Как трудно оторваться от зеркал...

Валентина Ивановна умиротворенно прикрыла глаза, слушая дружный смех детей — это Коля Кузнецов приступил к обязанностям гида. Нет, совсем еще дети, радуются бесплатному автобусу, привычным шуткам Коли, делятся друг с другом завтраками. Все в одинаковых тренировочных костюмах: девочки — в синих с красным, мальчики — в синих с голубым. Водитель автобуса тоже улыбается: приятно везти на реку такой дружный и веселый класс. С закрытыми глазами легко поверить, что все они дети, цыплятки. Откроешь глаза — одинаковые сине-красные и сине-голубые фигурки стоят у входа в лабиринт, в темный лес с наплывающей дремучей чащей деревьев... Один Юра снаружи бешено вращает педали, стараясь не отстать от автобуса. Самый высокий мальчик класса, он держится особняком. Велосипед заставляет его согнуться. Может, он потому и проводит так много времени за пианино и велосипедом, чтобы приучить свое тело к компактности: чувствует, что не век ему хаживать эдаким дядей Степой, допотопным ящером... А его приятель Саша сутулится, горбится, все время ищет, к чему бы прислониться... Вот показалась река. Водитель сказал: приехали.

В «В» классе было пять девочек, как бы выражавших коллективный дух класса. У всех пятерых имелись неплохие голоса. Девочки пели ансамблем популярные песни и выступали на городских смотрах за честь класса. Их звали в рифму: Оля, Надя и Марина, Вера и Екатерина. Центральной фигурой являлась Марина, наиболее симпатичная и спокойная, вокруг нее располагались ведавшая сбором информации Надя и амбициозная Вера, считавшая себя красавицей, крайними фигурами были простодушная и добрая Оля и Екатерина, у которой был сильный красивый голос. Иногда пятерка, посовещавшись между собою, брала в компанию какую-нибудь девочку, которая, чтобы удержаться в сплоченном коллективе, суетилась перед ними, выдавая свои и чужие секреты, представлявшие интерес для подружек.

Леонардо рисовал несколько Джоконд — смеющуюся, плачущую, суровую, ласковую и страстную, пока пять лиц не слились в одну таинственно улыбающуюся Мону Лизу... Лица пятерых девушек в Лидином восприятии слились в одно лицо низенькой, крепко сбитой Нади Дятловой, считавшей себя, несмотря на огромный длинный нос с горбинкой, красоткой, потому что у нее были ровные красивые ноги, а в пятерке преобладало мнение, навязанное сверху, то есть мальчиками, что главную прелесть девочки составляют именно ноги. Надя, сознавая свою привлекательность с мальчишеской точки зрения, разговаривала с мальчиками задорным и многозначительным тоном. Она хотела нравиться, но при этом оставаться своим в доску приятелем. Из всей пятерки Лиду больше всего интересовала именно Надя, хотя она по причине малого роста не вошла в их баскетбольную команду и повода для сближения с ней у Лиды как бы не было. А Лида хотела подружиться с Надей, потому что с недавнего времени ее стал провожать из школы Саша Нигматов. Вообще-то Саша возвращался домой с Юрой, с которым они жили по соседству и сидели за одной партой, но у Юриного дома Сашу подстерегала Надя. Когда Юра понял, что Наде нравится Саша, он стал уходить домой раньше, чем Саша успевал сгрести в свою сумку тетради, и шагал домой широким мужским шагом, не оборачиваясь на попутчиков. Надя олицетворяла коллективный дух класса, вот Саша и сдался на милость влиятельной Наде, которой хотелось идти домой в сопровождении мальчика, хоть она и знала, что Саша не станет ее мальчиком. Саша ухаживал за Лидой Гарусовой, на которую положил глаз Петр Медведев, недавний победитель математической олимпиады в Москве. Собственно, победа Петра, необходимая для вящей славы класса, заставила обратить на него внимание девочек; тут все и заметили, что Петр за последний год сильно вытянулся, из незаметного коротышки сделался высоким, уверенным в себе обаятельным парнем. Что Петр положил глаз на Лиду, стало понятно после праздника Восьмого марта, когда наиболее смелые мальчики дарили подарки нравящимся им девочкам, а все прочие тянули жребий. Петр подарил Лиде книгу стихов Евгения Винокурова, это был явно подарок не с бухты-барахты, все знали, что Лида любит стихи, а Петр еще и выяснил, что она охотилась за этой книжкой. Все поняли, что Петр сделал на Лиду заявку; не поняла этого только Лида, хоть и обрадовалась подарку. Безынициативный Саша уже опередил Петра на один ход, прикоснувшись к волосам Лиды, пока уверенный в себе Петр робел и терялся перед нею...

Когда Надя вдруг пригласила Лиду к себе в гости, буквально ни с того ни с сего — с высоты своих красивых ног Надя могла позволить себе эксцентрическую выходку — Лида сразу решила, что приглашение исходит либо от Саши, либо санкционировано пятеркой. Если верно последнее предположение, то включение Лиды в состав могущественной пятерки могло повысить ее значимость в глазах Саши, неравнодушного к чужой популярности.

Лида считала, что повела себя очень умно. Она не выдала своего волнения, услышав приглашение Нади, и согласилась навестить ее, но не в тот же день, как настойчиво требовала Надя, а как-нибудь на днях. Между тем сердце у нее загорелось надеждой. Если даже приглашение Нади исходит не от Саши, а от пятерки, у нее есть возможность выведать кое-что о Саше от Нади, плюс еще показать Саше, что она пользуется спросом у пятерки, что было не лишним после того, как она забросила баскетбол. Следовало бы выждать день-другой, чтобы Саша, если Надя действовала по его поручению, не догадался о ее готовности лететь за ним по первому зову. Но Лида и дня не выдержала. Вечером она не встретила на улице ни Юру, который вдруг заболел ангиной, ни Сашу. Надя, увидев Лиду одну на центральной улице, по которой гуляла толпа молодняка, быстро откололась от пятерки и, пристроившись к Лиде, поднесла к ее лицу пакетик с арахисом в сахаре. Орешки купили все девочки в складчину, но с их разрешения Лида покорно запустила пальцы в пакетик с лакомством. Она жевала, не чувствуя вкуса орешков, а Надя получала сразу два удовольствия — поедая общий арахис и наслаждаясь замешательством Лиды, сперва отклонившей их приглашение на неопределенный срок (что неприятно задело Надю и удивило пятерку, а главное, подорвало Надин авторитет быстрого организатора и сборщицы информации в глазах девичьего ансамбля), а потом клюнувшей на их арахис. Теперь авторитет был восстановлен. Надя спиной чувствовала, как девушки дружно смотрели им вслед. Лида заговорила с Надей подобострастным голосом, которым всегда говорила с не очень привлекательными в ее глазах девочками, чтобы у них рядом с нею не возникало чувства неполноценности. Надя небрежным жестом подносила к носу Лиды пакетик, а сама кидала в рот орешки один за другим, как семечки. Лида шла за Надей недовольная тем, что инициатива встречи вырвана из ее рук, и вместе с тем очарованная, потому что теперь была уверена, что приглашение Нади исходило от Саши, который в этот день специально решил не попадаться ей на глаза, чтобы дать возможность Наде подцепить ее...

Надя рассчитывала быстро выведать у Лиды, на какой стадии находятся ее отношения с Петром Медведевым, но Лида от разговора о Петре уклонялась. «Почему ты бросила баскетбол?» — спросила она у Лиды. «Надоело», — беспечно отозвалась та. Надя удивленно приподняла брови: «Как это может быть, когда ты делала такие успехи? Игорь Иванович говорил, что нашей победой над Первой школой команда обязана именно твоей виртуозной игре...» Лиду удивило, что Надя запомнила давние слова тренера. «Нет, должна быть серьезная причина, — продолжала идти к своей цели Надя, — если человек что-то хорошо умеет делать, зачем ему бросать это дело? Вот Петр Медведев не бросает же математику?..» — «Математика — школьный предмет, а баскетбол — хобби», — ответила Лида. «Ну и что? Тут главное бить в одну точку, как Оксана Солдатко...» — «А что Оксана?» — не поняла Лида. «Оксана преследует Петра своим вниманием, хотя видно, что он не знает, куда от нее деться». — «Да? А я не заметила». Надя даже приостановилась на минуту. Надо быть глупым жирафом, к которому с помощью разных фигур подкрадываются охотники, о которых рассказывал ей Саша, чтобы не заметить очевидного, — так она потом скажет девочкам, представляя в лицах этот разговор с Лидой. «Не знаю, как можно этого не заметить, — недоверчиво произнесла она. — Оксана поняла, что надо бить в одну точку». — «В баскетболе, например, бессмысленно бить в одну точку, — не догадываясь, к чему клонит Надя, ответила Лида. — Необходимо то и дело менять направление, чтобы обойти противника». — «Какого такого противника?» Надя требовала имен, фактов, но Лида как будто делала обманные движения, уводя разговор в сторону, а орешки, между прочим, все ела и ела... Надя решила, что нельзя торопиться, уж больно Лида хитра. У нее в голове не укладывалось, что девочка, обеспеченная вниманием Петра, держит в уме какого-то Сашу Нигматова, деревенщину из бедной семьи, который третий год ходит в одной и той же клетчатой рубашке и дешевом бордовом свитере. Нигматов ни на какие олимпиады не ездил, вился, как уж, между классом и Лидой с Юрой, стараясь угодить и нашим, и вашим, не то что независимый и одаренный красавец Петр...

Они свернули с центральной улицы, по которой дефилировала молодежь, тогда как восемнадцатилетние старухи ошивались со своими ухажерами в парке, и направились к Наде домой. По этому маршруту, казалось Лиде, она идет впервые. Еще ей казалось, что она ступает след в след Саше, который, может, издали следит за ними. Лида старалась воспринимать свой путь его глазами. «Взор его при встрече...» — так зовется одна из песен Шумана. Их взгляды наконец встретились, но с опозданием на сутки. Наверное, он тоже заглядывал в освещенные окна первого этажа, где между рамами лежала пожелтевшая вата, украшенная елочными игрушками. Смотрел на жарко горящие гроздья рябины, которых было больше, чем зелени. Предстоит холодная зима, заметила Лида. Зато на катке не будет подтаивать лед, покладисто отозвалась Надя. Обычно она на все возражала, если к ней обращались посторонние, то есть не имевшие отношения к пятерке. Петр лучше всех бегает на коньках, прибавила Надя. О нет, прирожденный конькобежец — Вова Астафьев, который приходит на каток поздно вечером, чтобы никто не мешал его одинокому разбегу по льду... Надю раздражала слишком гладкая литературная речь Лиды. Вот хитрюга, думала Надя, так и норовит увести разговор от Петра. Нигматов, кажется, где-то там живет? — махнув рукой в сторону крайних домов, спросила Лида. Да, за теми домами, ответила Надя и продолжила путь к своей цели, сказав, что Астафьев Вова хорошо бегает на коньках, зато плохо учится, все уроки норовит списать у Аллочки Тарасовой, а Медведев Петр и учится отлично, и конькобежец что надо... Вот хитрая, подумала Лида, не хочет раскрывать карты. Ну и мы не будем. Пакетик с орешками опустел. Они остановились под тополем у подъезда Нади, и Лида неожиданно погладила ствол дерева. Скажет ли об этом Надя Саше?..

Дома у Нади все оказалось как в большинстве городских домов, где случалось бывать Лиде. Ровная пирамида подушек на кровати с никелированными шишечками, одна меньше другой, устланный половиками пол, на стенах — свадебные фотографии родителей в рамках, увеличенные и сильно подретушированные художником, стариков и старух, голых младенцев, детей, выглядывающих из иллюминатора ракеты-муляжа, через которую прошли все дети города, искусственные фрукты и овощи на вырезанных из бумаги салфетках, китайский болванчик на подоконнике, круглый стол, накрытый накрахмаленной белой скатертью с кружевами, с которого никогда не снималась тряпка-утюжка, чугунный утюг на подставке... В соседней комнате два младших брата Нади строили на полу планер из деревянных реек. Мама ушла в ночную смену, сказала Надя, доставая из серванта бутылку с вишневой наливкой. И тут Лида вспомнила: она бывала здесь. Именно на Надином дне рождения Саша, встав за ее спиной, скрытый тюлевой занавеской, стал расплетать ее косы... Круглый стол был разложен, Лида сидела в углу, глядя на танцующих в полутьме одноклассников, и искала удобный момент, чтобы встать и незаметно уйти. Эти овощи и фрукты из папье-маше она крутила в руках. И больше ничего ей не запомнилось, или она все забыла, когда пальцы Саши стали перебирать ее волосы... Но цвет вишневой наливки — цвет бархатной накидки папы Павла Третьего из альбома Тициана — она запомнила... И сейчас, как только она увидела бутылку в руках Нади, перед ней скатертью-самобранкой раскрылся весенний вечер, вращение блюдца, припавшие к нему души, вызванные из небытия шутником Петром, знакомые мелодии в полутьме — гости все время меняли пластинки, шарканье ног, стол, заставленный тарелками и фужерами, и притаившийся за занавеской Саша. Он шутливо дергал ее за волосы до тех пор, пока она не отказалась танцевать с пригласившим ее Петром. Когда Петр подхватил другую девочку, Саша, точно в благодарность за проявленную Лидой чуткость, стал медленно расплетать ее косы, будто дружка на свадьбе, расплетавший косы невесте под унылую мелодию гармошки. Вот как все началось. Карусель, вращавшая впечатления так быстро, что они слились друг с другом, замерла, и теперь Лида узнала эту комнату.

Поняв, что хитрая Лида уклоняется от разговора о Петре, нетерпеливая Надя решила выдать ей в виде аванса один секрет, ставший известным пятерке. Она рассказала, что мальчики составили список самых интересных одноклассниц, начиная с наиболее красивых и заканчивая так себе... Лида хоть и догадывалась, что ее имени в списке нет (иначе бы Надя о нем не заикнулась), попросила назвать имена. Надя, сморщив лобик чуть больше, чем требовала происходящая в ней умственная работа, стала медленно загибать пальцы. Первое место она вынуждена была отдать Марине, поскольку, не возглавь Марина список красавиц, Лида бы усомнилась в его достоверности. Затем шла Вера, похожая на Деву-Обиду, девочка с очень красивыми чертами лица и неприятным холодным выражением глаз. Вера могла уступить пальму первенства лишь общепризнанной Марине с ее вздернутым носиком, карими глазами и чудесным маленьким ртом. К тому же, если б Надя не назвала Веру второй и Вера об этом прознала, Наде бы пришлось уйти из пятерки — с гоноровой Верой шутки были плохи. Третьей Надя с чувством непоколебимой правоты назвала саму себя, ничем не рискуя, поскольку Оля и Катя были во всех смыслах крайними; кто следовал за нею — Катя или Оля, — этого Надя точно не помнила. Она назвала имена еще нескольких девочек, и Лида убедилась, что ее в списке действительно нет. Лида спросила Надю с искренним желанием разобраться во всем этом: по какому принципу мальчики составляли список?.. Мальчики думают, что самое главное у девушки — Ноги, сообщила Надя, потом идет Талия, потом — Губы... Лида могла бы ехидства ради спросить про нос, который у Нади напоминал клюв, но только поинтересовалась: а что потом? Лицо — стесняющимся голосом произнесла Надя, похожая на фигуру в черной мантии с огромным, нависающим над губами носом с 54-го офорта Гойи, под которым написано: «Есть люди, у которых самая некрасивая часть тела — это лицо, и было бы не худо, если б обладатели таких смешных и злополучных физиономий прятали их в штаны». Надя по сути прятала свое Лицо в Ноги. Неужели Лицо на четвертом месте, удивилась Лида. Конечно, удивляясь, что Лида не знает очевидных вещей, сказала Надя. Ноги у Лиды были с едва заметной кривизной в голенях, не то что аккуратные стройные ножки, подпиравшие женственность Нади. Талия — такая же полноватая, как у Нади, только Лида больше удалась ростом. Губы у нее были тонкие и бледные, не то что у Марины. Исходя из Ног, Талии и Губ ей оставалось признать список мальчиков (или его вариант в Надиной интерпретации) справедливым, раз уж Лицо на четвертом месте... У Марины была круглая и тонкая Талия, и Ноги ее не считались идеальными, поскольку Надя успела первой в классе провозгласить свои ноги Ногами, на которые следует равняться. У худышки Веры Талия тоньше Марининой, зато Ноги чересчур худы. Олины Ноги могли быть красивыми, если бы не широкая и плоская стопа. У Кати Ноги коротковаты, но Губы пухлые и розовые. Зато у Оли ослепительная Улыбка, которой она не умела пользоваться, скаля Зубы по поводу и без повода, растягивая Губы в доброй бессмысленной ухмылке, а Катя, тоже с очень белыми Зубами, улыбалась умело и таинственно, выгибая Бровь.

«И когда это мальчики успели составить классификацию наших ног?» — спросила Лида. Надя, поморщившись от слова «классификация», ответила: «А когда мы, как обезьяны, лазали по деревьям, чтобы прикрепить дуплянки...» — «Не может быть! — не поверила Лида. — Мы тогда были совсем малявками». — «Но ноги-то у нас имелись?» С этим Лида спорить не могла. Ноги имелись. «Думаешь, они ради птичек держали для нас стремянки? Нет, они снизу пялились на наши Ноги». Вот так, коноплянки и жаворонки были, оказывается, только поводом. Хитрые мальчишки стояли на земле, придерживая лестницу, по которой все выше восходила женственность их юных ровесниц.

Ноги, Талия, Губы, Лицо. К удовольствию Нади, Лидино Лицо выражало растерянность. Ведь этот порядок, наведенный якобы мальчиками в такой трудноопределимой области, как красота, Надя наверняка успела довести до сведения Саши, который под влиянием Петра Медведева, известного ниспровергателя общепринятых истин, по-видимому, сначала отреагировал на Лицо Лиды, но потом, сравнив ее Ноги с Надиными, не мог не сделать вывод, что Ноги и в самом деле главное украшение девушки... Может, именно поэтому он после отважного прикосновения к Лидиным Волосам не сделал больше никакого заметного шага в ее сторону, не назначал ей свиданий, а все время прикрывался Юрой, которому все эти счеты и мнения в целом были до лампочки, он принципиально с открытым забралом шел наперекор им. Разве что, ощутив одиночество, на которое его обрекло занятие музыкой, позволил себе сойтись с Сашей. Петр посмеивался над девическими выдумками, но все-таки как-то реагировал на них, снисходя к щебету слабого пола, как к неизбежным издержкам жизни — мужской жизни. Петр мог согласиться с Надей по поводу Ног, но в глубине души остаться при своем мнении, а имел ли его Саша — этого Лида не знала. Саша был осторожен и подозрителен, понимая, что от него за три версты разит деревней, особенно его огорчала мама, которая, приходя на родительское собрание, говорила во всеуслышанье, стягивая с головы оренбургский платок: «Ну и упарилася я...» Саша тысячу раз умолял маму забыть это слово, ведь она теперь живет в городе, а не среди утей и гусей. И вообще, он просил свою маму на родительских собраниях больше помалкивать, потому что их исправно посещала интеллигентная мама нравящейся ему Лиды.

Между прочим, пока они беседовали о Ногах, Талии, Губах и Лице, Надя старалась вести себя со всей естественностью — снимала ваткой, смоченной ацетоном, лак с ногтей, обрабатывала их пилочкой, потом покрыла аккуратные ногти свежим лаком, помахала в воздухе пальцами, чтобы он поскорее высох, потом предложила воспользоваться ее лаком и ацетоном Лиде, не отвлекаясь от обсуждения списка красавиц... Лида, не такая умелая, тоже сняла лак со своих не слишком длинных, не так красиво суженных и закругленных, как у Нади, ногтей, после чего у нее пошел ряд промахов, конечно, замеченных Надей: она не догадалась состричь заусеницы, перепачкала лаком пальцы, а в довершение всего, забыв помахать в воздухе пальцами изящно и небрежно, смазала свежий лак, сжав руки в кулаки, — это случилось, когда они обсуждали Талию Веры и сошлись на том, что Талия у Веры есть, но сама Вера, к сожалению, чересчур костлява. Надя заметила Лидин промах и предложила ей все начать сначала. Лида, решив, что и это будет доложено Саше, покраснев, завела руки за спину. Она и так с трудом перенесла разговор о Ногах. Если бы речь шла о Лице, Лида не почувствовала бы такого напряжения. На нее и прежде публичные упоминания Нади о Ногах действовали угнетающе, потому что она понимала, что за Ногами стояло нечто взрослое, а предпринимать вылазки на территорию будущего — в темную область пола и природы, которая сверху своей властью спустила девочек мальчикам, Лида и в мыслях боялась... Ей казалось, что девочки рассуждают о Ногах, чтобы заглушить свой страх перед этими неожиданно выскочившими из-под юбочек Ногами; к тому же девочкам каким-то образом сделалось известно о страхе мальчиков перед женскими Ногами, и они учились им пользоваться: чуть что — могли пригрозить Ногами, вытянуть Ногу и, склонившись над нею, рассматривать, ровен ли шов на чулке, и мальчики немели от этих шалостей девочек, даже Петр Медведев шутил меньше обычного. И вообще, девочки мальчикам спуску не давали, им было обидно, что мальчики могут включать их в список или не включать, поэтому они замедленным движением, исподлобья глядя на мальчиков, отводили пряди с загадочно мерцающих Глаз, медленно поднимали и опускали Ресницы, в задумчивости взбивали копну волос, вытянувшись и сделавшись похожими на амфору с белым нежным горлышком, которая могла бы утолить жажду мальчиков... Амфора с лебединым изгибом Шеи и как будто витающими в воздухе горячими Зрачками и розовыми Губами... Лицо включалось в надстройку амфоры с ее волнующими формами только в том случае, если девочка умела играть Глазами, полными загадочной дремы, — глазами нимф, которые спят с открытыми очами в тени, — с Глазами можно было делать все что угодно, если девочка обладала даром опускать Ресницы с такой невинной откровенностью, точно сбрасывала с себя одежду... Этому искусству пятерку научила Марина, а ее саму — старшая сестра. Многие девочки следом за Мариной вдруг сделали себе стрижки под «кавказскую пленницу», в один заранее оговоренный день дружно изменив облик, что произвело огромное впечатление на мальчиков: их шуточки сделались более осторожными. Косу оставила Катя, потому что у нее была самая длинная во всей школе Коса, и она не могла пожертвовать этим первенством, а также Оля, которой сделать стрижку под Наталию Варлей не позволила мама, и еще Лида, оставившая свои две косички для удобства — чтобы волосы не лезли в глаза во время баскетбольных матчей.