оттуда на свой накопительный счет порядка 7 тысяч долларов, семья из четырех человек автоматически получает 30 тысяч долларов в год за то, что она дала право разраба-тыватъ нефтяное месторождение. Государственная нефть в Норвегии. По сути, государственная нефть в странах Аравийского полуострова потому, что там те льготы, которые платят абсолютные монархи своим подданным, не снились никакому социализму.