Как соблазнить грешника

Но взметнувшая вверх ее волна стала спадать, все ниже и ниже. Фиона плавно опустилась на землю, все еще содрогаясь от овладевшей ею любовной страсти. Наконец все волнение внутри улеглось, и она замерла в сладостном забытьи.

Они лежали вместе, онемевшие от того, что им только что довелось пережить. Перевернувшись на бок и спиной к стене, Гэвин обхватил ее, прижав к своей груди. Фиона вопросительно взглянула ему в глаза.

— Я всегда сплю спиной к стене и лицом к дверям, — объяснил он.

— Даже здесь, в своем замке? — удивилась Фиона. Странно, неужели даже здесь он не чувствовал себя в безопасности?

— Нет, среди людей моего клана мне ничего не грозит, но все равно лучше быть начеку. Честно говоря, я давно привык так спать.

Он ласково удерживал ее возле себя. Фиона чуть поерзала, укладываясь поудобнее.

— Не обращай внимания на мои причуды. Спи спокойно.

Фиона не возражала. Но несмотря на усталость, как это ни странно, ей никак не удавалось уснуть. Она принялась считать звезды — фокус, которому обучил ее Гэвин, но сейчас ничего не получалось. Затем она попыталась дышать, попадая в такт дыханию Гэвина, но от этого у нее сладко закружилась голова.

Она начала размышлять, и ей опять стало страшно. «Правильно ли я поступила, приехав сюда? Сдержит ли граф свое слово? Защитит ли он меня и моего сына? Так хочется в это верить. А что, если он обманет? Как мне быть? Куда мне тогда идти?»

Нет, пора прекратить думать об этом. Иначе можно совсем потерять голову от страха. «Ну что ж, милорд, как бы там ни было, но я честно выполняю то, что обещала», — прошептала Фиона, опять отдаваясь ощущению надежности и безопасности, исходивших от него.

Эван Гилрой стоял в задумчивости на вершине скалы и смотрел на садившееся солнце. Темно-желтое светило превратилось в огненно-красный диск, озарявший долину и горы багряным сиянием. Вдали среди деревьев, растущих у подножия и чуть выше по склону, спрятанные от посторонних взглядов, стояли несколько хижин. Место было выбрано с умом, чтобы никто не мог найти далеко в горах эту крохотную, заброшенную деревеньку.

Его тайное убежище. То, где зализывают раны, что как раз и требовалось сейчас.

Эван не любил предаваться отчаянию. Хотя однажды с ним такое случилось. Это произошло давным-давно, когда они с матерью впервые оказались в этих местах, а уже наступали холода. Он сам до сих пор удивлялся, как им обоим удалось выстоять, пережить ту страшную зиму. Но сегодня он был бессилен: отчаяние овладело им, когда ему пришлось сообщить родственникам о гибели тех, кто следовал за ним. Его сердце перевернулось от боли, когда Дженни, жена одного из погибших воинов, находившаяся на сносях, прямо перед ним от горя упала в обморок.

— А, так вот где ты спрятался, — раздался позади него хорошо знакомый голос.

— Я не прятался, мама. Я стоял здесь и раздумывал.

— Не стоит предаваться грустным мыслям. Потом, как правило, пропадает желание есть. — Мать неловко похлопала его по руке. — Не надо забивать себе голову всякой ерундой.

В какой-то миг Эвану захотелось объяснить, что происходит в его душе, однако он подавил в себе это желание. Сострадание не имело в глазах его матери никакой цены. Напротив, она часто высмеивала тех, кто по глупости поддался чувству сострадания на ее глазах. Жизнь жестоко обошлась с Мойрой Гилрой, поэтому она ни к кому не испытывала жалости, а порой, поддавшись чувству обиды, изливала свое негодование и на сына.

— Мы потеряли четверых человек, — ровным, тихим голосом сообщил Эван. — У двоих имелись семьи.

В ответ леди Мойра лишь фыркнула, а потом спросила:

— А как граф? Уверена, что ты сумел отплатить его людям той же монетой.

Смутное ощущение тревоги овладело Эваном. Он не знал, есть ли убитые среди воинов графа, что, вероятно, сделало бы его потери менее чувствительными.

— Несколько человек было ранено, что касается убитых… — Он пожал плечами. — Точно не знаю.

— Неужели ты хочешь сказать, что граф так легко отделался? — Глаза Мойры злобно сверкнули.

— Мы напали на него…

— И правильно сделали.

Правильно ли? Эван потер переносицу. Он с молоком матери всосал чувство ненависти к умершему графу и его родственникам, а перенесенные страдания и лишения лишь укрепили в нем это настроение. Однако в глубине души он не считал Гэвина, нынешнего графа Киркленда, виновником всех тех бед, которые выпали на долю его матери.

— Жаль, что мне не удалось показать, на что мы способны. Нападение обошлось нам слишком дорого и ничего нам не дало.

Мойра Гилрой криво усмехнулась, словно отметая всякие сожаления, которые могли возникнуть по этому поводу.

— Они сами сделали свой выбор. Знали, на что идут.

Ее слова нисколько не удивили Эвана, более того, он даже ожидал услышать что-то подобное. Ребенком он считал, что у его матери в груди вместо сердца камень. Иногда он размышлял: если в его жилах течет та же самая кровь, то он должен был унаследовать от матери такую же лютую ненависть. Однако в глубине души чувствовал, что ненавидеть так, как ненавидела его мать, он не умеет. Да и что хорошего было в такой ненависти?

— Нам придется залечь здесь на некоторое время, — признался Эван. — Людям надо отдохнуть.

— Нет, нет, именно сейчас самое удобное время для нападения. Они его не ожидают, мне это подсказывает моя ненависть. А что говорит тебе твоя? Неужели ты забыл, как тебя дразнили и обижали в детстве? Называли отродьем Маклендона.

Эван горько усмехнулся.

— Как это ни горько признавать, но ведь так оно и есть на самом деле.

— Нет! Это не так. Совсем не так. В твоих жилах течет кровь нашего рода, рода Гилроев, благородных и гордых шотландцев. Помни об этом. — Она подошла к нему совсем близко. — Я вырастила тебя, Эван, потому что у нас есть общая цель.

— Отомстить.

— Да, отомстить. Отомстить тем, кто обращался с нами так, как будто мы грязь, а не люди.

Леди Мойра смотрела перед собой вдаль, словно что-то вспоминая. Ей было лет пятьдесят, но выглядела она намного старше. Годы перенесенных лишений прежде времени состарили ее, лишив глаза блеска и согнув ее спину.

— Твой отец мог бы жениться на мне и иметь законного сына. Он был жестоким и грубым, думал только о себе и о своих удовольствиях. Он использовал меня, поиграл и бросил. Но он совершил очень большую ошибку или глупость, отказавшись от такого замечательного сына, как ты.