Как стать успешной стервой, которой все завидуют

Во-вторых, так называемый «железный принцип» дарит возможность не думать в каждой конкретной ситуации: как же мне быть? Чем пожертвовать? Что отстаивать? Какие у меня перспективы на победу? Как действовать в патовой ситуации (это когда силы равны и положение настолько зашло в тупик, что ни победа, ни поражение никому из противников не светят — или не грозят)? Соблюдение буквы дарит некую мнимую свободу: можно ничего не решать. А значит, железный принцип облегчает выбор — точнее, аннулирует саму необходимость выбора.

Эта сомнительная выгода часто выдается в одном наборе с максимализмом. А максимализм, как правило, — последствия реакции на страх перед жизнью. Жизнь такая многоликая, изменчивая, неоднозначная. В ней, как в котле, кипят разные ингредиенты, общую картину формирует пестрая масса деталей — и любую из них так легко упустить. Прогнозировать будущее очень трудно — особенно, если ты еще молод и неопытен. Тревожное состояние понуждает человека искать защитные средства. Одна из самых распространенных «систем защиты» — заковать себя в кандалы правил и принципов, коими нельзя «поступаться». Напуганное инфантильное сознание выдает скоропалительное решение: чтобы все было в порядке, необходимо себя жестко ограничить и претерпеть, но ни в коем случае не задумываться.

Глупо надеяться, будто «долготерпение» даст хотя бы мизерную гарантию успешного исхода. «Если долго мучится, что-нибудь получится!» Наивная героиня рассказа Тэффи считала: если написать несколько тысяч раз «Господи, дай!», то это поможет выдержать экзамен — без утомительной зубрежки, не напрягая мозги. И пусть «трудолюбивая» девица смогла бы выучить половину или треть билетов, но увы! Она бездарно растратила время на писанину заклинаний. Естественно, так нерадивая ученица упустила свой шанс на успех, пусть и небольшой. Видите, насколько легко принцип переходит в панику — и обратно? Спросите себя: почему такое случается — и не только с глупыми девчонками, неспособными нормально подготовиться к экзаменам?

Причина в вере. С одной стороны, вера — вещь необходимая. Нельзя ни во что не верить. Просто потому, что те самые «идеалы для юношества» вырастают не столько из рациональных суждений, сколько из веры, глубоко эмоционального состояния. Получается, что вера помогает сформировать цели, пережить трудный подростковый период и вступить в трудную взрослую жизнь. Вся проблема в безусловности веры, когда нет никаких сомнений, мозги отключены, а их место занимает экстаз, опасный для здоровья. Подобное состояние Станислав Ежи Лец выразил риторическим вопросом: «Одним и тем же мозгом мыслить и верить?» Действительно, если весь потенциал мозга уходит на поддержание веры, мышление атрофируется. Притом, что любой «абсолют» нежизнеспособен (если не считать сорта алкогольного напитка). И, следовательно, если вы «абсолютно» уверовали во что-нибудь, вам гарантированы крупные проблемы в реальной жизни. Если не понимаете, почему — перечитайте начало раздела, посвященное принципам. Ведь вера — главный компонент принципа. У нее те же недостатки.

Впрочем, у всякой веры имеется и рациональный компонент. Вера рождается не на голом месте, а на конкретной почве, она — отражение реалий жизни. Когда связь с действительностью довольно прочна, окружающий мир выглядит как стройная система причин и следствий — и это замечательно. Главное — не зацикливаться на той системе, которую вы видите в данный момент. Все течет, все меняется. Хорошо, если при перемене условий вы можете все обдумать, разложить по полочкам и внести необходимые изменения. Сейчас вам кажется, что именно такой образ жизни приведет вас к успеху. У вас есть аргументы и доказательства, которые представляются разумными. Что ж, тогда вперед! Пусть ваши принципы работают, как Биг Бен, и никогда не сбоят. Правильное соотношение разума и эмоций придаст вам силы и укажет наилучшее направление.

К сожалению, гораздо чаще складывается совершенно иная картина. Душевные позывы и порывы бросают нас и треплют, как бурное море — утлую ладью. Мы перестаем соображать, а все больше взываем к создателю, умоляя о спасении из пучины вод, пардон, эмоций. Мы теряем ориентацию, и полностью вверяем себя каким-то непознаваемым силам. И чтобы добиться снисхождения от этих вселенских начал, первым делом выключаем логику, а на ее место возводим смирение, терпение, жертвенность и самоотверженность. Пожалуй, это похоже на жертвоприношение язычников: какая может быть связь между хорошей погодой и безвременно погибшим черным козлом? Для метеоролога — никакой. Для язычника — прямая. Если разубедить представителя первобытного племени в действенности обряда, на что ему надеяться? В мозгу разочарованного туземца может возникнуть только одна идея: если духи не хотят того козла, может, им больше подойдет этот? В смысле, метеоролог. И тогда умнику приходит скорый и жестокий конец. Вот почему работа просветителя-миссионера — самая опасная и неблагодарная из всех.

Цивилизованные люди зачастую не отличаются от прямолинейных детей природы. Могущественный покровитель необходим и язычнику, и христианину. Правда, христианин не в силах с небрежной простотой отрезать голову своему собрату и омыть кровью жертвенник. Статья это. Уголовная. И он использует другой способ, чтобы «умилосердить» высшие силы: принимается себя истязать. Мазохизм не всегда имеет сексуальное происхождение. Психологи утверждают, что радость от безграничной власти, которую некто посторонний имеет над твоей личностью на самом деле есть призыв о помощи, мольба о защите. «Большой Папа» может тебя терзать — но это лишь признак того, что в минуту жизни трудную он тебя всенепременно укроет, поможет и спасет. Мазохист, естественно, не погружается вглубь своего подсознания. Он просто действует: создает для себя целую систему испытаний, которые якобы приносят удачу. Иногда такое поведение даже производит впечатление несокрушимой твердости духа и несгибаемого упорства характера.

Подобных образцов «самомучительства» в русской — и не только русской — литературе пруд пруди. Вспомнить хотя бы незабвенного максималиста из незабвенного романа Чернышевского. Нет, не соню Веру Павловну с ее вечными кошмарами, переполненными архитектурой в стиле хай-тек. Кто там приобретал «физическое богатство» и душевное равновесие — говядину сырую жрал, приличным людям хамил и вдобавок уподоблялся индийским страстотерпцам? Рахметов. Никто (кроме, может быть, узких специалистов) не в силах упомнить, какие такие незыблемые принципы проповедовал сей славный российский йог. Поэтому позвольте освежить вашу память.

Появление в романе великого ригориста — человека, принявшего священный обет твердо и неуклонно следовать правилам — Рахметова ознаменовано тем, что он без приглашения заявляется к Вере Павловне, видит, что дама страшно занята разборкой вещей. «Услуги его могли бы пригодиться… Всякий другой на месте Рахметова в одну и ту же секунду и был бы приглашен, и сам вызвался бы… Но он не вызвался и не был приглашен…

Я буду сидеть в кабинете, — отвечал он: — если что понадобится, вы позовете; и если кто придет, я отворю дверь, вы не беспокойтесь сама.

С этими словами он преспокойно ушел в кабинет, вынул из кармана большой кусок ветчины, ломоть черного хлеба, — в сумме это составляло фунта четыре, уселся, съел все, стараясь хорошо пережевывать (Еще бы! Попробуй проглотить сэндвич в полтора кило весом, не жуя. Это же цирковой номер! — Е.К.), выпил полграфина воды, потом подошел к полкам с книгами и начал пересматривать, что выбрать для чтения: «известно…», «несамобытно…», «несамобытно…», «несамобытно…», «несамобытно…». Великовата цитата, понимаю. Но позвольте предположить, что никто из вас, дорогие читатели, не кинется обшаривать книжные полки в надежде перечитать «Что делать?», дабы наконец-то уяснить цель своего существования. К тому же любители белковой диеты, не обремененные приятной внешностью, равно как и приятными манерами — и вовсе не те герои, о которых хочется вспоминать снова и снова.

А все, что выкаблучивал Рахметов, должно было послужить к его личностному развитию и совершенствованию. И могуч-то он, и вынослив, и характером тверд, и начитан, и в суждениях откровенен. Якобы вышеперечисленные качества в конце концов сложились в образец человеческой породы — крепче гвоздей из рахметовского матраса. «Давид» Микеланджело отдыхает. Но каков оказался результат, если повнимательнее присмотреться? Даже автор самого нравоучительного из романов, почтительно пригнувшись, посмеивается в кулачок над Рахметовыми и иже с ними — уж очень «дикие» повадки демонстрируют всякие «энтузиастически» настроенные психи. И называет подобную породу «забавной». Но, как ни странно, дело не в хихиканье Чернышевского, а совсем в другом. Рахметов — живой пример одной из самых распространенных (помимо мазохизма) ошибок. Не слишком зрелые умы постоянно обрушиваются именно в эту колдобину.