Как я стал предателем

Я вытянул из штанов “хвост” и прицепил за кольцо на поясе Москаля-Ямамото. Он, как и положено, проверил прицеп, а другой рукой уже открывал дверь. Я последовал за ним.

– Кто её ставил?– спросил Антон,– Вторая бригада?

Я смотрел на карту.

– Седьмая.

– Долматов, небось?

– Да. Но поминать его не обязательно.

– Да ладно тебе.

Я пошёл вдоль школы. Коричневая краска облезла, и от стены пахнло железом.

– Думаешь, переместило?

– Ничего не думаю. Эти идиоты забыли написать, в какой комнате прибор стоит.

– Обычная ошибка, когда в небольшой команде работаешь.

Так дошли до задней двери.

– Входим?

– Тут заперто. Вот увидишь. Когда была эвакуация, занятий ещё не было.

– Могли открыть.

– Долматов никогда бы не смог. Это я про него точно помню.

– Замолчи уже!

Дверь не поддаётся. Слышно, как скрипит в пазу заржавленный язычок.

Пришлось обходить дальше. По привычке заглядывал в пыльные окна. Там ничего полезного.

Пахло железом и сорными травами.

Двусторчатая дверь поворачивется туго. На петлях – космы ржавой паутины.

В холле сейсмо-пеленгатора нет. Следов тоже.

– Похоже, его даже не осматривали. Просто поствили и ушли.

– Обычное дело, если модель достаточно надёжная,– отзывается Москаль-Ямамото,– Камикадзе мало, а приборов много. И постоянно ставят новые. Ну ты уже сам всё увидел.

Что-то зазвенело. Я достал Токарев и снял с предохранителя.

– Тихо ты,– сказал Москаль-Ямамото,– это же просто зона отселения. Волны от Штыря здесь бывают только на испытаниях.

– Я по инструкции действую.

– Это правильно.

Для верности я выглянул наружу. Башня всё так же поднималась над горами. Такое впечатление, что она не приблизилась ни на шаг.

Мы подошли к лестнице. Москаль-Ямамото посмотрел вправо, влево, потом достал щёкалку и вырубил сигнализацию. Звон прекратился.

– Всё правильно работает,– заметил он,– она нас засекла.

А я смотрел в другую сторону.

– Миккерайда!

– Что ты там нашёл. Ого, вот это чудо!

Радиометр был незнакомой конструкции, с проволочной антенной из двух гиперболических половинок. В этой импровизированной сфере застрял здоровенный чёрно-рыжий кот.

– Вот кто всё поломал! Смотри, хвостом прямо по датчику чешет.

Я спрятал пистолет и подошёл ближе.

– Сколько он уже здесь сидит?

– Вызов был со вчерашнего дня.

Кот водил пушистым длинным хвостом. Его янтарные глаза глядели прямо в душу.

Я присел рядом на корточки и начал гладить пушистый лобик.

– Теперь понятно, почему сигнализация молчала. Она на котов не рассчитана.

– Не рассчитана,– я, как мог, почесал пушистого за ушком.

Ямамото посмотрел на кота, дежурно улыбнулся, опустился на колени и стал отсоединять питание.

Как это водится у друзей детства, он иногда ухитряется понимать меня без слов.

– Ты тушкой его повезёшь?– спросил он.

– Нет.

– Инструкция рекоменует тушкой.

– Нет, пусть живёт.

– Дело твоё.

Мы взялись за ручки радиометра.

– Ити-нин – абэ!

Мусен-кодзикей (сейчас, при переноске, называть радиометр “мусей” не поворачивался язык) был тяжеленный, как стопка свиновых пластин. Антенна с котом болталсь в пазах. Мы вынесли его в холл, пинком отворили дверь и шагнули в яркий полдень.

Я на всякий случай обернулся вправо. Башня была на месте. Марева не заметил.

По идее, нам всегда сообщали о начале испытаний. И всё равно на моей памяти было три случая, когда волны шли без предупреждения и приходилось гнать на полной скорости под бодрящий вой тревоги.

На базе тоже не знали, почему так бывает. Ватанабэ предполагал, что он эхо от других испытаний, которые идут в параллельных эвереттовых реальностях.

Может быть, там сейчас гибнут целые вселенные.

И тут я оступился.

– Розу мо-нэ!

Ящик перекосился, антенна двинулась. Она не была рассчитана на кота. Кракнула, вывалилась, рухнула на ступеньку и раскололась надвое, как орех. Кот прыгнул наружу и взлетел на крышу.

– Ох, ну и ксо!– а что мне ещё сказать?

– Понесли до “таблетки”,– сказал Москаль-Ямамото.

– Нет, конечно же понесли. Я не возражаю.

Поднатужились и загрузили в багажник. Нового мусен-кодзикей у нас с собой не было.

Придётся везти сюда новый. Но это не страшно. Это наша работа.

– Пошли за антенной,– сказал Антон.

– И за котом.

– Это Шрёдингер,– Москаль-Ямамото произнёс это, даже не глядя в мою сторону,– Кот нашего главного айну.

– Наш айну в своей вилле почти не живёт.

– Айну не живёт, а кот живёт.

Мы опять подошли к парадному входу. Кот сидел на прежнем месте.

Москаль-Ямамото поднял с земли разломанную антенну.

Я смотрел на кота. Он вылизывался. Я пытался ни на секунду о нём не забывать.

– Кис-кис-кис-кис…

Кот посмотрел на меня и прыгнул в сторону.

Я тоже прыгнул. Кот летел по дуге, а я – так, чтобы угол между мной и котом был один и тот же. Вытянул руки, как футбольный вратарь в решающую минуту…

И поймал.

Кот был у меня в руках. Он вырывался и царапался, но это уже не важно.

Москаль-Ямамото потянул за хлястик. Я поднялся. Когда руки заняты котом, и этот кот рвётся на свободу, подниматься с земли непросто.

Мы вернулись к “таблетке”.

– Я веду?– спросил Москаль-Ямамото.

– Ну разумеется. Я же с котом.

– Надзо суппэ, как говорил Чернышевский!

Мы тронулись. Развернулись и поехали обратно той же дорогой.

– Живого кота надо будет в карантин,– сказал Москаль-Ямамото,– Ещё не поздно сдать тушкой.

– Ты не любишь животных?

– Люблю. Просто предупредил. И обязательно сообщи Флигендберду.

– Флигенберду? Профессор вернулся?

– Вернулся. А что это значит?

Кот внимательно следил за дорогой.

Я обернулся и ещё раз посмотрел на Штырь. Объект-104 всё так же пересекал небосклон.