Как стать богом

2. Когда питается — весь подбородок замаслен.

3. Халат никогда у него не стирается, попахивает козлом.

4. Еще что-нибудь. Подумайте. Не забывайте, что Ваше умение «помнить все без исключения» должно быть им хорошо известно. Поэтому обратите внимание на Ваши неудачные выражения типа «если не ошибаюсь», «не помню точно, кто», которые в свете названного факта выглядят для внимательного читателя странновато и малоестественно…

Он пишет еще с абзаца: «Не надо так много об обстоятельствах личной жизни. Это бесполезно…» Но, тут же перечеркивает эти слова крест-накрест и приписывает:

«А впрочем, пишите, как хотите».

Сидит, вертя ручку в пальцах, и вдруг тихонько запевает, отбивая ритм ребром ладони:

— Несите меня бережно, несите меня бережно, ведь я защитник родной страны. Благодарите! Благодарите! Благодарите!..

— Где храбрец? — кричит он, прерывая ритм и тут же снова подхватывая его:

— Его несут к печи, его несут к печи…

— Где трус? Бежит доносить, бежит доносить, бежит доносить!

Он обрывает себя и быстро приписывает в самом низу:

«Не надо имен. Я никакой знаток чекизма-кагэбизма, но я понимаю одно: они о нас знают ровно столько, сколько мы сами говорим о себе и пишем. А значит, чем меньше мы говорим и пишем, тем меньше они о нас знают»

Потом он перечитывает все только что написанное и кладёт ручку.

— Я не трус, — произносит он убежденно, — Я просто предусмотрителен. А точнее, стараюсь быть таковым. Так что — «несите меня бережно!»

Сцена 13. Роберт Валентинович Пачулин

СЮЖЕТ 13/1

Четверг

Я — Роберт Валентинович Пачулин, по прозвищу «Винчестер», секретарь Сэнсея.

Сегодня мы выходим на работу особенно не в духе. Даже не побрились, что служит у нас признаком самого категорического неприятия реальной действительности. Сопим с раздражением. Массируем свое красно-коричневое пятно на затылке — видимо, ко всему вдобавок, и затылок еще ломит вследствие атмосферных перепадов и нехватки кислорода в городе и области. На своего верного и единственного секретаря-референта мы смотрим мельком, неприязненно поджав губы, киваем ему как бы в рассеянности и сразу же лезем в архив. При этом мы изволим напевать на мотив кукарачи какую-то ритмическую белиберду:

«Ни-ка-ку-ник са-на, ни-ка-ку-ник са-на…"»

Девять часов две минуты. Не дождавшись от начальства доброго слова, я снова сажусь за свой стол и на всякий случай вывожу на принтер расписание сегодняшнего утра. Сеанс назначен на десять и пароль — «Аятолла».

Детали не сообщаются, однако, стоит пометка: «С отцом и с сопровождающим». Понимай, как захочется. Я понимаю так, что кроме папани (а не мамани, — и это уже само по себе явление скорее редкое), мальчишку будет сопровождать еще некто — например, казначей с чемоданом зеленых. Что было бы весьма и весьма своевременно. У нас в казне осталось денег на один месяц (при наших-то потребностях), а в списке предстоящих пациентов числятся всего двое, причем одна из них — девочка, дохлый номер.

СЮЖЕТ 13/2

В девять тридцать ровно звонят в дверь, я поглядываю на Сэнсея и, поскольку ни указаний, ни даже намека на указания не следует, иду открывать. Недоумевая. Впрочем, тут же выясняется, что это не пациент пришел раньше назначенного времени, а какие-то двое мальчишек, шмыгая соплями, просят клей «Момент» — шина у них спустила, велосипедная. Я без всякой жалости посылаю их этажом выше (или ниже, по их собственному выбору) и возвращаюсь на рабочее место, где в ответ на вопрошающий взгляд докладываю обстановку.

Мы усмехаемся. Это особенно ненавидимая мною усмешка. Усмешка Подавляющего Превосходства. За такой усмешечкой обычно следует краткая, но исчерпывающая лекция на тему: поразительно, как нынешняя молодежь плохо разбирается… Поразительно, как мало разбирается нынешняя молодежь, да и молодежь вообще, в окружающей ее реальности (произнесено в манере зануды-Хирона, поучающего малолетку-Геракла). Эта ваша велосипедная история — замечательно характерная реплика дремучих представлений начала века. Даже ему (Хирону) известно, что нынешние сопляки используют клей «Момент» исключительно для того, чтобы его нюхать. Они его нюхают, паршивцы (сказано было мне). Ловят кайф. Что еще за велосипеды, сами подумайте, в разгар декабря?.. Какое сегодня число, кстати?

Я (с каменным, надеюсь, лицом) сообщаю ему, какое сегодня число, а заодно — день недели и московское время, после чего разговор наш естественным образом прекращается и каждый занимается своим делом. Он листает древние вырезки из газеты «За рубежом», а я думаю о двух мальчишках, которые (синие от холода и сопливые, отравленные и жаждущие новой отравы) обходят сейчас квартиру за квартирой и выпрашивают «Момент», чтобы потом в подвале каком-нибудь, провонявшем кошками и бомжами, словить свой дешевый кайф — сладостный и тошнотворный, как сама наша вонючая жизнь, в скобках — житуха.

СЮЖЕТ 13/3

В десять ноль четыре раздаётся звонок, и Сэнсей ворчит:

«Еще бы минута, и я бы приказал гнать его в три шеи. Вовремя прийти не способны, новороссы…»

Я отправляюсь открывать. В дверной глазок наблюдаю по ту сторону решетки три фигуры: одна очень большая, черная, вторая значительно поменьше — элегантно-серая, а третья совсем маленькая, черненькая с беленьким. Я открываю дверь и выхожу к решетке.

Главный у них, конечно, человек в сером костюме, дьявольски элегантный, с матово-бледным (как у графа Монте-Кристо) застывшим «фарфоровым» лицом и совершенно змеиной улыбкой на блестящих (словно бы намакияженных) устах. Когда он говорит, его губы слегка двигаются, открывая безупречно-белые зубы, но выражение лица, при этом, остаётся без изменения, подчёркнуто доброжелательным. Так, разговаривают театральные куклы и люди, перенесшие несколько тяжёлых пластических операций. В правой руке у него, при этом, обнаруживается какая-то длинная черная остроконечная палочка, наподобие школьной указки. Но, не указка, разумеется. Странная, такая, палочка — слишком уж остроконечная, на мой взгляд… Однако, человек опирается на неё при ходьбе, он заметно хромает на правую ногу.

Который в черной обтягивающей коже, — огромный качок, рыжий, лысый, конопатый и круглоголовый, — тот, несомненно, у них «сопровождающий». На шее у него… «Странгуляционная борозда?» — проносится в голове.

А собственно пациент, разумеется, пацаненок: мальчик лет семи, а может быть, и десяти (я не специалист) — в строгом черном костюме, белая сорочка с галстучком, блестящие лакированные туфельки, держится за папанину ручку и выглядит противоестественно и даже, на мой взгляд, неприятно, как и всякий ребенок, одетый нарочито по-взрослому.

Без сомнения, это были «они», но я как человек педантичный и склонный все формализировать, решетку им не открываю, а только здороваюсь со всей доступной мне вежливостью:

— Добрый день. Чем могу служить?

— Здравствуйте, — отчетливо говорит пацан-джентльмен, а человек с застывшим лицом и змеиной улыбкой щеголяет безукоризненными искусственными зубами и, не теряя зря времени, произносит пароль:

— Аятолла приветствует Вас, милостивый государь мой! — и добавляет, уже от себя, как бесплатный довесок к паролю, — Мир дому сему и всем его добрым обитателям!