Как стать оруженосцем
Шрифт:
Третья ворона, если можно так выразиться, и клювом не повела.
Зато ученые схватились за бока и, не решаясь в присутствии королевы изъясняться прямо, опять прибегли к помощи латыни.
А Черный Патрик тем временем все ходил вокруг до около кровати и бубнил себе под нос.
– Ничего не понимаю. Вроде все правильно сказал: вора - судьей, убийцу - врачом, нищего - рыцарем... Пора бы уж и честь знать...
Долго бродил, пока, наконец, выкрикнув что-то сердитое, изловчился, ухватил ближайшую ворону за хвост и просто-напросто выкинул в окно.
Наступила мертвая тишина.
– Да тут, оказывается, все проще пареной репы!
– воскликнул Черный Патрик и приказал слугам, застывшим в дверях.
– А ну-ка, парни, тащите сюда сачок!.. Сейчас мы с ними разберемся...
Но вороны, не дожидаясь, пока принесут сачок и станут с ними разбираться, серыми пулями последовали вслед за первой.
За возникшим всеобщим ликованием как-то позабылось наличие высокого покровителя
– Это правильно, это по-рыцарски!
– одобрительно заметил сэр Ланселот.
– С ними, с колдунами, только так и надо. Эх, жалко, меня там не было... Кстати, а где он живет, этот твой Кромахи?..
– И, узнав, что очень далеко, за морем, снова повторил: "жалко..."
Было решено устроить небольшой привал и подкрепить силы - идти по дороге, только с виду казавшейся чем-то твердым, а на самом деле оказавшейся непролазной грязью, было тяжеловато. Погода не улучшилась и не ухудшилась, все окрест по-прежнему выглядело серым и мокрым. Все трое присели на поваленное дерево, и тут выяснилось, что никто не удосужился что-либо прихватить с собой. На всех имелось одно-единственное яблоко менестреля, которое тот без всякого зазрения совести съел в одиночку, заявив, что у него пересохло в горле от длительного рассказа, а ему еще предстоит порадовать их песней, сочиненной им совсем недавно. Необходимо было до темноты найти хоть какое-нибудь убежище, а потому, посидев немного, они двинулись дальше.
Песня в сопровождении волынки, или же наоборот, - сказать невозможно, - состоялась, как только они пришли в движение. Что касается игры на музыкальном инструменте, то мы позволим себе привести цитату из классика, поскольку она полностью соответствовала происходившему.
"Начинал он блистательно: душераздирающей, воинственной нотой, от которой слушатель вскакивал, как ошпаренный. Но вскоре музыкант переходил на пиано, потом на пианиссимо, а последние такты мелодии уже тонули в сплошном булькании и шипении".
В перерывах между вышеописанным действом, шла декламация в лицах, - по крайней мере, так, наверное, полагал менестрель, - поскольку он старательно менял голос и выражение лица в зависимости от действующего персонажа. Если в этой "песне" и присутствовала рифма, то она была глубоко запрятана. Содержание излагаемого сводилось к следующему.
У одного короля имелась красавица-дочь, расставаться с которой он не желал, а потому спрятал ее в высокой башне, доступ в которую имел только он сам и еще пара-тройка доверенных лиц. Тем не менее, нашлись два отважных рыцаря, славных своими подвигами более, нежели своим богатством, которые решились попытать счастья и добыть руку принцессы. Тот рыцарь, который был побогаче, направился непосредственно к королю на переговоры, а тот, который победнее, сомневаясь в успехе, решил действовать (по словам менестреля) умом. Привязав к длинной веревке крюк, а крюк к стреле, он, стоя у подножия башни и стреляя из лука, с какого-то раза все-таки угодил этим своим приспособлением в решетчатое окно наверху. Поскольку замок был древней постройки, он не доверился вполне удачному завершению первого этапа, и для надежности дернул веревку изо всех сил. Окно, часть башенной стены и принцесса в придачу вывалились. Красавица тут же была подхвачена ветром, - юбок на ней было столько, сколько лепестков у бутона розы, - и унесена куда-то в темный лес, а все остальное обрушилось на незадачливого кандидата в женихи. На страшный грохот прибежала охрана, рыцарь был опутан веревками и доставлен пред светлые очи разгневанного короля. Первый кандидат, узнав о том, что его попытались обойти столь нечестным образом, предложил королю дать согласие на поединок, во время которого собирался сделать из второго своей палицей отбивную. Второй был согласен в том смысле, чтобы принять участие в поединке и превратить своим мечом первого в ирландское рагу (stobhach). Но у короля имелись иные виды на ужин, и он предложил рыцарям состязание иного рода, вполне обычное в подобных случаях: кто доставит принцессу ко двору, тот получит ее руку и станет основным претендентом на королевский трон. Поскольку принятие данного предложения никоим образом не отменяло их собственные, рыцари согласились, и тут же, не теряя драгоценного времени, с разницей в один час, отправились на поиски. Первый отправившийся рассудил, что будет гораздо проще, если он
дождется своего соперника вместе с найденной принцессой в ближайшей гостинице, вступит с ним в поединок и, решив его в свою пользу, обретет обещанное королем. Так он и поступил: обосновался на первом попавшемся постоялом дворе, стоявшем на единственной достойной дороге к королевскому замку, и принялся ждать. Однако второй рыцарь оказался не глупее первого. Он, не зная о затее первого, поступил аналогичным образом и также расположился, но только во втором, если считать от замка, постоялом дворе, в ожидании, когда появится его соперник...Не успела песня смолкнуть, как сэр Ланселот непререкаемым тоном заявил, что она сырая и требует серьезной доработки, в связи с отсутствием в ней правды жизни. Принцесса принцессой, она может делать, что ей вздумается, но вот рыцари, если уж они, - да еще в присутствии короля, - предложили друг другу поединок, то избежать его никак не можно, в ущерб чести. Менестрель возражал, утверждая, что поединок вовсе не отменен, а всего лишь отложен, и к тому же не является темой данной песни, поскольку она, прежде всего, о любви. Этот диспут несколько отвлек Владимира от размышлений об отсутствии ночлега и голоде, и неизвестно, к чему бы привел, если бы в некотором отдалении от них на дороге не показался силуэт, передвигавшийся странным манером.
Вынырнув из тени дерева, к которому почему-то прижимался, он по траектории выпущенной из лука стрелы в мгновение ока перемещался к другому и снова прижимался, причем расстояние между деревьями, на взгляд, было весьма значительным. Наши путешественники замерли, не зная, что и подумать. А странный объект, между тем, приблизился настолько, что оторвавшись от очередного дерева, влип в непоколебимо замершего сэра Ланселота и обхватил его руками.
– Прошу прощения и помощи!
– задыхаясь, проговорил он.
– Помогите мне, добрые господа, хоть ненадолго присесть...
Его усадили на лежавшее у дороги поваленное дерево и хорошенько рассмотрели. Высокий худощавый человек, одетый ничем не примечательно, с шапочкой на голове, в которой торчало перо фазана, сумкой и рожком на боку, что выдавало в нем посланца какого-нибудь важного господина.
– Прошу меня извинить, добрые господа, но я очень спешу, - снова произнес человек.
– Глаза ты, что ли, забываешь дома, когда куда-нибудь спешишь?..
– дружелюбно произнес сэр Ланселот, а Владимир подумал, что где-то эти слова уже слышал. Или читал.
– Знали бы вы, что тут приключилось, так не говорили бы, - ничуть не обиделся человек и тут же, с места в карьер, принялся рассказывать.
Он и в самом деле оказался посланным, - не кого-нибудь, а самого короля!
– с важным поручением во все концы земли сразу. Одним из многих. Всем им выдали семимильные сапоги для скорейшего выполнения вышеупомянутого поручения, причем ему достались не по размеру, - жали, - и оба на левую ногу. Странный вид сапог (они были неровно обрезаны несколько ниже колена) объяснялся тем, что семимильными они назывались не только по количеству пройденного за один шаг расстояния, но и, по всей видимости, длине голенищ, которые пришлось сильно обкорнать. Должно быть, их делали в конце месяца, туманно повторил вслед за кем-то посланник, каковая фраза не была понята никем, кроме Владимира, который был ею весьма удивлен. А посему, когда посланник делал шаг прямо, сапоги норовили уклониться влево, в результате чего возникало волнообразное движение с непредсказуемым результатом. Это хорошо, когда по дороге попадался дуб, или, там, рыцарь, а когда болото или, скажем, заросли крапивы... В общем, не прошло и получаса, как рассказчик закончил описание своих мытарств с сапогами и приступил к изложению возложенного на него поручения.
Дело оказалось в том, что у короля была пятилетняя дочка-принцесса, с которой вскоре после рождения произошло следующее. Когда ее мама-королева прогуливалась с дочкой, которую собственноручно везла в коляске, на встречу ей попалась старушка, пожелавшая обеим здоровья и всех благ. Слово за слово, королева, не выспавшаяся, пожаловалась, что малютка часто плачет и не дает ей как следует отдохнуть. Невинное замечание о том, что маленькие дети часто плачут она восприняла в штыки, поскольку настроение у нее было плохое, и тут же, не сходя с места, поцапалась со старушкой, которая оказалась доброй феей, Матушкой Лафтер. Настроение у доброй феи, тем не менее, почему-то тоже было не очень, и она, затронутая за живое, поставила королеву в известность, что наделяет девочку даром не только смеяться чаще, чем плакать, но и способностью воздействовать этим даром на всех окружающих без исключения. Пока принцесса подрастала, дар этот приносил всем во дворце только радость, но сейчас...
Идет, к примеру, заседание Королевского совета. Вызывает король на доклад первого министра, ответственного за финансовое состояние. Тот начинает.
– Не смотря на имеющиеся трудности и постоянное оскудение королевской казны, доходы наши... ваши... ежедневно растут, и по плотности количества самых богатых придворных отнесенных к квадратному футу полезной площади вашего дворца, мы давно уже превысили все знаемые нами королевства вместе взятые, чему свидетельством в том числе постоянно возрастающая гордость простого народа этим обстоятельством...