Как велит бог

49.

Беппе Трекка ехал за рулем своей "пумы" по улицам Варрано, слушая сидюк с голосами дельфинов на фоне фортепьянной музыки. Он купил его со скидкой в кафе на заправке, прочтя на обложке компакт-диска, что эта музыка специально создана для занятий йогой и релаксации после напряженного рабочего дня, однако пронзительные крики этих рыбин ничуть его не расслабляли, особенно после бессонной ночи.

Он выключил приемник, остановился на светофоре и в ожидании зеленого света открыл дипломат. Там лежала бутылка "Баллантайнса" Оглядевшись по сторонам, Трекка отвинтил крышку, глотнул виски и засунул бутылку обратно в чемоданчик.

Загорелся зеленый, Трекка нажал на газ и произнес хорошо поставленным голосом:

— Некоторые люди видят вещи такими, какие они есть, и спрашивают: "Почему?" Я мечтаю о том, чего никогда не было, и спрашиваю: "Почему бы и нет?"

Эта фраза Джорджа Бернарда Шоу, отысканная им в "Большой книге афоризмов", идеально подходила для того, чтобы открыть "круглый стол" на тему "Молодежь как двигатель изменений в обществе", который он должен провести сегодня после обеда среди приходских активистов.

Он не мог точно сказать, какое отношение имела эта фраза к теме семинара, но звучала она хорошо.

Беппе Трекка родился тридцать пять лет назад в Аричче, небольшом городке в тридцати километрах от Рима, и переехал в Варрано, выиграв конкурс на замещение должности социального работника.

Росту в нем было метр семьдесят. За последние дни он исхудал, и, будучи худощавого телосложения, теперь, потеряв пару килограммов, походил на морского конька, такой стал сухой и костлявый. На голове росла копна светлых вьющихся волос, не покоряющихся даже самым стойким гелям.

Одет он был в синий костюм с белой рубашкой и галстуком в полоску. Ставшие слишком свободными брюки держались на желтых подтяжках.

Он одевался так с тех пор, как прочел книгу "Иисус как менеджер"

Написал ее некий Боб Брайнер, гениальный американский предприниматель, долго изучавший Евангелие, чтобы доказать, что Иисус был не только Сыном Божьим, но еще и выдающимся менеджером. Разработка масштабного проекта, выбор сотрудников (двенадцать апостолов), отказ от всякого рода коррупции и хорошие отношения с палестинским народом — вот победоносное оружие, сделавшее его величайшим предпринимателем всех времен и народов.

Вдохновленный прочитанным, Трекка решил, что ему следует сменить подход к работе с ассистентского на менеджерский, и поэтому стал одеваться, как менеджер.

Он снял темные очки и вгляделся в свое отражение в зеркале. Круги вокруг глаз делали его похожим на енота.

Он слышал, что женщины замазывают круги под глазами каким-то специальным средством, надо бы и ему обзавестись таким.

Ида не должна была видеть его в этом состоянии. Хотя и так можно было биться об заклад, что после случившегося на "круглый стол" она не придет.

Ида Монтанари была женой Марио Ло Вино, директора территориального управления здравоохранения Варрано и, вероятно, лучшего друга Беппе Трекки.

Вероятно — потому что после того, что он ему устроил, Беппе не был уверен, что они по-прежнему были друзьями.

Беппе влюбился в его жену. Нет, "влюбился" не то слово, он просто помешался на ней.

На него это было не похоже. Он верил в традиционные ценности, такие как верность, преданность, дружба.

И все же не было его вины в том, что в унылом волонтерском мирке двадцатисемилетняя Ида выделялась, как райская птица в пораженном птичьим гриппом курятнике.

Все началось с невинной дружбы. Познакомились они благодаря Марио. Когда Беппе, подавленный и деморализованный, приехал в Варрано из Ариччи, его приняли в доме Ло Вино как друга. Он открыл для себя радость семейного тепла, коротая с ними вечера за картами и бокалом вина. Для их детей Микеле и Дарьи он стал почти родным дядей. Прошлым летом он даже ездил с ними в отпуск в горы. Там-то ему и открылась душа Иды. Женщина, рядом с которой ему становилось хорошо и которая показывала ему жизнь с лучшей стороны. А самое главное — с ней ему было легко. Бывали дни, когда между ними ни на минуту не смолкал смех.

Это она попросила его помочь вести работу с приходскими активистами.

В общем, все шло как нельзя лучше. Вплоть до того момента, когда сами Бог и сатана не решили сговориться против него. Случилось это три дня назад.

В тот вечер по непонятной причине отменилась встреча с неблагополучными прихожанами, и Беппе оказался наедине с Идой в мультимедиа-зале. Даже отец Марчелло, который за последние пятнадцать лет из церкви носа не высунул, ужинал в пиццерии с группой выздоравливающих алкоголиков.

И тут вмешался лукавый, который завладел его устами и челюстями и стал говорить от его имени. "Ида, у меня есть интересный фильм о деятельности волонтеров в Эфиопии. Хотел тебе показать. Стоит посмотреть, правда. Кажется, ребята там отлично работают"

Встав на красный, Беппе Трекка принялся стучать себя кулаком по лбу. "Перед — бум — экраном — бум — с африканскими — бум — детьми. Постыдился бы!"

Он осекся, заметив, что два парня на мегаскутере ошарашенно наблюдают за ним.

Смущенно улыбнувшись, Беппе опустил стекло и сказал им:

— Ребята.. это я так... мысли... лезут в голову всякие мысли...

Ида посмотрела на часы и улыбнулась. "Марио с детьми поехали ужинать к бабушке Эве. Почему бы и нет?"

— Проклятая бабушенция! — Беппе дал газу и вырулил на шоссе.

И вот Беппе вставил кассету в видеомагнитофон, который вечно барахлил, но в этот вечер, бог знает почему, послушно включился. Пошла запись.

По одну сторону экрана — они, сидящие рядом на диване из кожзаменителя, по другую — дети с раздувшимися от голода и дизентерии животами.

Ида чинно сидела себе, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, как вдруг откинулась назад и безотчетно положила руку в нескольких сантиметрах от его бедра. Тогда он, не отрывая взгляд от экрана, стал медленно, неуловимо, но упорно, как корни дикой смоковницы, раздвигать ноги, пока не почувствовал, как костяшки ее пальцев трутся о ткань его брюк.

Он развернулся и с решимостью исламского камикадзе поцеловал ее.

Позабыв о Марио Ло Вино, о невинных Микеле и Дарье, позабыв обо всех тех вечерах, когда он был накормлен, обогрет, принят под кров как друг, даже больше — как брат.