Как выжить и провести время с пользой в тюрьме
Шрифт:
Камерный быт. Смотрящий. Петух
Я уже несколько раз садился за написание "конкретики", но все никак не мог изложить всего так, как бы хотелось. Потому отчасти несколько ушел в отвлеченные темы.
Несколько раз меня знакомые расспрашивали — как оно, там? Обычно начинаешь рассказывать, смотришь на собеседника и видишь непонимание — человек слушает, но не воспринимает. Это ему просто не влазит в голову. Как будто говорим об интегральном исчислении. Все слова вроде понятны — но в картинку не складываются.
Трудно понять, что вот здесь же, рядом, в том же городе, где ты живешь, где на расстоянии каких-то 10 метров ходят обычные люди — совсем другой мир. Кто-то из зэков назвал его "Затерянный мир". Гниющие тела,
Однажды, видя непонимание, я завел товарища в ванную — обычную среднюю ванную комнату обычной квартиры. Представь себе, говорю, что вот в этой ванне мы ставим три двухъярусные шконки, стол, унитаз (точнее просто очко — "дальняк" — как в общественных туалетах).
И теперь сюда поселяем 7–8, а может быть и 10–12 человек. Это как? — человек смотрит на меня с недоверием, — тут десятерым просто не стать, если даже все выбросить и оставить голые стены, а не то чтобы три шконки…
Ну конечно, стать негде — а жить можно. Год, два, три — выходя только один раз в день на неполный час на прогулку.
Именно такую картину я увидел, когда переступил порог хаты номер 105 Калининградской тюрьмы.
Шконари, сваренные из труб и полос металла. Матрасы, при первом взгляде, есть — но позже оказалось, что они практически пустые — это в тюрьме предмет роскоши. Очень ограниченное их количество передают "по наследству" своим семейникам, близким. Остальное — просто камуфляж с несколькими комками ваты. Спать поэтому многим приходится почти на металле.
Но это уже дело привычное — десять дней перед этим в карантине даже таких не было — там просто спят на железе, без матрасов, одеял, постели. Октябрь месяц в Прибалтике уже очень холодный и сырой, особенно ночи. Спать больше полутора часов невозможно — приходилось вставать и двигаться, пить чай (если есть). А больше 8 часов у тебя нет, так как в хате 30 человек на 10 мест. Так что теперь на этом матрасе и даже под одеялом можно будет отоспаться. Как мало надо человеку для радости.
Дальняк отгорожен ширмочкой. Над ним выходит водопроводный кран и вода льется прямо в очко. Об этом надо всегда помнить, так как вставая после большой нужды можно наткнуться на него спиной. Но забыть о нем не так просто — он протекает, и когда вы сидите на дальняке, холодная вода капает вам на спину. Чтобы капли воды не раздражали свои звуком, к крану привязана полоска материи, вода по которой стекает вниз.
Рядом стол — "общак", крепко вбетонированный в пол. Сидеть за ним могут не больше двух человек — один на рядом стоящей шконке, другой на табуретке. Над ним "телевизор" — металлический ящик для посуды и продуктов.
Табуретка — "табурка" к полу не прикреплена. Вообще это нарушение — все должно быть крепко приварено к полу. Но в этой конуре это просто невозможно — негде.
Проход между шконарями точно на одного человека, и то — не особо широкоплечего. Двое, даже боком, пройти не могут. Всего проходу от дверей ("тормозов") до дальнего шконаря — четыре шага. Иногда даже удавалось погулять — три шага, на четвертом поворот, снова три… и так целый час. Но это редко — в короткие промежутки незаполненной (это когда ВСЕГО 7 человек) хаты.
Верхний шконарь у решки — рабочий. На нем не спят, там рабочее место дорожника — отвечающего за дороги, т. е. связь между хатами. Не спят там и по другой причине — окон нет и в холодное время там просто невозможно находиться. Там сложены баулы. И еще плюс несколько полос из шконаря вырвано — кому-то понадобилась в свое время "сабля", вероятнее всего, чтобы немного раздвинуть меха баяна.
Окна практически нет — т. е. оно есть, под потолком, но увидеть вы через него ничего не сможете — металлические жалюзи, называемые баяном (или ресничками), установлены так, чтобы только пропускать воздух. Свет практически не проходит — в камерах и днем и ночью — круглые сутки — горит лампочка (тут только до меня дошли слова известной песни — "Таганка, все
ночи полные огня…"). Есть еще две решетки — решки. Одна кованная, еще немецкая, с крупными ячейками — сантиметров 20, другая мелкая — фарш — из арматуры, с размером ячейки меньше спичечного коробка — уже наша.Стены — невероятно-грязно-коричневого цвета. Похоже, они когда-то были белыми. Говорят, что капремонт здесь не делался еще со времен Германии — точнее, окончания войны. Очень похоже на то. Эта тюрьма — одно из немногих зданий, что уцелели от старого Кенигсберга. При немцах в таких хатах — говорят — сидело по два человека. Да, вдвоем здесь было бы более-менее сносно.
Размеры камеры — 3,60 на 1,70, высота — около 2.50. На 10 человек. Сейчас даже туалеты порой больше делают.
В углах — огромные древние паутины и такие же огромные пауки. Паук и паутина — один из основных воровских символов и поэтому очень часто встречается на татуировках. Трогать паука по зэковским поверьям нельзя — что-то вроде священного животного. Можно в крайнем случае переселить. Но в хате 105 их видно особо уважали и не трогали вообще. Зато хоть мух не было.
Рулил в хате Санек. Ему было тогда 35.. Досиживал третий год своей пятой (и, вероятно, не последней) ходки, что в сумме набрали уже 13 годков. 35 минус 13 равно 22. Сидеть начал в 17. Итого 5 на свободе — 13 в тюрьме. Раньше пхнул по понятиям, но в авторитеты не рвался. Сейчас же подустал, начал задумываться о жизни. Лицо на удивление доброе и даже детское. Никто с первого разу не давал Саньку ни его 35, ни пятую ходку. За ушлого угрюмого зэка все, кто заходили в хату, принимали меня — и делали круглые глаза, когда узнавали как оно на самом деле.
После короткой спокойной беседы (кто, откуда, статья) определил мне верхнюю шконку ("пальму") над собой. Заварил чифирку. Когда я вскоре завалился спать (после бессонных ночей карантина), уже сквозь сон почувствовал, как он набросил на меня свое одеяло. И даже то, что я узнал о нем позже, не притупило чувство благодарности за ту проявленное сочувствие.
Но этому моменту еще предшествовал один инцидент. В 105-ю хату нас с карантина закинули вдвоем — был еще один парень лет 27. Когда мы вошли, один из зэков, спящий на верхней шконке, поднял голову, издал возглас удивления и обратился к вошедшему за мной:
"У тебя есть выбор — либо ты сейчас ломишься с хаты либо я предъявляю тебе".
Тот в ответ, что он собой ничего не чувствует и останется в хате.
"Тогда стой возле тормозов и не двигайся. Ты долбишся в жопу и в рот берешь".
Он в отказ — ничего подобного, за базар ответишь и все такое.
Вступает в беседу Санек и обращается к Сереге (так звали обвинителя) — "Ты уверен? Ты его знаешь?" — "Да, это Воха, к тому же терпила по моему первому делу, земляк из Балтийска. Я слышал о нем от правильных людей, что он под дурью брал за щеку и просил, что бы ему заехали в жопу, когда они каких-то телок таскали".
Санек обращается к Вохе — "Это правда?" — "Нет. То что у него терпилой был, признаю, на суде показания давал, а все остальное — чёс". "Отвечаешь?" — "Отвечаю". "Подтвердить сможешь?" — "Смогу". "Сидел?" — "Полгода в СИЗО, сейчас под условняком ходил". "За что взяли?" — "Менты, падлы, подставили, гоп-стоп вешают".
"Тогда вот такое будет решение" — говорит Санек — "вы, ребята, понятия знаете — каждый из вас должен обосновать свои слова. Сроку вам 10 дней. Отписывайте по тюрьме, на волю — как хотите. Сроку даю вам более чем достаточно. На тебя, Серега, есть подозрение, что ты напраслину на парня хочешь навести в отместку за прошлое. Терпил у нас не уважают, но и под шконку за это не загоняют — это ваши дела. На тебе же серьезное обвинение — знаешь, что будет, если подтвердится. А пока — ты под подозрением. К посуде и продуктам не прикасаться, с общих кружек чай не пить. Твой шконарь — пока под окном (в холода это самое плохое место в хате — сквозняк и дубарь все равно, что на улице — трудно пролежать даже час). Если кто с тобой место делить захочет — пока ты под подозрением — без проблем".