Как сумели - так смогли. Сказки из Скородумовки

Власик и Протасик переглянулись, насупились.

– А мы не нарочно.

– Садитесь на лавку, гости дорогие.

Власик и Протасик плюхнулись на лавку и тут же их штаны оказались в чем-то липком.

– Совсем позабыл, - безмятежно прихлебывая взвар сказал старичок, - кисель я овсяный разлил. Не нарочно.

Власик и Протасик запыхтели от досады.

– Ничего, чтоб обиду подсластить медком вас угощу.

Мальчишки заулыбались, обрадовавшись лакомству.

Старик отодвинул чашку в сторону, полез под лавку, вытащил горшок, поставил его на стол, зачерпнул ложкой, ляпнул большой черный ком в миску.

– Густо-о-ой.

Власик и Протасик вытянули шеи.

– Ты чего, дед, ополоумел, это же деготь.

– Вот беда, - бесхитростно качнул головой старик, - а я было угостить вас хотел. Но вы, мальцы, запомните, хозяину грубить негоже, сами от горшка два вершка, а туда, же старика ругаете.

– Помнится, обещал ты нам, дед, чудес показать, каменья драгоценные.

– Есть у меня такие, - усмехнулся старик и опять полез под лавку, вытащил ушат полный сверкающих камней.

– Видали вы ребята, как в летний полдень на озере вода так и пыхает, так и горит каменьями самоцветными. Водяной их сетью собирает и в сундуки к себе складывает. Вот и мне ушат отсыпал. Берите сколько хотите, все пряники в городе скупите.

Власик и Протасик не пожадничали, насыпали каменьев запазуху, в шапки, весь ушат до последнего камешка выгребли.

– Берите, берите, черпайте горстями, хорошие мои, уважительные, - приговаривал хозяин, посмеиваясь в рыжую спутанную бороду. И когда ушат опустел, старичок хлопнул в корявые ладони и драгоценные камни пролились обычной водой.

– Ой, - пискнул Власик, - мокро.

– Ого - поежился Протасик, - будто в речке искупался.

– Холодно, - заныли мальчишки.

– Ох-ох, - старик огорченно замахал руками, - обманул меня водяной. Но ничего, ребятки, есть у меня для вас другой подарок, он вас на всю жизнь прокормит.

– Что это?

– Пила да топор.
– Увидев, вытянутые разочарованные лица мальчиков, старичок поспешил их утешить - не простые, волшебные. Тюк, тюк и готово.

– Небось и топор с пилой такие же как камни, - буркнул Протасик.

– Настоящие, - заверил старичок.
– Сами всю работу сделают. Утречком на зорьке проверим. А сейчас спать пора. На лавке вытягивайтесь да зипунишком накрывайтесь.

– Во дела, - удивился Протасик, - сам на печку теплую полез, а мы, мокрые, на его лавке липкой спать должны? Эй, Власик, а давай сейчас топор и пилу испробуем. Пусть из этого стола нам скамейку соорудят.

Лучина потрескивала, месяц заглядывал в окошко, мальчишки покосились на печку, с которой доносился храп, потерли ручки.

– А ну-ка, пила и топор, смастерите нам из этого стола...

– Ларец, - вдруг послышался бодрый и властный голос с печи.

Тут же пила и топор будто приклеились к ладошкам Власика и Протасика, мальчишки принялись за дело с таким усердием, что их щечки раскраснелись. Старичок внимательно следил за работой мальчуганов и качал головой.

– Эх, ни к чему не приучены. Умаялись?
– старичок слез с печи, посмотрел, что получилось.

– Ларец не ларец, короб, не короб, не пойми что, не обструганное, кособокое, кривое, кое - как сколоченное, только хороший стол испортили. Плохие вы работнички и домик себе неважный соорудили. Не мастера вы - мастетяпы.

Власик и Протасик переглянулись.

– Как сумели, так смогли.

– Вам теперь росту в аршин быть, в этом ларце жить, людям служить.

– Еще чего, - хотели сказать Власик и Протасик, как тут же уменьшились и оказались внутри своего изделия.

– А выйдете оттуда, когда добрые люди вам в ножки поклонятся и спасибо скажут.

– Звезды как сияют, видать ночью мороз ударит, - сказал Егорша, входя в избу к сестре.

Влас бросил лапоть, который почти доплел, и закрыл глаза рукой. Фотинья опустила голову, слезы капнули на юбку. На полатях сидели трое ребятишек, последний, пятый, агукал в люльке.

– Мамка, - спросила иаленькая Акуля, - когда Протасик домой вернется? Обещал мне лошадку смастерить, а сам куда-то ушел.

– Будет тебе лошадка, - Егорша взял чурочку, нож, принялся строгать.

– Нет, не вернется Протасик, - печально проговорила Фотинья.
– Дед Дрема видел, как ребятишки вечером в сторону леса направлялись. Никак старик их созвал, тот, что у Евлашки ночевал. Наговорил мальцам небылиц, поманил чем-нибудь, они и поверили, несмышленыши.

Отец Фотиньи и Егорши, лежавший на печке, поднял седую всклоченную голову.

– Так ведь это сам леший был.

– Тш-ш-ш - Фотинья поднесла палец к губам, - разве можно на ночь его поминать, слышь, как ветер в трубе сразу завыл.

– Евлашка старая, а глаза у нее зоркие и нюх как у собаки. Чудной тот старик был, одежда на изнанку вывернутая, пояса нет, и запах от него шел, как от прелых листьев. Волосы не седые, как у нас, стариков, а сивые, ресницы рыжие, лохматые и борода как веник березовый.

– У тебя самого-веник, - досадливо отмахнулась Фотинья.

– Э, нет, у меня в бороде каша да щи, а у того старика листочки да веточки запутались. Не слушаете вы старых людей, а напрасно, - отец обиженно отвернулся к стене.

– Не сердись, отец, слезай, похлебка готова, - Фотинья подхватила ухватом чугун, поставила его на стол и заплакала, запричитала:

– Ох, а сыт ли сейчас мой сын, мой Протасик, накормлен ли.

Влас тяжело вздохнул, с каждым днем его вера вновь увидеть старшенького слабела.

– Сестрица, решил я по белу свету походить, - вдруг сказал Егорша.
– Готова лошадка твоя, - парень протянул девочке игрушку. Акуля заулыбалась, ухватила лошадку и тот час на полатях началась возня, каждому хотелось поиграть с лошадкой.

– Егорша, одумайся, мало вы с Власом и Протасом находились. Три года дома не были. Из дома уйти - большого ума не надо - назад вернуться - вот задача.

– Да, было время, совершали и мы добрые дела, - сказал Влас,- а теперь другая пора - детей растить надо.

Глаза Егорши блеснули:

– Гляну я на вас с Фотиньей, как голубки воркуете, слова грубого друг другу не скажете, а в другой избе только горшки летят, да крик слышится, отчего так?

– По сердце невесту брать надо, - улыбнулся Влас.