Как умирать? По новому или по старинке?

В аспекте сказанного выше, во-первых, неопределенность в вопросах эвтаназии, «смерти мозга», танатотерапии, биочипизации, случаются не потому, что мы забываем о здравом смысле, а потому, что потрясающая эффективность здравого смысла в решении повседневных проблем заставляет верить в него больше, чем он того заслуживает при решении масштабных и судьбоносных для человечества вопросов; во-вторых, видеонадзор, биометрия, биочипизация, биопаспортизация направлены на превращение людей в сетевые личности, уже имплантированный биочип может в любое время быть перепрограммирован в соответствии с новыми задачами. Речь идет о тотальной биовласти. Кто будет управлять новым миром? Кто окажется системным администратором человечества?

Врачи, прекрасно зная критерии смерти мозга, тем не менее, обычно продолжают лечить таких пострадавших. Такая терапия называется танатотерапией. Нужно ли проводить танатотерапию? Целесообразно ли поддерживать жизнь у подобных пострадавших? Такие воопросы нами решались на уровне специального диссертационного исследования. Один из моих учеников, который был ответственен на это направление. В рамках развития органного донорства, увеличения пула потенциальных доноров он попытались убедить научно-хирургическое сообщество о том, что в большинстве случаев пострадавшие со «смертью мозга» даже при сочетанной черепно-мозговой травме могли бы стать донорами органов и тканей для целей трансплантации их безнадежному больному. Полагаю, что в этом плане есть необходимость в перестройке мышления врачей, организаторов здравоохранения, травматологов, реаниматологов на то, что каждого реанимационного больного со «смертью мозга» следует рассматривать в качестве «потенциального» донора органов и тканей для целей трансплантации.

Танатотерапия – это относительно новый феномен, требующий осмысления. Когда в мире идет активное обсуждение проблемы легализации эвтаназии, поиска форм и путей ее осуществления, танатотерапия обсуждается как вариант продления не жизни, а смерти. Как это не парадоксально. На основании своевременной диагностики полисистемных нарушений, их клинико-лабораторной и функционально-физиологической оценки и определения функционального прогноза нами были предложены меры по целенаправленному «конденционированию» организма «потенциального» донора для поддержания удовлетворительного морфологического состояния и функциональной полноценности органов и тканей, предназначаемых для отбора в качестве трансплантат. Считаю, что такое предложение отвечает требованиям мульторганного донорства в трансплантологии. Однако, целесообразно ли втискивать проблему танатотерапию лишь в эту специальность, ведь она, как проблема выходит на более высокий уровень, так как касается извечной проблемы взаимоотношения жизни и смерти.

Наша точка зрения такова, что реанимационного больного со «смертью мозга», инче говоря трупа с бьющемся сердцем, следует рассматривать в качестве «потенциального» донора органов и тканей для целей трансплантации, а потому их следует, в связи с этим, лечить комплексно, патогенетически обоснованно, преследуя при этом цель «конденционировать» организм для поддержания в удовлетворительном состоянии органы и ткани, предназначенные для пересадки. Танатотерапия – это продление смерти. Итак, оказывается, имеет значение не только продление жизни, но и продление смерти. Когда во всем мире речь идет о легализации эвтаназии, такая постановка вопроса кардинально меняет проблему жизни и смерти.

Таким образом, с позиции трансплантологии сокровенной мыслью является «нельзя осознанно лечить пострадавшего со смертью мозга, если не понимаешь, что этот пациент, прежде всего, является потенциальным донором органов и тканей, что его органы и ткани могут послужить исцелению другого безнадежного больного, которому врачи не в силах помочь обычными методами интенсивной терапии и реаниматологии. В этом аспекте, танатотерапия меняет наше представление о смерти.

Один из наших коллег, прослушав наши суждения о танатотерапии задался вопросом: можно ли рассматривать этот метод как прототип эвтаназии или же он является ее альтернативой? Смерть можно продлить и это новый феномен смерти, требующий философского осмысления. Пассивная эвтаназия вызывает сомнения, серьезные, обоснованные сомнения и, если хотите даже уверенность в этической неправомерности. Танатотерапия в целях сохранения жизнеспособности органов и тканей, предназначаемых для трансплантации обреченному больному, то есть во имя спасения жизни другого человека – это вариант. И не видеть этого – значит – не захотеть этого увидеть, потому что эти методики разработаны, они реально существуют. Само по себе такая трансформация смерти вызывает огромный интерес в психологическом плане. Итак, избегать и уходить от этих вариантов – не оправданно.

Сейчас речь зашла о проблеме эвтаназии. Можно говорить о праве человека на собственную смерть или на выбор между «не вполне жизнью» и смертью. Не следует забывать о том, что мы состоим не только из разума, но и тела, имеющее в своем распоряжении накопленный миллионами лет адаптации к внешним и внутренним воздействиям. И именно на тело, как это не покажется странным, можно сделать ставку в выборе между жизнью и смертью в описываемых нами ситуациях. В этом плане, хотелось бы отметить важность феномена телесности. Мне думается, что осмысление этого феномена привнесет новые мысли и суждения о проблеме эвтаназии. Когда делается ставка на тело, необходимо выполнить одно условие: создать телу такие условия, при которых запустятся природные «критические» программы. По своей мощности в естественных условиях эти программы не только не уступают новейшим медицинским средствам, но превосходят их во много раз, поскольку всегда адекватны поставленной задаче. Если у человека есть хоть небольшой шанс выжить, то тело запустит ресурс этих программ на реанимацию, если же нет, то – на безболезненную «сепарацию» души. Исходя из вышесказанного, в качестве альтернативы заданной полярности «эвтаназия – страдание» предлагается танатотерапия.

Основная задача танатотерапии – это сохранить ресурсы, когда тело по всем внешним признакам «мертво» – нет мозговой активности. При "конденцировании" внутри тела температура сохраняется, а все метаболические процессы продолжаются, но резко замедляются. В этом аспекте, культура правильного умирания, частично восстановленная в танатотерапии, противоположна в своей основе эвтаназии, представляющей собой акт прерывания человеком естественного процесса жизни человека. На наш взгляд, любой врач-реаниматолог скажет, что «лучше заниматься продлением смерти, чем обрывом жизни».

Вообще, о значении экспериментальной философии следует чаще говорить и демонстрировать. В особенности, когда речь идет о разрешении различных дилемм. Что меня всегда смущало – это то, что в мире было много гениальных философов, которыми были выдвинуты огромное количество оригинальных философских идей, гипотез, высказаны выдающиеся философские мысли, сформированы целые системы, концепции и теории, многие из которых, к сожалению, до сих пор не поняты, а потому не приняты. А между тем, в мире до сих пор в дефиците достоверные, концептуальные и фундаментальные знания о многом. В чем дело? По каким фатальным причинам философская наука продвигается медленно? Почему выдающейся философские мысли и идеи так трудно и медленно вживаются в реальность? Почем философские мысли недостаточно активно дискутируются в разрешении дилемм.

Невольно приходишь к выводу о том, что в философских науках: во-первых, или недостаточно изучалось то, что надлежало изучить и знать в реальности; во-вторых, или философские исследования были изначально бессистемными, бессодержательными; в-третьих, или столетиями без конца нагромождались философские рассуждения, а реальное и достоверное знание вещей отставало. Отсюда можно резюмировать о том, что, возможно, причиной всему этому является функциональная недостаточность самого метода философствования. Все знают, что философские тексты классиков философии – Платона, Аристотеля, Кузанского, Бруно, Бэкона, Декарта, Гегеля, Фейербаха, Канта – очень часто сложны и непонятны.

По Э.В.Ильенкову, причиной непонимания классической философской мысли в действительности является не что иное, как низкий уровень знания и мировоззрения, а также небогатый внутренний мир людей. «Если же твой мир – богаче, то есть если он включает в себя, как свою «часть», мир иноязычного человека, – пишет автор, – то ты легко поймешь его, иногда даже лучше, чем он сам себя понимал, поскольку увидишь его мир как «абстрактное» (то есть неполное, частичное, одностороннее) изображение твоего собственного – «конкретного» (то есть более полного, целостного и всестороннего) мира».

Один из выдающихся философов современности М К.Мамардашвили в статье «Как я понимаю философию» заключает, что «всякая философия должна строиться таким образом, чтобы она оставляла место для неизвестной философии. Этому требованию и должна отвечать любая подлинно философская работа». Автор отмечает, что «философия должна пребывать в глубоком погружении в первоисточники, которые каждый трактует по-своему, в том-то и суть философии». Возможно потому и современные философы по ошибочной аналогии пытаются перещеголять своих «коллег» хотя бы в непонятности и оторванности своих философских текстов от реальной жизни.