Как тебе такое, Iron Mask?
Шрифт:
– Алексей Михайлович…
– Да вы идиота-то не изображайте, хотя у вас хорошо получается, конечно… Ну? Ну Валерия Иглинская! Его новая жена! Даже у нас в газетах были фотки с их свадьбы… О! Сейчас я вам покажу!
Теперь Алекс уронил телефон. Не безумный принц, а позорище.
– Спокойной ночи, Алексей Михайлович.
– Стойте, стойте… стойте! А скажите, у них правда есть сын?
– Спокойной ночи!
– Ну скажите, скажите, мне правда это нужно знать! Я брат, я что, не имею права знать?..
Это было уже перебором даже для цирка.
Ринат вышел.
Алекс остался.
Help yourself.
– Ты
– Fuck, что?!
– Выражаться будешь в другом месте.
– Ах, папочка, ах, прости, пожалуйста! Вырвалось!
– Перестань паясничать.
– Тогда ты, может, мне объяснишь то, что сейчас сказал?
– Ты не найдешь эти фотографии.
– Ты охренел? Между прочим, это очень важные для меня… Ты не имеешь никакого права…
– Ты ошибаешься.
– Я не ребенок!!! Когда ты поймешь, что люди рядом с тобой имеют право на свою жизнь?!
– У тебя есть своя жизнь.
– Ты реально думаешь, что просто послать меня на хрен, без фоток, без памяти – это прямо самый крутой подарок в мире, да?!
Но все законы погасилаДля самого благая ночь.И не ответчик он за сына,Ах, ни за сына, ни за дочь.– …А вообще, конечно, да. Ты прав. Папа. Это очень крутой подарок. Потому что мама такого не получила. Она не смогла сбежать… И мне плевать, что там говорили врачи, но я знаю, что это из-за тебя!..
Там, у немой стены кремлевской,По счастью, знать не знает он,Какой лихой бедой отцовскойПокрыт его загробный сон.– …И я не знаю, что потом эти гребаные психологи тебе наплели, что я этим манипулирую, что я этим чего-то добиваюсь… Господи, папа, как можно было им верить?! Как можно всерьез думать, что ребенок…
О, годы юности немилой,Ее жестоких передряг.То был отец, то вдруг он – враг.А мать?Но сказано: два мира,И ничего о матерях.– Короче. Мне надоела вся эта хрень, и я валю обратно в Лондон, как только ты отдашь мне эти фотки. Хотя бы одну. Нет, fuck, не прошу!!! Если ты не отдашь эти фотки, то я вскроюсь прямо здесь. И мне похеру, как ты будешь объяснять всему миру, что твой сын сдох, запертый в какой-то кагэбэшной квартире, прямо во время этого вашего…
– Я убрал эти снимки для твоего блага. Тебе нельзя их давать.
– Серьезно?! А что случится?
– Я понимаю, что ты не сам ищешь эти снимки, тебя попросили друзья, за которыми, возможно, стоит английская разведка или по крайней мере пресса, но это почти одно и то же.
– Ты параноик. Ты все такой же гребаный параноик!.. Кому, вот скажи, какой еще, на хрен, разведке могут быть интересны старые семейные фотки?!
– Они не семейные. Хотя это снято у нас дома.
– Что – это?
– То, как ты сидишь на коленях у [Mr. P.]а.
– Что?!
– Тебе было пять лет.
– Погоди. Я ничего не догоняю. Ты серьезно думаешь, что мы говорим об этом?! Во-первых,
на черта… Я даже забыл, что такие фотки есть…– Ты о них знал. И о них знают те, кто стоит за твоими английскими друзьями.
– То есть ты думаешь, что какие-то древние фотки, на которых [Mr. P.] сидит с каким-то чужим ребенком, это какая-то сенсация? И это кому-то нужно?
– Они готовы разыграть любую карту.
– Прости, но ты реально сошел с ума. Господи. Ты сумасшедший!
– Они могут выдать это в печати за фотографию [Mr. P.]а с дочерью, за что угодно.
– За что?! Ха. Ха-ха. И кто-то типа решит, что я – дочь [Mr. P.]а? Сменившая пол, что ли?
– Кстати, я не исключаю, что даже в это могут поверить. Особенно если всплывут некоторые факты твоей биографии.
– Так. Ладно. Я правда старался. Я правда не скажу никому, что ты сумасшедший. Я прошу только об одном. Мне нужны фото с мамой. С МАМОЙ, fuck, ты вообще слышишь меня?!
– …Могут иллюстрировать в британской печати и еще одну клевету на [Mr. P.]а, которая становится популярной в маргинальных кругах Запада.
– Люди, нам всем пизда. Сумасшедший захватил власть.
Объект просыпается ночью
Адски хотелось пить.
ALEX: я похоже вырубился
ALEX: ты спишь?
Спит, конечно. Даже в Лондоне уже ночь.
Комната отвратительная. Алекс рассматривал ее, лежа навзничь, как впервые: горел свет, обои отливали многообразным перламутром. Здесь – картина из жатой кожи, там – репродукция Бориса Вальехо.
ALEX: здесь такая обстановка как будто я в приемной нотариуса из зажопинска а не в правительственной резиденции
ALEX: ах да ты вряд ли поймешь что такое zazhopinsk
Страшно затекла нога. Возможно, еще и в этом дело. Алекс еле поднялся и поковылял туда, где, ему казалось, была кухня; теперь-то у него было полное ощущение, что он действует во сне.
ALEX: все таки спишь да сукин сын?
ALEX: может меня тут убили а ты спишь
Всюду горел свет. Алекс хотел было налить воды из чайника, но тот оказался горячим, и это первое, что насторожило; в холодильнике никаких бутылок с водой не нашлось, а в кухне – кулеров. При мойке был маленький кранчик, вероятно, фильтр, но Алекс не решился.
В туалете кто-то смыл воду, и Алекс дернулся.
ALEX: fuck похоже отец здесь похоже что он в сортире неловко как то вышло да
Алекс метнулся к кофемашине, принялся копошиться, сначала вставив капсулу не так, а потом так. Он неожиданно нервничал. Ну да, все когда-нибудь заканчивается. Даже Совбез. Что сказать отцу? Почему-то Алекс, полностью готовый и почти что отрепетировавший все варианты еще в Кембридже, сейчас проснулся беззащитным, будто без кожи. Она вся ушла на зажопинские картины. Перелеты, переходы; стрессы, сны. Он паниковал. Почему эта встреча случится именно сейчас, когда он совсем не в форме? Может, еще не поздно вернуться в комнату и прикинуться спящим, потушить свет? Это был бы отличный вариант, но, дебил, зачем ты шумел кофемашиной?.. В туалете обстоятельно мыли руки. Да, отец.