Как я съел асфальт

– Боже мой! – воскликнул обезумевший от горя Паша. – Все кончено! Ядерная война! Все погибли!

Паша чувствовал себя плохо. Сухость во рту, тошнота и дикая головная боль. Все признаки радиоактивного отравления налицо. Паша подумал о себе как о жертве чудовищного преступления против человечества.

– Я облучен, – с беспокойством и в то же временно хладнокровно проговорил он слушавшим его деревьям.

И Паша побежал. Он стремился покинуть зону поражения. Побежал, не разбирая дороги. Несколько раз он падал, но, побарахтавшись в липкой и скользкой грязи, поднимался и бежал дальше.

Паша бежал, мчался, а на некоторых участках дороги просто соскальзывал по тропинкам. Соскальзывал на спине или на том, что ниже спины, и продолжал свой многотрудный путь.

Паше было жаль! Глубоко и безгранично жаль. Жаль себя, свою молодую жизнь. Жаль права на вождения автомобиля, в котором он сидел только раз. В котором только раз попробовал переключить скорость и долго крутил баранку, представляя себя дальнобойщиком.

Наконец Паша устал. Он выбился из сил. Тяжело дыша, он остановился и рухнул на землю, откинувшись спиной к дереву. Видимо, бег, эта гонка во имя спасения своей жизни, вернула Паше некоторую способность соображать. И он подумал. И мысль, которая оказалась подуманной, настойчиво убеждала его, что он неправильно оценивает действительность. Не четко оценивает, а еще не отчетливо. Паша понял, что нет и не было никакой войны, точнее, война была, но не сейчас. Не в настоящий момент. Мирное звездное небо чернело над Пашей, низко нависая прямо над деревьями.

А потом он захотел вернуться на место стоянки. Вернуться к друзьям. И Паша пустился в обратный путь. Но тщетно. Обратно дороги не было. Вернее, она, наверное, была, ее не могло не быть, но Паша не находил этого важного для себя пути. Здраво рассудив, что теперь уже поздно, он решил возвращаться домой. Безумное желание пить, сильнейшая жажда гнала его вперед. Но оставался нерешенным маленький, но важный вопрос: куда идти? где его дом? Тут Паша сообразил, что в некоторой степени он заблудился. Он совершенно не понимает, где находится.

Паша вновь остановился и попытался взять себя в руки. «Надо мыслить логически, – призвал он себя мобилизоваться. – Что бы сделал мой отец, окажись он в моем положении?» Паша вспомнил, как его папа, маленький Ваня, будучи трех лет от роду, бесстрашно ходил в лес за грибами и ягодами, чтобы прокормить свою многочисленную семью. И, по рассказам отца, он, Ваня, никогда не мог заблудиться. Ваня определял положение сторон света по мху и лишайникам. А еще он мог находить дорогу домой по вкусу ягод, по траве.

Ягод Паша не видел, да и не понимал, как можно по вкусу этих самых ягод определить, где его дом. А вот мох и лишайники могли здорово ему помочь. Или даже звезды… Звездное небо над головой – это все равно что открытая карта. Паша сразу же обнаружил ковш Большой Медведицы, но его энтузиазм быстро угас. Во-первых, Паша не представлял, что делать с этим ковшом, чтобы вернуться домой, а во-вторых, он понял, отчетливо и бесповоротно понял, что, будь он даже сейчас с компасом, он все равно не знает, в каком направлении надо идти.

Отдохнув некоторое время и восстановив силы у дерева, Паша побрел наугад.

– Господи! – воскликнул он вслух, вероятно из желания слышать свой голос в этой гнетущей тишине. – Как же я сразу не догадался!

Паше пришло в голову элегантное решение: «Надо просто спросить у кого-нибудь дорогу – и все». Это было проще всего, и Паша с новыми силами зашагал вперед. Но, как это часто бывает, желания не всегда совпадают с возможностями. Вокруг не было никого, кто мог бы посодействовать в выборе пути.

Пашу смущало, напрягало и даже сильно раздражало то обстоятельство, что ему не встретился ни один человек. Паше сейчас было совершенно все равно, что в столь позднее время люди предпочитают находиться по домам, что в лес в это время года они, люди, не ходят, так как ходят по центральным улицам города, мешая и путаясь друг у друга под ногами. Паша об этом не думал, точнее, старался не думать. А еще он логично рассуждал, что живет на Земле, а Земля населена людьми. Значит, люди должны быть! Они обязаны были тут быть, но их не было.

Паша шел. Шел долго, пока не вышел на полотно железной дороги. Это обстоятельство его очень обрадовало. Если есть железная дорога – значит, есть и люди. С новыми силами Паша перебирал ногами по шпалам. Он шел сначала в одну сторону, а потом, решив, что движется не в том направлении, отправился в другую. Когда Паше снова показалось, что он идет не туда, он твердо решил для себя больше не сворачивать.

Паше показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он добрел до логического конца своего пути. А именно: перед ним возник забор. Высокий забор… Но Паша знал, он был твердо уверен, что если есть забор, значит, есть и люди за этим забором. А еще Паша сильно устал и присел отдохнуть. Отдохнул Паша, как ему показалось, совсем мало. Но что было самым удивительным, очнувшись, он оказался за забором. За тем самым, что еще недавно казался непреодолимым препятствием на пути домой.

Перед Пашей раскинулась территория какого-то завода. Производственные помещения различной конфигурации давили на Пашу, и он побежал. Побежал на свет, который он заметил сквозь остовы старых разбитых грузовиков.

Одноэтажное здание с покосившейся дверью находилось около шлагбаума, рядом с закрытыми воротами. В окне горел свет. Паша радостно, с надеждой замолотил в дверь. На его стук отозвались привязанные у забора собаки. А Паша все стучал и стучал.

Старик сторож не сразу понял, что стучат в дверь. На территорию завода никто не мог проникнуть. Трехметровый забор и колючая проволока образовывали непреодолимое препятствие для злоумышленников. А пущенная по периметру забора сигнализация сводила на нет попытки любого, кто пытался попасть на запретную территорию, сделать это незаметно.

Уверенность в собственной безопасности и заставила сторожа поступить опрометчиво. Он рывком распахнул дверь и нос к носу столкнулся с Пашей. С ног до головы перемазанным коричневой грязью Пашей.

– Ты кто?! Как сюда попал? – спросил сторож.

От избытка чувств Паша потерял дар речи. Он ничего не мог сказать, ничего не мог объяснить. Он лишь радостно смеялся. Смеялся так, как будто находился на цирковом представлении. Справедливо решив, что перед ним умалишенный, сторож завопил:

– Стой! Не подходи! Буду стрелять.

И он направил на Пашу кусок эстонской колбасы, которым только что пытался утолить голод. Лишь только увидев направленное на себя «оружие», Паша перестал гоготать.

А потом он все объяснил сторожу. Объяснил сбивчиво, но понятно.

Сторож ласково гладил по голове Пашу. Старик всегда мечтал иметь сына, но Бог распорядился иначе… У него не было даже внука. Все три дочери вышли замуж и родили по девчонке. И старый охранник с почти отцовской нежностью внимал рассказу Паши, как тот обмывал права в кругу друзей и как потом искал родной дом.