Как все это начиналось

Мэрион всегда была осторожна. Она тщательно вела дела, следила, чтобы расходы соотносились с доходами. И вот теперь ее долг, когда-то стабильный и небольшой, подскочил до 26 647 фунтов! Партию дорогостоящей, ручной работы облицовочной плитки только что доставили в квартиру — еще один счет. Полякам надо заплатить в конце недели.

А по телефону она опять услышала:

— Мне очень жаль, но у меня нет никакой информации о секретаре мистера Харрингтона.

— Забудь об этом, — увещевал Джереми. — Выброси это из головы, дорогая. Наслаждайся бездельем. Мы ведь выбрались отдохнуть! Заметь, я не слишком быстро веду машину. А тот идиот просто полз, а не ехал, вот мне и пришлось его обогнать. Кажется, это место в Шропшире принадлежало какому-то эксцентричному коллекционеру. Там будет куча всякого интересного. Говорят, он специализировался на ар-деко. Здорово! Я реализую что угодно в этом стиле. Мы и тебе подыщем что-нибудь, какой-нибудь лакомый кусочек для твоего демонстрационного салона. Веселей, дорогая! Что за вздор, почему это ты не в настроении?! Человек всегда готов что-нибудь приобретать. Я тебе говорил, что продал то резное украшение над камином? Парочке, которая обставляется на Бишоп-авеню. Они были просто в восторге. Я содрал с них две с половиной. Это на время облегчило ситуацию с наличными. Видишь, когда становится по-настоящему туго, всегда что-нибудь подворачивается. А еще я избавился от своего ирландца и взял мальчика, сына знакомого. Я ему вообще не плачу, он работает просто ради практики. Очень выгодно. Как долго он продержится? До тех пор, пока не поймет, что практики тут нет никакой, а потом я подберу кого-нибудь другого. Надо было мне раньше додуматься. Этот ирландец — пустая трата денег. Послушай, я заказал столик в роскошном пабе. Это, конечно, просто закусочная. Зато какие там перекрытия и камин! Благодаря проданному украшению я могу угостить тебя. Так что мы с тобой пропьем все, что я не потрачу на чудные вещицы ар-деко. А потом — волшебная ночь, правда, детка?

— Ого! — воскликнул Джереми. — Посмотри-ка на этот витраж! Я просто обязан купить его! Лампы тоже очень соблазнительны. Да-да, знаю, что я старьевщик, а не антиквар, но, в конце концов, позволительно иногда подниматься по ступенькам. Клиентов тоже вдохновляет, когда они встречают у меня что-нибудь вот такое. Им кажется, что они нашли жемчужину в куче мусора. Порой они платят мне больше, чем отдали бы на Кенсингтон-стрит. Надеюсь, особой конкуренции не будет. Видел я тут нескольких собратьев по цеху — бродили туда-сюда, бросали на меня злобные взгляды. Боже мой! Ну почему я не могу жить так же, как тот тип, владеть вот таким местом, тратить деньги на хорошие вещи, сидеть и любоваться ими? Это совершенно несправедливо, правда? Тут бьешься как рыба об лед, приобретая и тратя… А это ведь Вордсворт, верно? Я и не думал, что помню эти стихи. Вот результат попыток дать человеку хорошее образование. Время от времени всплывают какие-то обрывки культуры. Боже! Только посмотри на этот великолепный столик. Ты должна попытаться заполучить его, это в твоем стиле. Вот! Я ставлю жирную птичку напротив него. Я тебе добавлю денег. Да, это то, что мне было нужно после всех этих жутких разборок со Стеллой, после того как она пробежала мимо меня, отказавшись разговаривать. Как ты думаешь, стоит еще раз попытаться? Мне почему-то кажется, что если бы только удалось поговорить с ней наедине пять минут, здраво и спокойно изложить мою точку зрения… Прости, дорогая, — я же решил занавесить Стеллу в этот уик-энд, и мне это удалось благодаря тебе. Итак, у тебя нет задолженности банку, а у меня — бракоразводного процесса с безумной женой! Мы сядем на аукционе в первый ряд и возьмем все! Как думаешь, мне побороться за вон тот божественный экран? Ладно-ладно, только если он пойдет по бросовой цене, а этого точно не будет, раз тут собрались эти стервятники. Но уж портьеры в стиле Уильяма Морриса достанутся мне — они ими не заинтересуются. Да и подушки тоже. Народ сейчас, как я заметил, западает на ткани. Пойдем-ка посмотрим на ковры. Вот где интересно. Почему мы не можем всегда быть вместе в такие вот дни?

«А потому, — подумала Мэрион, — что я всего лишь твоя любовница, и ты всецело поглощен тем, чтобы удержать жену от развода с тобой. Это делает наши отношения шаткими, если не сказать больше. Мне сейчас есть о чем подумать, кроме каминных экранов и хорошеньких столиков. У меня долг перед банком, а мне не удается добраться до человека, который должен дать мне денег. Что делать с поляками, я тоже не знаю. Оставить их и платить им из своего кармана, не будучи уверенной в том, что мне когда-нибудь это возместят, или уволить с риском навсегда потерять? Харрингтон может внезапно появиться. Все наладится. Надо будет доводить проект до конца, а поляков у меня уже не будет. Что мне делать?!»

— Думаю, надо поступить так, — говорит Генри Роуз. — Согласиться на то, что они предлагают, и отредактировать в своем стиле, придать этому значимость. Придется немного почитать. В некоторых областях я не очень ориентируюсь. Они хотят сделать акцент на низшие слои. Что ж, ради бога. — Он усмехается.

«Да-да, чем бы дитя ни тешилось», — думает Роуз, прикидывая, как ей добираться от дома до Ричмонда и когда надо выехать, чтобы быть на месте к одиннадцати.

Антон решает кроссворд. Он сидит в метро и морщит лоб, пытаясь отгадать хотя бы одно слово до встречи с ней. Это легкий кроссворд. Антон наверняка сможет хоть что-нибудь отгадать.

— Ни на что не гожусь, — сказал Антон. — Ничего не угадал. Пытался. Не один раз. — Он с улыбкой показал Роуз незаполненный кроссворд.

Оба радостно улыбались. Они издали увидели друг друга и улыбались, пока шли к месту встречи через всю платформу.

— Мы потом решим вместе. Может быть. Вообще-то, сегодня слишком хороший день для кроссвордов. Нам повезло.

Повезло, повезло! Голубой и зеленый весенний день, яркое солнце, радостное пение птиц, пышная листва деревьев. Роуз несла корзинку с едой. Скромный пикник, но изысканный: сэндвичи с лососем, перепелиные яйца, салат, виноград.

Антон принес бутылку вина. Он снял рюкзак, чтобы продемонстрировать ее.

— Это с моей родины. Один из мальчиков ездил домой на прошлой неделе и привез ее мне. Надеюсь, вам понравится.

Они отправились в Ричмонд-парк. Он сказал, что его мать получила жакет и шарф и очень довольна.

— Я говорил ей, что вы помогали мне выбирать, и она велела сказать вам спасибо. Мать говорит, что это лучший жакет… в ее жизни.

— Я очень рада, — произнесла Роуз. — Мой опыт хождения по магазинам пригодился хотя бы один раз.

Антон осматривался в парке.

— Думаю, здесь никаких магазинов. Даже «Старбакс» нет.

— Вот потому-то мы и устроим пикник. Но это надо заслужить. Пройти по крайней мере милю.

Они шли быстро. Антона очень интересовали олени.

— В книге сказано, это было всегда место для оленей. Олень — король охоты в прежние времена. Посмотрите, вон там, тот, ну, мужчина-олень…

— Самец.

— Да, самец. У него… восемь жен. Они так и живут с ним. Он дерется с другими, чтобы удержать их.

— Что за жизнь, — заметила Роуз. — Ничего, не считая еды и драк, и все ради того, чтобы твои гены… — Она заметила его замешательство. — Гены — как бы сказать? — это то, что делает нас такими, какие мы есть, отличает нас от кого бы то ни было другого. Это то, что мы передаем нашим детям.

— Да-да. Это как у меня темные волосы от моей матери, и мне нужны очки, чтобы читать. Я высокий от отца и хорошо лажу с цифрами, как он. А вы? У вас коричневые глаза от вашей матери, я видел. А что еще?

— Сенная лихорадка, — сказала Роуз. — Она как раз сейчас может начаться. В любую минуту. Стану чихать. Весна, знаете ли, трава, пыльца.

— Да, за это вы, наверное, маме не говорите спасибо, — улыбнулся Антон. — А от отца?

Она задумалась.

— Право, не знаю. Он был умный, даже очень. Мама тоже, но он был умен по-другому. У него был очень… направленный ум. Он был весьма энергичным человеком.

— Значит, вы умная, и, я думаю…

— Нет, — покачала головой Роуз. — Я в этом смысле не такая, как они. Я… практичная. Я умею что-то делать, но у меня совсем другой склад ума.

— А я думаю, вы такая, как ваша мама. Вы иногда говорите и смотрите как она.

— Ерунда. Я совсем на нее не похожа.

— Я знал, вы будете так говорить, — рассмеялся он. — Все думают, что они не похожи на родителей. Что они совсем другие.

— Возможно, вы правы, — улыбнулась она. — И весь этот разговор начался с оленя-самца.

— Он-то ничего не думает. Только, может быть, «я должен сделать ребенок». Или «я должен иметь много жен и драться с другим самцом».

Роуз чихнула.

— Ну вот, я же говорила! Пыльца.

— Хотите, пойдем куда-нибудь в другое место?

— Конечно нет. — Она порылась в кармане. — У меня кое-что есть. Это должно помочь. Думаю, нам надо подняться вон туда, на пригорок.

Он рассказал, что, когда был маленьким, дядя как-то взял его с собой на охоту.

— Мы стрелять. Вот откуда я знаю, как они живут. Он мне рассказал. Он стреляет, его жена готовит, мы едим. И мне… не понравилось.

— Вам не понравилось мясо?

— Нет, мне не понравилось… убивать. Приятно смотреть на оленей, а не убивать их. Но я не мог сказать так, потому что это было бы не как у мужчин. Я должен был показать радость. После этого я никогда больше… не стрелял.