Как спасать принцесс # 1. Волшебник Лагрикома
Шрифт:
– А я пойду дальше, вперед, по полу.
– Ну, как знаешь. Упрямый какой! Хм, впрочем… Эпл, а возьми меня с собой?
– Хорошо, сэр. Пойдемте. Хватайтесь.
– Так ты ведь уже тащишь меня.
– А, отлично. Тогда просто продолжайте в том же духе.
– Да. Но лестница все равно есть.
– Сэр, я не спорю. Как вам будет угодно.
– Ты такой хороший парень, Эпл.
– Да, сэр.
– Такой трудолюбивый, способный. На тебя всегда можно положиться.
– Да, сэр.
– Может, мне дать тебе повышение? Хочешь?
– Конечно, сэр!
– Впрочем, не будем спешить, да? Возможно, во мне сейчас говорит отравление дымом.
– Да, сэр.
– Или радость,
– Да, сэр.
– Одним словом, посмотрим. Иногда лучше оставить все как есть.
– Да, сэр. Если это не пожар.
– Верно сказано, мой мальчик, верно сказано! Если это не пожар. Пожар оставлять как есть нельзя.
– Нельзя, сэр.
– Иначе он может все съесть.
– Еще бы, сэр.
Все смешалось в доме Вирджиниуса Барни. Все смешалось в тускнеющем сознании его единственных обитателей, которые стремились поскорее убраться отсюда. Все смешалось в складках шторы, одной на двоих. Как пела скальдесса Пастинака, «смешенье рук, смешенье ног, судьбы смешенье».
То ли садовник поддерживал барона, то ли барон привалился к нему, чтобы не дать ему упасть, – так они подступились к лестнице (на этот раз настоящей) и стали спускаться. Сквозь дым и шум огня за спиной до их ушей долетали звуки, кружась по пути хлопьями пепла, и медленно, медленно, как бы нехотя, складывались в хриплые слова:
– Скажи мне, мой мальчик, это ведь не ты меня ограбил? Такой хороший парень, мне бы не хотелось расстраиваться.
– Нет, сэр, не я.
– Я так сразу и подумал, ни минуты в тебе не сомневался. Я ведь столько для тебя сделал, ты бы со мной так не поступил.
– Конечно, сэр.
– Но кто тогда? Кто посмел предать меня самым гнусным образом?
– Не знаю, сэр. Вам придется над этим поразмыслить.
– О да, мой мальчик, будь покоен: я уж поразмыслю. Эпл? Эпл?
– Да, сэр?
– Откуда у тебя рог?
– Рог?
– У тебя рог вырос. – Сэр Барни неопределенно махнул рукой. – Как у единорога, длинный такой, серебристый.
– О. – Эпл ощупал лоб. – Откуда?
– Да где-то там.
Еще пару ступенек преодолели в молчании.
– А вот это странно, – удивился садовник.
– Что странно?
– Что у вас пар из пятачка да копыта вместо тапочек. Куда делись ваши тапочки с помпонами, сэр?
– А я почем знаю? Потерял, видимо… Студемура нет, ты мне не помогаешь…
– Ну как же, я тащу вас…
– Не помогаешь, не спорь. И это я тебя тащу, тощее ты создание. – Барон покачнулся. – Эпл…
– М?
– У меня в глазах темнеет что-то совсем…
– Я вас почти не слышу, что?
– Темно, говорю, вижу с трудом…
– Не слышу я вас, хоть вы что…
– Мир кружится, так кружится, вертится, вокруг и вокруг… Эпл, кажется, я сейчас упаду…
– У вас такой вид, будто вы собрались отрубиться, сэр. Не надо. Потерпите еще немного.
– Дышать… нечем… не видно…
– Если вы что-то говорите, я все равно не слышу. Похоже, я сам сейчас грохнусь. Ну-ка держитесь!
Эпл успел поймать падающего хозяина и каким-то чудом не уронил его. Они балансировали на краю ступеньки где-то на последней трети лестницы, но Эпл не заметил этого: его чувства отключались одно за другим, словно кто-то у него в голове задувал свечи. Рев огня и стоны сэра Барни превратились в неразличимый шум где-то вдалеке. Круглое красное лицо хозяина подернулось дымкой, видимый мир сжался по краям, словно Эпл смотрел на него через трубку, перед глазами мелькал целый рой черных мошек…
Лицо барона вдруг стало заваливаться, и Эпл решил, что чувства совсем его оставляют и он падает. «Так вот что такое обморок», – мелькнуло в его гаснущем сознании. Но лицо барона продолжало
клониться набок, а стены оставались стоять как стояли. Значит, это не Эпл падал, а снова барон. Эпл прислонил его к перилам, высвободил руку и отвесил ему такую затрещину, какой гордилась бы любая оскорбленная дама: звонкую, крепкую, а главное – отрезвляющую.– За что-о-о??? – возопил барон.
– Вы балбес и толстяк, тетка ваша уродина, а замок у вас – я видал у свиней хлев побольше.
– Что-о-о? ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ, НАГЛЕЦ!..
– Вот-вот, догоняйте.
Эпл запрыгал вниз по лестнице, как проколотый, продавленный, разошедшийся по швам, сдутый до складок мячик. Его безумная усмешка сверкала ярче огня: отвесить пощечину барону – таким не каждый мог похвастаться. Сквозь дым своего сознания он лишь надеялся, что барон не примет его слова близко к сердцу, он же просто спасал ему жизнь и не имел в виду ничего такого.
Сэр Барни бросил прощальный взгляд на съедаемую пламенем роскошь, утер то ли слезу, то ли пот и поспешил за своим нахальным работником.
И вот случилось то, на что они и не надеялись надеяться. Спасение. Они протиснулись сквозь печку горящих дверей и не успели глотнуть свежего воздуха – как на них выплеснули из ведра воду. «Ну, во всяком случае, это вода», – подумал садовник, вытирая лицо.
Глава 8
Плакучая ива льет слезы
Подобно тому как рассыпаются горы, в жизни каждого замка рано или поздно наступает момент, когда его ровняют с землей. Подобно тому как восходит солнце, каждого барона однажды озаряет горькая истина: не все в этом мире можно купить (хоть и очень многое). Подобно потревоженному жаложуку 23 , каждого садовника можно довести до той грани, за которой его руки оставят садовые ножницы и тяпку, чтобы взять топор и пилу.
23
Небольшой, но очень неприятный жук. Кто может знать это насекомое лучше, чем я? Прыгая сквозь кусты и заросли в саду, я не раз встречался с ним нос к носу (хотя скорее нос к жалу). Поэтому обойдемся на этот раз без Якоба Орфогуста. У жаложука черный панцирь, два брюшка, четыре жала и восемь крыльев, позволяющих ему не только очень быстро летать, но и практически бесшумно парить у вас над головой – а потом молниеносно опускаться и вонзать сразу четыре жала вам в загривок. Тот, кто придумал этих гадких жуков, настоящий садист.
Сэр Барни и Эпл вывалились за порог горящего замка – и оказались в водовороте суматохи. Люди кричали, гудели, причитали, бегали, махали руками, натыкались друг на друга и продолжали кричать, бегать и махать. В отсветах огня мелькали ведра с водой: кто-то их приносил, кто-то хватал и выливал.
Эпл не замечал ничего, кроме неограниченного пространства без потолка и стен и воздуха – невероятного, всепроникающего, невидимого и такого до смешного естественного здесь, снаружи, и драгоценного там, откуда он едва выбрался. Воздух окатил его волной новой жизни, унял удушье и боль, раздиравшие горло, и пробудил от полуобморока. Свежий, ароматный, напоенный ночной прохладой, воздух покалывал его разгоряченную кожу и успокаивал, как нежные руки знахарки. Эпл дышал жадно, страстно, и с каждым новым вдохом мир наполнялся красками, темные мошки перед глазами бледнели и пропадали, силы крепчали.