Как закалялась сталь - 2057. Том 4
Шрифт:
На экране же мужчина закончил насиловать стоящую на четвереньках. Подошел к одной из висящих на стене… и резким движением ударил женщину в живот, с такой силой, что та подогнула ноги и замотала головой. Звуков не было, но, казалось, они раздаются в ушах.
Звук удара. Сипящий, задыхающийся вопль жертвы… Вторая женщина на стене чуть приподняла голову, и сразу же получила кулаком в щеку. Мужчина переместился к ней, и стал бить по голове без передышки – справа и слева, и по центру, пока голова не превратилась во что то невообразимое, а с длинных волос не закапала черная жидкость. Оторвавшись теперь и от этой, мужчина подошел к низкому журнальному столу, на котором лежали устрашающие предметы. Задумавшись, он взял из кучи железяк что-то похожее на длинный зазубренный меч,
Ван Ян взмахом руки убрал картинку. Юта, болезненно щурясь, сжала губы.
– Сколько он там?
– спросил китаец, и почти все присутствующие вздрогнули от ледяного спокойствия в этом голосе.
– Тринадцать лет, - Ван Ян отвечал, словно сам себе. – Да, тринадцать. За такое время в одиночной камере недолго сойти с ума. Но главное, что он продолжает выполнять возложенную функцию, хотя не в полном объеме. Эта единственная камера наблюдения за ним?
– Да, - ответила Люгер. – И совсем непросто удерживать ее в неизвестности. Хотя последнее время Маузер стал относиться к собственной безопасности намного беспечней… Эта камера у него уже почти год, а он даже не думает проверять стены своего… не знаю как сказать…
– Жилища, - все так же спокойно помог с выбором слова китаец.
– Да это настоящий ад и чистилище, - прошептал кто-то из экипажа. – А он сам дьявол…
– Он просто маньяк, больной и сумасшедший человек, - отозвалась вполголоса Юта.
Думал ли Марат о безнравственности своих поступков? Все эти манекены, так похожие на настоящих женщин, которые умели ходить, улыбаться, даже говорить. Ведь он их убил, реально и совершенно точно уничтожил. Сначала создал - а потом умертвил сотнями совершенно разных способов.
Ну а что я должен был сделать?
– думал в эти минуты Маузер. Дать волю истинным чувствам? Убить здесь всех? Так? Ведь этого мне хотелось?
Коммунист внутри него бесконечно спорил с обманутым мужем, с яростным зверем, который загнан в угол, и единственное что осталось - это дать последний бой. Маузер прекрасно понимал, что в ловушку он загнал себя сам. И коммунист внутри раз за разом побеждал, а могучий яростный зверь отступал. Хотя это было совершенно непросто. Только теперь Нечаев понял до конца и глубины души, что значит "...каждому по потребности". У него внутри была безумная потребность, и все средства для ее реализации были... но цель, высшая задача, довести этих людей, миллионы, до которых ему, честно говоря было совершенно равнодушно в отдельности... и по большому счету и им, этим миллионам, было совершенно неинтересно до него в частности...
Эта имитация кровавого безумства в его маленьком, спрятанном от всех уголке корабля - и была та отдушина, та ниточка, которая укрепляла канат правоты коммуниста в его душе. Извращенец? Да. Кровавый маньяк убийца и садист? Еще какой! Но если это служило высшей цели, позволяло кораблю с бесценными грузом лететь дальше? Да почему бы и нет, черт побери!
Марат, слушая крики им же созданных маникенов и маникенщиц, так похожих на Люгер и ее любовников, довольно часто вспоминал встречу с руководством коммунистической партии Китая. Когда он, не щадя никого, просто убивал, и люди гибли, прекрасно зная на что они пошли. Да, черт побери, сейчас Маузер был совершенно уверен, что туда пошли, уже зная, чем это все может закончиться. Знали, что времени мало, что нельзя перечить Капитанам, что сами Капитаны признают только два вида наказания: смерть, либо мучительная смерть. Знали. И пошли. И перечили. И умирали. Чтобы показать другим правителям и даже целым народам, что даже их жизни, высокопоставленные и хорошо охраняемые - это ничто, по сравнению с грядущей целью.
Марат не знал - правда это или нет. Но ему хотелось так думать. Он искал для себя оправдание. Как он, весь такой боец и беспощадный убийца - и вдруг загнал себя в угол. Вместо того, чтобы как закоренелый марксист, для которого вся жизнь это борьба – ему приходилось укрощать себя… и не бороться за свою женщину, за свою семью. А вместо этого жестоко издеваться и кроваво убивать ни в чем не повинных "манекенчиков".
Играть в жестокие игрушки, как обиженный мальчик...Однажды Марат почувствовал – кто-то придет. Он не знал, и не понимал, откуда к нему пришла такая уверенность. Пламя, которое он трепетно берег в своей груди все это время – всколыхнулось с новой силой. Может быть, Юта вспомнила о нем? Он почти уверил себя в том, что это она, какими то незримыми волнами решила вселить в него уверенность и возродить прежнюю любовь. И когда женщина появилась, Марат был готов рубить себя по руке топором от переизбытка ожиданий. Благо, возможности ему давали не просто рубить свое тело всевозможными острыми предметами, но и вообще – в мясорубку пропустить. Без всяких последствий для себя.
Но это была не Юта.
В грудь словно вставили кирпич. С равнодушием Марат наблюдал за этим существом, скорее даже из разочарования, чем из интереса.
Какая-то другая женщина. Не высокая. С копной рыжих пышных волос куда ниже плеч. Стройная и ладная. В свободном сером спортивном костюме. Она забежала сюда, в технические отсеки, якобы для того, чтобы заниматься бегом в одиночестве. Для остальных на корабле имелись в избытке как стадионы, так и беговые дорожки. А также бесконечные коридоры жилых комплексов и индивидуальные тренажеры.
Марат быстро просканировал женщину во всех доступных ему информационных системах. Через несколько секунд он знал о ней все. Где родилась? Как провела детство? Как сложилась юность? Сколько у нее было мужчин? Какие мысли занимали ее в последнее время...
А потом произошло чудо. Иначе Марат не мог этого объяснить. Женщина остановилась, повернулась лицом к сплошной стене, за которой, по сути, находился подготовительный отсек термоядерного двигателя (а также и жилище Марата). Встала, как вкопанная. Ее глаза изучали стену, как будто она хотела ее воспроизвести на картине, зрачки метались вверх-вниз, вправо и влево. Женщина явно что-то чувствовала и ощущала.
Марат стоял в шаге от нее, и только стена разделяла их. Эта серая поверхность была препятствием для неожиданной гостьи, но не являлась чем то серьезным для Марата. Даже острое чувство разочарования, что это не Люгер - на миг отступило перед случившимся чудом.
Женщина продолжала стоять. Секунды текли как вечность.
И Марат решился. В стене образовался проем. Они увидели друг друга.
Глава 18
Глаза женщины расширились в изумлении. Но не настолько сильном, чтобы закричать. Она вообще никак более не высказала своего удивление – только чуть более расширенными зрачками. Как будто женщина знала, что так и должно произойти.
Марат же, не мигая, спокойно смотрел на нее.
Прошло еще несколько секунд.
Потом он протянул руку. Женщина не отстранилась, не попыталась сбежать. Даже наоборот, ее рука потянулась к его изрезанной сухожилиями и набухшей венами клешне.
Не меняясь в лице, Марат втащил ее в свое жилище. Потрясение женщины было настолько велико, что она буквально обмякла в его объятиях. А он, облапив ее сзади, вертя и подталкивая как игрушку - тянул в спальню. Руки рвали спортивный костюм, словно это была не сверхпрочная эластичная ткань, а старая гнилая тряпка. Белый лифчик лопнул во многих местах и полетел в сторону. Маленькие трусики, тоже белые – просто испарились. Для него, который управлял всей материей корабля, ничего из этого не составляло труда. Но Марат старался чтобы все проходило эффектно, почти театрально… почти по настоящему. Треск материи разрывал саму тишину в клочья.
Женщина закрыла глаза, и Марат впился ей в губы. Он и забыл, что это такое, теплые, ищущие женские губы. Он почувствовал ее руки у себя на спине. Целовал ее нежно и страстно, просовывая язык все глубже и глубже, слушая прекрасные стоны, возникающие при каждом своем движении. Они провалились в водоворот подушек и одеял, женщина охнула, и вздохнула так глубоко, словно хотела вобрать в себя весь воздух на корабле. Изогнулась и застонала так протяжно, что Марат почувствовал такое острое желание, что оно затмило все чувства и мысли.