Как сумели - так смогли. Сказки из Скородумовки
Шрифт:
Власик и Протасик переглянулись, насупились.
– А мы не нарочно.
– Садитесь на лавку, гости дорогие.
Власик и Протасик плюхнулись на лавку и тут же их штаны оказались в чем-то липком.
– Совсем позабыл, - безмятежно прихлебывая взвар сказал старичок, - кисель я овсяный разлил. Не нарочно.
Власик и Протасик запыхтели от досады.
– Ничего, чтоб обиду подсластить медком вас угощу.
Мальчишки заулыбались, обрадовавшись лакомству.
Старик отодвинул чашку в сторону, полез под лавку, вытащил горшок, поставил его на стол, зачерпнул
– Густо-о-ой.
Власик и Протасик вытянули шеи.
– Ты чего, дед, ополоумел, это же деготь.
– Вот беда, - бесхитростно качнул головой старик, - а я было угостить вас хотел. Но вы, мальцы, запомните, хозяину грубить негоже, сами от горшка два вершка, а туда, же старика ругаете.
– Помнится, обещал ты нам, дед, чудес показать, каменья драгоценные.
– Есть у меня такие, - усмехнулся старик и опять полез под лавку, вытащил ушат полный сверкающих камней.
– Видали вы ребята, как в летний полдень на озере вода так и пыхает, так и горит каменьями самоцветными. Водяной их сетью собирает и в сундуки к себе складывает. Вот и мне ушат отсыпал. Берите сколько хотите, все пряники в городе скупите.
Власик и Протасик не пожадничали, насыпали каменьев запазуху, в шапки, весь ушат до последнего камешка выгребли.
– Берите, берите, черпайте горстями, хорошие мои, уважительные, - приговаривал хозяин, посмеиваясь в рыжую спутанную бороду. И когда ушат опустел, старичок хлопнул в корявые ладони и драгоценные камни пролились обычной водой.
– Ой, - пискнул Власик, - мокро.
– Ого - поежился Протасик, - будто в речке искупался.
– Холодно, - заныли мальчишки.
– Ох-ох, - старик огорченно замахал руками, - обманул меня водяной. Но ничего, ребятки, есть у меня для вас другой подарок, он вас на всю жизнь прокормит.
– Что это?
– Пила да топор.
– Увидев, вытянутые разочарованные лица мальчиков, старичок поспешил их утешить - не простые, волшебные. Тюк, тюк и готово.
– Небось и топор с пилой такие же как камни, - буркнул Протасик.
– Настоящие, - заверил старичок.
– Сами всю работу сделают. Утречком на зорьке проверим. А сейчас спать пора. На лавке вытягивайтесь да зипунишком накрывайтесь.
– Во дела, - удивился Протасик, - сам на печку теплую полез, а мы, мокрые, на его лавке липкой спать должны? Эй, Власик, а давай сейчас топор и пилу испробуем. Пусть из этого стола нам скамейку соорудят.
Лучина потрескивала, месяц заглядывал в окошко, мальчишки покосились на печку, с которой доносился храп, потерли ручки.
– А ну-ка, пила и топор, смастерите нам из этого стола...
– Ларец, - вдруг послышался бодрый и властный голос с печи.
Тут же пила и топор будто приклеились к ладошкам Власика и Протасика, мальчишки принялись за дело с таким усердием, что их щечки раскраснелись. Старичок внимательно следил за работой мальчуганов и качал головой.
– Эх, ни к чему не приучены. Умаялись?
– старичок слез с печи, посмотрел, что получилось.
– Ларец не ларец, короб, не короб, не пойми что, не обструганное, кособокое, кривое, кое - как сколоченное, только
хороший стол испортили. Плохие вы работнички и домик себе неважный соорудили. Не мастера вы - мастетяпы.Власик и Протасик переглянулись.
– Как сумели, так смогли.
– Вам теперь росту в аршин быть, в этом ларце жить, людям служить.
– Еще чего, - хотели сказать Власик и Протасик, как тут же уменьшились и оказались внутри своего изделия.
– А выйдете оттуда, когда добрые люди вам в ножки поклонятся и спасибо скажут.
– Звезды как сияют, видать ночью мороз ударит, - сказал Егорша, входя в избу к сестре.
Влас бросил лапоть, который почти доплел, и закрыл глаза рукой. Фотинья опустила голову, слезы капнули на юбку. На полатях сидели трое ребятишек, последний, пятый, агукал в люльке.
– Мамка, - спросила иаленькая Акуля, - когда Протасик домой вернется? Обещал мне лошадку смастерить, а сам куда-то ушел.
– Будет тебе лошадка, - Егорша взял чурочку, нож, принялся строгать.
– Нет, не вернется Протасик, - печально проговорила Фотинья.
– Дед Дрема видел, как ребятишки вечером в сторону леса направлялись. Никак старик их созвал, тот, что у Евлашки ночевал. Наговорил мальцам небылиц, поманил чем-нибудь, они и поверили, несмышленыши.
Отец Фотиньи и Егорши, лежавший на печке, поднял седую всклоченную голову.
– Так ведь это сам леший был.
– Тш-ш-ш - Фотинья поднесла палец к губам, - разве можно на ночь его поминать, слышь, как ветер в трубе сразу завыл.
– Евлашка старая, а глаза у нее зоркие и нюх как у собаки. Чудной тот старик был, одежда на изнанку вывернутая, пояса нет, и запах от него шел, как от прелых листьев. Волосы не седые, как у нас, стариков, а сивые, ресницы рыжие, лохматые и борода как веник березовый.
– У тебя самого-веник, - досадливо отмахнулась Фотинья.
– Э, нет, у меня в бороде каша да щи, а у того старика листочки да веточки запутались. Не слушаете вы старых людей, а напрасно, - отец обиженно отвернулся к стене.
– Не сердись, отец, слезай, похлебка готова, - Фотинья подхватила ухватом чугун, поставила его на стол и заплакала, запричитала:
– Ох, а сыт ли сейчас мой сын, мой Протасик, накормлен ли.
Влас тяжело вздохнул, с каждым днем его вера вновь увидеть старшенького слабела.
– Сестрица, решил я по белу свету походить, - вдруг сказал Егорша.
– Готова лошадка твоя, - парень протянул девочке игрушку. Акуля заулыбалась, ухватила лошадку и тот час на полатях началась возня, каждому хотелось поиграть с лошадкой.
– Егорша, одумайся, мало вы с Власом и Протасом находились. Три года дома не были. Из дома уйти - большого ума не надо - назад вернуться - вот задача.
– Да, было время, совершали и мы добрые дела, - сказал Влас,- а теперь другая пора - детей растить надо.
Глаза Егорши блеснули:
– Гляну я на вас с Фотиньей, как голубки воркуете, слова грубого друг другу не скажете, а в другой избе только горшки летят, да крик слышится, отчего так?
– По сердце невесту брать надо, - улыбнулся Влас.