Как России обогнать Америку

В. Сухой: Я согласен. Мне симпатична эта точка зрения — если мы сегодня говорили о каких-то терминах, я бы употребил бы «притерпелость», не знаю, правильно это, или нет,

— когда-то это слово использовал Евтушенко. Вот притерпелость наша российская ко всему. В том числе и сейчас и к этому капитализму, и к этим выборам, и к этим, кто там сидят — сидели коммунисты, теперь демократы, правые силы, и так далее. Мы как бы фаталисты, мы не верим, что что-то можно изменить. А что касается холода — это абсолютно взаимосвязано. Даже наша религия. Возьмите русскую Православную церковь

— какая она жесткая: ты должен стоять, стоять со свечкой, ты не свободен, и т. д. Возьмите американскую религию — ты можешь зайти, сесть, можешь, в конце концов, заехать на машине, послушать там рок в церкви. Мы же никогда в течение всей нашей истории не могли бы представить, что в нашей церкви будет звучать рок или современные мелодии, или спиричуэлз, и так далее. Это совсем другая жизнь.

М. Ганапольский: Сожалею, что при нашем разговоре нет Андрея Кончаловского. Он про это много говорит, — в том числе, один из его тезисов, это такой перенос: «на все воля божья», — поэтому психологически, автоматически ты снимаешь часть ответственности с себя. И из поколения в поколение такая история — ну, значит, такая судьба, так Господь решил. В США — протестантизм, это несколько иная история, которая, конечно, по-другому человеку указывает его место.

В. Сухой: Помните — «на авось», о русском характере: «мы покажем себя, мы что-то сделаем», или у Качана есть цикл песен «Русский платит за все», — вот это тоже вбито в голову американцев. Вот эта наша удаль. Я делал большое интервью с Филом Эспозито, знаменитым хоккеистом, и он сказал — мы вам забивали тогда, когда вы начинали выпендриваться, начинали показывать «вот, на что мы способны».

Вот это шукшинское слово «выпендриваться» нас губит. Мы не сосредоточены иногда на главных идеях нашего бытия то, чего у американцев абсолютно нет. Они точно знают, что завтра он встанет в 7.15, что он заведет дистанционным управлением машину, подогреет ее, спустится, или ему поставят ее на прямую линию, он уедет. Он знает, что будет делать первые 30 минут, первые два часа, что он будет в конце работы делать, и т. д. Мы этого никогда не знаем. Хорошо это? Может быть, для русского характера хорошо. Хорошо это для капитализма? Не знаю. Наверное, плохо.

М. Ганапольский: И последний вопрос. О нашем будущем. Когда мы обобщаем все сказанное, то складывается впечатление, что мы хуже. Но мы не хуже, мы просто другие.

А у нас уже подрастает следующее поколение это молодые динамичные ребята, которые крутят бизнес. Они как-то по-другому воспринимают действительность, они ближе к американцам?

В. Сухой: Они больше даже, чем американцы. Я даже по своим детям сужу: они ко мне приезжали, сначала росли на Манхеттене, учились в американской школе, и были советскими людьми — ходили в галстуках, когда все американцы спали, бежали в галстуках к автобусу к ужасу всех окружающих, поскольку их везли в автобусе в какую-то советскую школу, которая была в нашем представительстве, на какие-то мероприятия. А сейчас они уже совсем другие люди. И в школах бизнеса, в школах права полно наших российских ребят, которые сюда вернутся. И я им верю — они другие, абсолютно другие. И я верю, что это будущее России. Они не такие, как американцы, они, может быть, не такие как здесь ребята, но они другие, и они изменят все то, что нас смущает сейчас, в том числе и подспудно, когда мы говорим о нашей похожести и наших различиях.

М. Ганапольский: Мы помесь американского прагматизма и широкой русской души. Да?

A. Паршев: Наверное, это был бы неплохой вариант. Очень многие наши беды были от незнания Америки. Я так понимаю, что у этой открытости был положительный момент.

Во всяком случае, я вспоминаю отношение молодежи к Америке лет 15 назад, — давайте вспомним это обожание без границ, ни на чем не основанное. Сейчас гораздо лучше знают, не так хорошо относятся, — я бы так сказал. Но, может быть, относятся как-то более конструктивно, что ли.

B. Сухой: Иногда это отношение подбрасывают. Я как-то провел социологический опрос людей, которые бросали чернильницы в сторону американского посольства во время югославской кампании. Я у них спрашивал, где находится Сиэтл, штат Вашингтон и город Вашингтон — эти люди не знали. Поэтому, это, как говорил Михаил Сергеевич, нам иногда подбрасывают — этот антиамериканизм.

М. Ганапольский: Спасибо большое. Мы говорили, почему Россия не Америка. Ответ: да потому. Потому что не Америка. Чем кроешь, где аргумент? Аргументом крою. Большое спасибо. Напоминаю, что в студии сегодня были Андрей Паршев, автор книг «Почему Россия не Америка» и «Великое противостояние: Америка против России»,

Владимир Сухой, заведующий Бюро Первого канала в США.

«Судьбы мира будут зависеть от отношений между китайским, индийским и русским народами…»

(«Мировая политика», 2010 г. Интервью ведет И. Панарин)

Панарин: Сегодня в гостях у меня публицист Андрей Петрович Паршев, который занимался вопросами и экономики, и книжного издательства, и политическими аспектами. Мы рассмотрим вместе с ним, как же закончился саммит БРИК, каковы пути укрепления позиции России на мировой арене после визита нашего президента в Аргентину и что нас ждет впереди, когда закончится мировой кризис, тем более что Андрей Петрович несколько лет назад написал такую интересную книгу, как «Почему Россия — не Америка». Здравствуйте Андрей Петрович!

Паршев: Здравствуйте.

Панарин: Саммит БРИК, эта четверка — это все-таки устойчивое образование или это, скорее, дань неким политическим веяниям в формировании новых полюсов мира, мировой политики и экономики, или это все-таки серьезная организация? Ваш взгляд на эту структуру?

Паршев: Начнем с того, что еще в 20-х годах прошлого века Владимир Ильич Ленин сделал такое замечание, что, в конечном итоге, судьбы мира будут зависеть от отношений между китайским, индийским и русским народами.

Панарин: А Бразилии там не было?

Паршев: Бразилии не было, да. Так что мы можем немножко поправить классиков.

Панарин: Кстати, раз уж я упомянул Бразилию, тем более саммит второй был все-таки в Бразилии — крупнейшей стране Южной Америки, почему Бразилия вошла в БРИК? Это чем обусловлено, с вашей точки зрения?

Паршев: Ну, Бразилия, например, выпускает гражданскую реактивную авиацию. Вот мы не выпускаем сейчас. Ну, чего тут говорить?

Панарин: А еще что она выпускает?

Паршев: Ну, и, кроме того, это большая страна по площади, по численности.

Панарин: По населению.

Паршев: По ресурсам. И она достаточно динамична. То есть, сейчас она, в общем, еще, конечно, не сравнялась с Японией, но, в общем-то, это уже — Страна. Конечно, отчасти она добавлена туда, чтобы была страна из Латинской Америки.

Панарин: То есть это некий новый центр силы? Американский?

Паршев: Понимаете, это некоторая политкорректность всего мира, чтобы не было сконцентрировано все.

Панарин: В Азии и в Европе?

Паршев: В Евразии, да.

Панарин: Так. Ну, и вот, ваш взгляд? Саммит практически завершился. Есть несколько заявлений. Решено, что уже третья встреча лидеров состоится в Китае, по инициативе Китая. То есть, можно сказать, что эта организация уже, наверное, состоялась?

Паршев: В общем, наверное, состоялась.

Панарин: Безусловно. И вот они сформировали, по сути, новую систему. И сейчас страны БРИК — они же требуют некоего перераспределения голосов?