Как ты ко мне добра…
Шрифт:
Он ужинал, долго разговаривал с мамой о всяких пустяках, пил горячий чай, потом ушел в свою комнату, раздевался осторожно, тихо, чтобы не разбудить Вету. Но Вета не спала.
Он придвинулся, осторожно обнял ее и вдруг впервые за все эти долгие месяцы почувствовал, что он не один, их двое, Вета была вместе с ним, такая же задыхающаяся, изнемогающая от пламени и жара, от жуткой какофонии скрипок и литавр. Этого не могло быть, но это было, это ее руки вжимались ему в плечи, это ее губы длинно всхлипывали на его плече, это она затихала рядом, родная, горячая, усталая.
Он лежал на спине, глядя в сумрачное окно, и смотрел, как
Глава 16
Однажды, после окончания занятий, спускаясь по институтской лестнице вниз, в вестибюль, Вета замерла от изумления. Там возле раздевалки сидела на подоконнике Ирка в своей короткой коричневой шубке и болтала ногами. Ее худые коленки смешно торчали из-под шубы, а физиономия сияла. Ирка была не одна. Возле нее стояли плотный моряк в черной шинели и еще один, повыше, в сером свободном пальто.
— Ира! Как ты сюда попала, что случилось?
— Ничего не случилось. Просто мы шли мимо и решили к тебе заглянуть. Ну ты хоть их узнаёшь?
Только теперь Вета догадалась. Да это же были Баргайсы, мальчики из их детства, в доме которых они отдыхали когда-то на Рижском взморье.
— Ну, конечно, — сказала она. — Ты — Марис, а ты — Айнис, мне же Ирка про вас все уши прожужжала. Где вы теперь?
Айнис засмеялся.
— Я в политехническом, а он уже кончил мореходку. Вот приехали посмотреть Москву.
— Неужели в первый раз? Ну, пошли. А где же вы живете?
— Они в гостинице, Вет. Представляешь, я звала их к нам — не захотели. А я у них в гостинице уже была. Интересно!
— Наш пострел везде поспел. Ну, так с чего мы начнем?
— Конечно, с обеда, — сказал Айнис. — У нас уже к столик заказан. В ресторане «Астория».
— Ах вот оно что! Я вижу, вы взялись за Москву всерьез.
— Вообще-то мы в Москве уже два дня, — вступил в разговор Марис, и голос у него оказался неожиданно низким, густым. — Мы вас совсем не хотим беспокоить. Это просто так, товарищеский ужин.
— Ой, а меня пустят? — волновалась Ирка. — Надо было мамины туфли на каблуках надеть.
— Со мной пустят, — сказал Марис, — я возьму тебя под руку, а ты сделаешь серьезный вид. Ты же уже совсем большая, настоящая девушка.
Они вышли на Калужскую, взялись под руки и зашагали вниз, к площади, только Ирка дергала Вету сзади за пальто и делала непонятные знаки.
— Ира, ты что? — спросила наконец Вета, когда они уже вошли в вестибюль метро.
Ирка вытаращила на нее синие сердитые глаза, возмущенно пыхтела.
— А Роман? — спросила наконец она. — Почему ты не зовешь Романа?
— А почему я должна его звать? Они ведь его не приглашали.
— Приглашали — не приглашали, какая разница? Совесть у тебя есть? Хоть бы позвонила ему, что идешь веселиться.
— Хорошо, я позвоню. Только я не понимаю, Ирка… Хорошо, я позвоню.
«Астория» сверкала белыми скатертями, сияла хрустальными люстрами и зеркалами, между столиков стремительно носились черные официанты, играла музыка. Их стол был уже накрыт — не очень обильно, но изысканно: шоколад,
фрукты, шампанское в серебряном ведерке. Мальчики щелкали каблуками и наклоняли головы, приглашая их танцевать. С изумлением смотрела Вета, как преданно и осторожно Марис поддерживал в танце тоненькую, легкую Иркину фигурку, а Ирка принимала это уверенно, спокойно, что-то быстро шептала ему на ухо и серьезно взглядывала в глаза своими широко открытыми темными глазами.— Послушай, Айни, — со смехом сказала Вета, — да у них с Марисом настоящий роман!
Айнис быстро взглянул на нее, сказал осторожно:
— Ты тоже заметила? Да. Это не очень хорошо. Марис… ты понимаешь, он немножко… как бы это сказать… немножко грубый человек. И потом, он, наверное, скоро женится, у него есть невеста. Не совсем невеста, но, наверное, скоро будет.
— Господи! Ну и что? Честное слово, это все глупости, она ребенок совсем, нельзя же принимать все всерьез!
— Ну почему? У нас в Латвии такие вещи всегда принимают всерьез.
Танец у них сбился, они остановились посреди площадки, Айнис взял Вету за руку и решительно повел к столику. Он налил себе коньяку, выпил и взглянул на нее веселыми серыми глазами:
— Я действительно совсем заморочил тебе голову. Ну, а ты, Вета, как ты живешь?
— Я живу замечательно.
— Ты совсем не изменилась, такая же красивая, только, по-моему, не очень веселая.
— Я? Я удивительно веселая. Только, я думаю, нам уже пора домой.
— А домой нельзя. У вас в Москве из ресторана никто не уходит, пока не споют «Спокойной ночи».
— Как это?
— А вот так: «Что сказать вам, москвичи, на прощанье? Как отплатить вам за ваше вниманье… Спокойной ночи, вспоминайте нас». Утесов поет. Эх ты, а еще москвичка!
На улице стояла уже настоящая весна, мокрые улицы блестели, отражая огни притушенных витрин, воздух был теплый, сладкий, незнакомый, словно его сменили, пока они сидели там, в душном, накуренном зале ресторана. Весна!
Как-то вечером Роман вернулся с работы необычно веселый, помолодевший, возбужденный.
— Послушай, Вета, — сказал он, — и ты, мама, тоже послушай. Это очень серьезно. В общем, дело в том, что мне предложили перейти на другую работу в совершенно новую закрытую фирму. Это предложение для меня большая честь. Представляете, оказывается, их шеф сам прочитал мою статью и сказал, что я должен работать у них.
— А кто такой этот шеф?
— В общем-то, я даже не знаю его фамилии, да и мало кто ее знает, его называют просто по должности — Главный конструктор, но это огромная фигура, просто гигантская. Они занимаются такими вещами, что просто голова кружится; в общем, это связано с космосом.
— С чем, с чем? Господи, только космоса нам и не хватало!
— Рома, а это не опасно?
— Какая опасность, мама, я же инженер, а не летчик. Но это очень интересно. Нет, ты понимаешь, то, что он меня сам приглашает, — это просто чудо. Я буду работать за городом, немножко далеко, но какое это имеет значение. Словом, я согласился. Они мне дали два дня на размышление. Представляешь, там не теряют времени зря, сразу быка за рога… и соглашайся. Правда, оформление очень долгое, но это ничего, зато работают они как черти. Так хочется настоящего дела! А здесь эта дурацкая мышиная возня с Ивлиевым, с приоритетом. Наплевать на приоритет, важно, чтобы само дело чего-то стоило.