Как велит бог
Шрифт:
Данило вскочил, словно под ним загорелась подушка.
Если только эта тварь, Тереза, по наущению своего шиномонтажника не стащила их у него!
"Но зачем?"
У шиномонтажника был "лексус", какого черта ему могла понадобиться его старенькая "альфа"?
"Просто так. Чтобы досадить мне. Или, может быть, Тереза боялась, как бы я снова не сел за руль".
Вообще-то их мог запросто стащить Рино, когда приходил стирать белье. Или этот чертенок Кристиано. Да и полоумного Четыресыра нельзя исключать.
Все облизывались
"Завтра первым делом надо поставить бронированную дверь с кучей запоров"
Однако Данило все еще был без ключей.
"Я ужасно устал. Может, лучше отложить на другой раз... "
Но он хорошо себя знал, стоит отступить сегодня — завтра у него ни за что не хватит духу сделать все одному. И придется делиться добычей с кем-то еще.
"Нет. Ни за что".
Только вот сил у него не было, а глаза слипались.
Надо было собраться с духом. Он умел это делать единственным способом. Зевая, Данило поплелся на кухню. Все содержимое шкафов было выворочено, и среди прочего хлама нашлась бутылка кофейного ликера "Caff`e Sport Borghetti".
Данило приложился к бутылке, и ему сразу полегчало.
"Чем торчать здесь, как идиот, пойди посмотри в гараже, не оставил ли кто ключи в машине".
Эту гениальную идею подал ему не иначе как паяц, размазанный по потолку в спальне.
— Точно! Ты гений!
Если ему написано на роду, что этой ночью изменится ход его жизни, то непременно должен отыскаться незапертый автомобиль.
Начать с того, что боли он не чувствовал.
И это уже хорошо.
И потом, он был уверен, что не умер.
И это еще одна хорошая новость.
Поначалу, бесконечно долгое время, после того, как сияющее облако внезапно засосала тьма, Рино ждал, что, как на экране, перед ним появится слово "КОНЕЦ".
Но теперь лиловое облако вернулось.
Никто не мог ему подтвердить, что он не умер. Но Рино всю жизнь верил в рай и в ад, а место, где он находился, не было ни тем ни другим. В этом он был уверен. Он осознавал, что все еще пребывает в своем теле.
Он мог думать. А думать — значит жить.
И хотя Рино не испытывал особенных страданий, где-то далеко он ощущал жжение, приглушенную боль и чувствовал, как по венам снуют муравьи, а еще казалось, что где-то за тысячу километров поют "The Police" и стучит по листьям, капает серебряными каплями по ветвям, стекает по коре деревьев и напитывает влагой землю дождь.
Он был слеп. Лишен осязания. Парализован. И все же, как ни странно, он слышал.
Когда Рино очнулся, мрак немного просветлел, начал медленно переходить в сияющий лиловый, и тут внезапно появились миллионы муравьев. Они ковром покрывали равнину до самого горизонта. Крупные, такие встречаются в августе в пшеничных полях. С блестящей яйцевидной головой и усами.
Рино не мог понять, снаружи они или внутри его. И пустыня, по которой они ползли, — это был он сам?
Он ощущал, что за окутывающим
его лиловым облаком была другая реальность. Та, из которой его швырнуло сюда.Лес. Дождь.
Он увидел себя в лесу с камнем в руках, Четыресыра, мертвую девочку.
Надо было каким-то образом туда вернуться.
Он полагал, что так и лежит на земле, и не сомневался, что Четыресыра побежал за помощью.
Держа в руках бутылку кофейного ликера, Данило Апреа проверил машины в гараже. Все до единой.
И все, как одна, были заперты.
В этом дерьмовом кондоминиуме люди жили в страхе, что у них угонят машину. Можно было поручиться, что машины начинены хитроумными противоугонными устройствами.
Он подумал было выбить стекло какой-нибудь машины и завести ее, соединив проводки, как показывают в фильмах.
Но это было не для него. Он ухлопает день на то, чтобы отвинтить приборный щиток.
"Был бы тут Четыресыра..."
Данило заскрипел зубами, как бешеная собака, и заорал, почернев от злости:
— В задницу! В задницу всех вас! Вы меня не остановите. Понятно? Не остановите! Как ни вставляйте мне палки в колеса — ничего у вас не получится. Нет! Нет! И еще раз нет! Я должен снять этот банкомат. — И пнул стоящий напротив "мини-купер", отбив себе ногу.
Изрыгая проклятия, Данило принялся скакать на одной ноге, а когда боль приутихла, отвинтил крышку "Caff`e Sport Borghetti", опорожнил ее на треть и, шатаясь, двинулся к выходу.
В кармане лежал сотовый.
Когда Рино Дзена думал о телефоне, у него вставало перед глазами громадное, будто спроецированное на лиловый свод, изображение.
Это была не фотография телефона, а рисунок, сделанный толстым черным фломастером. Цифры криво нарисованы детской рукой, а на месте экрана — кружок с улыбкой и парой глаз. Он мог до бесконечности смотреть на него.
Но сейчас надо было достать его из кармана штанов...
Надо поговорить с муравьями и объяснить им, что нужно сделать.
Данило Апреа стоял на парапете канала, упершись руками в бока, и завороженно следил за каплями дождя.
В слабом свете фонаря, висевшем над маленьким пешеходным мостиком, капли казались серебряными нитями, тающими на бурой поверхности реки, укрепленной земляной насыпью.
Береговые откосы и мостовые опоры были почти покрыты поднявшейся водой. Если дождь не ослабнет, до наступления утра вода затопит плотину.
Данило промок до нитки. Щеки и подбородок заледенели, стекла очков заливал дождь.
Под этим ливнем, преодолев всего каких-нибудь пятьдесят метров, которые отделяли его дом от реки, он превратился в мокрую тряпку.
Мимо, покачиваясь на волнах, как надувная лодка на колорадских стремнинах, проплыла пенопластовая коробка — из тех, что используют для перевозки рыбы, — и скрылась под мостом.
Стараясь не обращать внимания на стекающий у него по спине ледяной ручей, Данило закрыл глаза и попытался вспомнить, куда именно он пять лет назад бросил ключи.