Какого цвета любовь?
Шрифт:
Пройдя по тропинке буквально пять метров, Кощейкин брат внезапно остановился и раздвинул кусты:
– Вон он! – показал он на что-то почти чёрное, похожее с первого взгляда на большой камень.
Дворовые столпились вплотную и стали внимательно рассматривать действительно совершенно голенькое тельце с макарониной, вставленной посередине живота.
– Это новорождённый! – со знанием дела приступила к исследованиям тётя Тина – Вон пупок ещё не отвалился! Это девочка! Интересно, почему она тут лежит?
– О! Мало ли какая испорченная его нагуляла и вот теперь тут родила!
– Э-э-э! Знаете, сколько таких вот так рожает и выбрасывают!
– Мама! – Аделаида впервые видела такого маленького и сухого ребёнка. Казалось, что ручки и ножки у него как у лягушонка – маленькие и тощие. – Мама!
– Кому холодно? Лето на дворе! Надо «скорую» вызвать – пусть заберут к себе. Или в больницу отвезут! Так, идите с отцом домой и вызывайте скорую. Я скоро приду.
– Мама! – Аделаида мялась, боясь выговорить, но вдруг как выдохнула. – А… а, может, мы его себе заберём?
– Кого?!
– Ребёнка!
– Ты что, ненормальная, что ли? Ему врачи нужны! Его надо в больницу!
– Хоть пока «скорая» приедет!
– Иди, слушай, глупости не говори! Нет, я с вами тоже домой пойду и сама позвоню, чтоб скорей приехали.
– Послушай, дура! – не успев отойти от соседей, мама приступила к воспитательной беседе. – Сколько раз тебе говорила: думай, потом говори! Думай, потом говори! Язык твой – враг твой! Что не скажешь – то глупость! Кто тебя спрашивает, что с ним будет?! Ага! Какая-то проститутка его сперва нагуляла, забрюхатилась, от кого-то родила, потом бросила под кустом, а я его домой должна забрать! Это такая грязь, такая мерзость. Фу! А, может, у этого ребёнка какие-то заразные болезни?! Бациллы на нём! Может, у него врождённый сифилис?! И вообще, что должно вырасти из ребёнка проститутки и какого-нибудь пьяницы?! Вот, видишь, как бывает, когда женщина не знает себе цену! Видела? Нравится? Пошла, с кем-то время провела, потом под кустом родила. Да, а я его заберу домой, чтоб потом весь город узнал, что я его на руки брала! Зачем, спрашивается, брала?! Хорошо, ты маленькая и Сёмочка пока маленький и на вас никто не подумает, что вы в этом замешаны! А если скажут – это один из племянников Василия сделал? Или ещё кто-нибудь, кто вхож в наш дом?! Какой-нибудь друг или знакомый сделал, или ещё «лучше» – знакомая! Соображаешь теперь, во что это может вылиться?! А зачем ещё я его забрала, а не Паша, не Оля и не другие соседи? Значит, люди скажут, что-то там нечисто! Что потом я людям скажу?! Вот пусть приедет «скорая» и сама разбирается.
«Скорая» действительно скоро приехала. Аделаида видела из окна, как в зелёных кустах медленно двигались белые халаты. Потом врач с фонедоскопом уселся на переднее сиденье машины возле водителя, толстющая, толще беременной медсестра и паршивенький санитар с ящиком залезли в салон. Машина дала круг и уехала. Но толпа почему-то не расходилась.
– Аделаида! – голос мамы прервал тяжёлые мысли. – Давай накрывай на стол! Будем ужинать!
Вечером Аделаида встретилась с Кощейкой. Она, конечно, всё знала.
– Её увезли? – спросила Аделаида.
Кощейка тоскливо смотрела в сторону:
– Не-е! Когда приехали, она уже умерла. Зачем они её в больницу бы повезли? Они уехали, и приехала милицейская машина и «Судмедэкспертиза». Они тоже побыли полчасика, поговорили и уехали.
– Как «уехали»?! Оставили ребёнка и уехали? – Аделаида не верила своим ушам! Она думала, что Кощейка сама ничего не знает и фантазирует! Она всегда фантазирует, дура потому что!
– Говорю тебе – он там так и лежит, как лежал!
Аделаиде страшно хотелось тот час же сбегать в лесополосу, чтоб убедиться в том, что Кощейка врёт. Но в такое время суток со двора отлучаться было запрещено строго-настрого!
Она еле дождалась утра. Но и утром слетать в лесополосу удалось не сразу. Маме надо было помочь «потянуть» бельё. Это чтоб пододеяльники лучше гладились, их два человека должны были тянуть в разные стороны и потом складывать. Мама тянула, Аделаида тянула, и это было похоже на школьную игру «перетягивание каната». Потом вытирали пыль, потом ещё надо было что-то сделать. Она попала в посадку только к полудню.
Что её поразило – дикая вонь. Воняло страшно, хуже мусорной кучи. Аделаида зажала нос, потому что ртом запах не чувствуешь, и раздвинула кусты.
Она действительно всё ещё была там – маленькая, полуметровая высохшая девочка с торчащей вверх пуповиной. Она была «плохой», потому что её мать не была
замужем и спала с мужчиной. Она стала совершенно чёрного цвета, живот вздулся, это было ненормально и поэтому девочка воспринималась не как реальный человек, а как плохо сделанная кукла. В углу её глаза копошилась большая зелёная муха. Рот застыл полуоткрытым в последнем крике, а между худых, как щепки, разведённых ножек торчала обычная спичка. Именно там, где мама говорила, что у девочек «девственная плева» и «целомудрие», у неё торчала обычная спичка. Видимо, это кто-то из настоящих мужчин так удовлетворил совершенно естественное для жителя Города половое желание. Конечно, лежит голая, без трусов, с расставленными ногами… мёртвая… или тогда она была ещё живая?..Через день новорождённая девочка пропала. Может, какая-то добрая душа её там же под кустом и закопала? Там в окне морга тоже лежало что-то неживое, завёрнутое в белую ткань. Но та ли это девочка, которую видела Аделаида, или уже другое «отродье испорченной женщины», которая «не смогла сдержать свою страсть», как говорила мама, – она не знала. Да, говорила же тогда Олька: чтобы забеременеть, не обязательно спать с мужем, можно просто с мужчиной. И вот эту девочку бросила та женщина, которая скорее всего спала не с мужем, а тот мужчина её не нашёл.
Ей потом часто снилось, что свёрточек в ведре шевелится, тянет к ней руки и просит его спасти.
«Я должна была умолять маму! Броситься при всех перед ней на колени! Плакать, обещать сделать всё, что она захочет, только бы не оставлять эту девочку там под кустом. Может, она пить хотела? Хотела, наверное, ведь на улице так жарко! Надо было никого не слушать, самой схватить её и бежать, бежать! Но куда?! Мама бы домой всё равно не пустила. Врачи не пустили в больницу…»
Интересно, если б тургеневская Ася без мужа родила, как настоящая испорченная, потому что она и есть испорченная, она бы бросила своего ребёнка одного в лесополосе? Она же «распущенная»! Смеялась во весь рот, бегала туда-сюда! Бросила бы? Или брат разрешил бы принести его домой? Или бы даже разрешил принести и эту чужую девочку?..
Глава 5
Время летело быстро.
Сёма оказался ну очень талантливым! Он уже плавал за сборную республики, и тренеры возлагали на него большие надежды. Сёма колесил по всей стране. Он совершенно неожиданно для Аделаиды то появлялся в квартире, то исчезал. Когда они не встречались несколько дней, она спрашивала у мамы:
– Мам! А где Сёма?
Мама очень удивлялась:
– Что, разве ты не знаешь?! Его же на сборы в Ужгород забрали!
Откуда она это могла знать? Разве Сёма когда-нибудь посвящал её в свои дела? Рассказывал что-нибудь о себе, о своих трудностях, о своих успехах? О нём говорили в команде, во дворе, потому что пол двора тоже ходило на плавание, родители дома говорили. Она слышала от одноклассников, что он уже улучшил свой результат на несколько секунд и скоро сделает первый разряд, что для его возраста очень и очень! Иногда соревнования проводились в их бассейне напротив дома. Аделаида в обязательном порядке их посещала, иногда даже пропускала уроки, и страшно любила запах сырой штукатурки, смешанный с запахом хлора. Медный купорос уже давно заменили хлором, и долгие годы потом именно этот запах ассоциировался у Аделаиды с чистотой и праздником. В такие дни все на неё смотрели с уважением, потому что знали, чья она сестра! И было так смешно, что именно тот Сёмка, который в голубых ползунках и белой жакетке ловил пухлыми пальчиками одуванчиковые парашюты, всё время промахивался, визжал и сердито топал ногами, теперь стоял на старте и все заранее знали, что он придёт первым!
Поболеть за сына в бассейн через дорогу мама иногда раньше ходила. Потом, видно, её стали утомлять крики болельщиков, шум воды. От выстрелов стартового пистолета она вздрагивала. Ей не нравился воздух в спорткомплексе, она говорила, что «задыхается». Мама даже и не «болела» особо. Она просто сидела в первом ряду с каменным лицом и сбрасывала с юбки капли, если кто-то её забрызгивал. Потом мама вовсе перестала ходить на соревнования. В соседний Большой Город за двадцать пять километров мама так ни разу и не попала. Когда у неё спрашивали: не поедет ли она, или как она относится к успехам своего сына, мама неизменно отвечала: