Кальдур Живой Доспех

– Наверное, поэтому она тебя выбрала.

– Что?..

– Не бросаешь. Не поможешь поступить иначе. Готов умереть за своих. Не такой уж и ублюдок. Пускай и тупенький. Видимо, верности было достаточно, чтобы избрать тебя, парень. Не мне, конечно, осуждать пути Светлейшей Госпожи, но, наверное, Она не сглупила и не способна сглупить вообще. По крайней мере, на нашем уровне, на уровне игры смертных. Вот и скажи мне, что с тобой не так? Раз ты готов принять на себя меч, но не готов меч взять.

– Это не одно и то же! Ты просто не понимаешь, старик.

– Так объясни мне, парень. Потому что ты прав, я не понимаю. В твоих руках буквально судьба всего мира, ты можешь вытащить его из пожара, спасти бесчисленное количество людей, но вместо этого… я даже не могу найти слова для того, что ты делаешь.

– Ты бы говорил по-другому, если бы твой меч прирос к твоей руке и постоянно требовал крови! И у тебя бы не было выбора, кроме как поить его. Поить без сомнений, топя все свои мысли и переживания на дне, оставляя только страх, что этот самый меч может пронзить и тебя!

– Если это всё что требуется, для того чтобы остальные жили в мире – я готов. О милостивый Свет, я готов гореть огнём каждый день, если бы это было ценой. Честно признаться, я пытался заставить эту штуку работать. Но, как это не иронично, по всей видимости, я не достаточно грешён, чтобы оно выбрало меня.

– Нет, – прошептал Кальдур.

– И как не иронично – ты во всём этом оставил место для сомнений и выбора. Ха! И не договорился со своей совестью. Это конечно впечатляет. Что ж. У тебя и правда есть выбор. Ты можешь просто пойти к выходу, покинуть эту пещеру, удаляться от неё всё дальше и дальше, забыть моё лицо, забыть лицо Розари и забыть лицо Анижи. Год, два, три и они сотрутся, поблекнут, и уже не будут вызывать каких-то сильных эмоций. Я знаю, как это бывает, парень. Себе ты придумаешь оправдание, ловкое и изящное, чтобы самому в него поверить, и с каждым днём оно будет казаться тебе всё весомее и весомее, пока ты сам не поверишь в то, что сделал всё абсолютно правильно. Что-то вроде: «так было лучше для всех, если бы я остался, то случилось бы страшное… бла-бла-бла». Со временем груз прошлого уже не будет казаться тяжёлой ношей, вес её будет для тебя привычным. Тебя будут искать, но ты будешь прятаться, станешь хорош и в этом со временем. И если не случится какой-либо глупости – проживешь не такую уж и короткую жизнь. Как тебе? Неплохо, правда?

Кальдур не ответил, просто смотрел на него, холодно и спокойно.

– Или ты можешь пойти за ней. Придумаешь что-нибудь по дороге. Попытаешься ограбить купца на дороге, вломишься в чей-то богатенький домик, попросишь помощи у сердобольных богачей или капитана городской гвардии. Или сразу же начнешь умолять бандитов обменять свою жизнь на её, и будешь делать, что они скажут. Ведь какие-нибудь полезные таланты и у тебя найдутся. Воровство, убийство, грабёж, взлом. Или можешь попытаться пробраться к ним и освободить её. И будешь умолять Госпожу, чтобы Она дала тебе удачи чуть больше, чем до этого. Ведь столько вещей в этой жизни может пойти не так. Хороший план, да? Правда, может сложиться в любую секунду как карточный домик.

Кальдур мрачно посмотрел на него и стиснул кулаки, едва сдерживался, чтоб не ударить.

– Или ты можешь закончить всё это. Взять верёвку. Найти дерево. Ну, ты понял. Это же тоже выход. Нет жизни – нет проблем.

– Я не самоубийца.

– Ну… Госпожа бы с тобой поспорила. Хотя, может, в той жизни тебе это не особо понравилось, просто ты понял это в последний момент, когда уже было поздно всё исправлять.

– Что ты хочешь сказать, старик?

– Да ничего такого, Кальдур. Просто будь я на твоём месте, я бы не думал и не тратил время на всю эту белиберду. Схватил бы последний шанс за горло и отпускал бы его, пока всё не разрешится. Для меня всё очень просто. Ты наденешь доспех. Заберёшь Анижу. И вернёшься сюда, чтобы позаботиться о Розари. А дальше как пойдёт.

– Не вернусь… – Кальдур посмотрел на крест.

– Вернёшься. Ведь я думаю, ты из тех парней, что держат клятвы.

– Клятва меня не касается, пока я не с доспехом. Я обычный человек.

– О, я не про эту клятву. Я про клятву, которую ты дашь сейчас. Если возьмешь доспех – вернёшься и поможешь Розари.

– И зачем мне её давать?

– Затем, что иначе я проткну тебя, – Дукан хищно улыбнулся и потёр рукой рукоять меча. – Не люблю мужчин, что бросают женщин в беде. Тяга у меня протыкать таких. Особенно, если наговорили мне всякого дерьма, с которым я уж никак не могу согласиться.

– Ублюдок…

– Но ты, конечно же, не спеши. Уже светает, весь день впереди. Времени полно. Поспи, погуляй, подумай о жизни. А бандиты с твоей подругой спокойно подождут. Никуда не денутся. Да, парень?

– Это не то же самое, что вытащить меч из ножен! Если я возьму доспех, то это будет навсегда. Я не смогу жить нормально больше. И мне точно не повезёт второй раз, понимаешь?

– Да, наверное. Я не знаю. Мне плевать. Это уже твоё дело, Кальдур. Твой выбор. Твоя «нормальная» жизнь.

Кальдур вскрикнул от злости, развернулся и стрелой вылетел из пещеры. Нарезал несколько рваных кругов туда-сюда, что есть силы ударил в дерево, разодрал о кору руки и опустился на колени, снова крикнул.

– Ну как? – раздался сзади спокойный голос Дукан. – Тяжело принимать своё бессилие? Если и есть на свете чувство, способное разорвать душу, то это оно самое. Я знаю. Я бессилен прямо сейчас. Там в пещере умирает мой родной человек, а я ничего не могу с этим сделать. В этой же пещере затухает последняя искорка света, что у нас есть перед тьмой, которая обнимет скоро всё, что я вижу. Всё, за что я сражался так долго. Я никогда не прятался, никогда не сидел, сложа руки, я так старался, я пролил столько крови, я делал такие вещи, что… но всё это зря. Я не справился со своим долгом. Я проиграл… А ты ещё нет. Ты всё ещё не проиграл, сынок. Потому что ты не бессилен.

– Я клянусь.

Крупные капли скатились по щекам Кальдура, когда он выдавил из себя эти слова. Его глаза запали, он побледнел, а его лицо стало мёртвым и безжизненным. Молча, он поднялся с колён и на негнущихся ногах вернулся в пещеру, сел, скрестил ноги, подтянул к себе сумку, вынул тяжёлое содержимое, и взвалил себе на ноги. Дукан вошёл следом и остановился.

– Он просто сожжёт меня, – едва слышно прошептал Кальдур, кусая до крови губы. – Я трус. Я предатель. Я больше не достоин. Он просто сожжёт меня.

В его голосе не был страха, скорее попытка принять неотвратимость. Неловко он положил свои руки на крест, пробежался пальцами по символам, схватился крепко за навершия, и сжался весь и зажмурился.

Ничего не произошло.

– Кальдур? – голос Дукана сделался на удивление мягким.

– Я не знаю! Я плохо помню первый раз. Меня привязали лицом вниз. Я ничего особого не делал.

– Попроси его… – прошептала Розари едва слышно. – Скажи ему…

– Что сказать? О чём попросить?

– Он… он сомневается… неужели ты не слышишь?.. Скажи ему… что ты отомстишь… за его хозяина… откройся ему… говори с ним…

Кальдур снова пробежался по символам, словно пытаясь прочитать их пальцами. Закрыл глаза. Выдохнул, как учили. Всмотрелся в темноту в глубине себя. Испугался, потерял землю под ногами и начал стремительное падение в бесконечном просторе. Почувствовал ветер. Вспышка разорвала темноту.

Было ей двадцать зим, и звали её Ханай. В ночь Шестой Битвы молнии резали небо под крыльями её зеркан. Летала она выше всех, и первой увидела чёрные щупальца и тушу левиафана, что вот-вот окажется рядом с Дворцом.