Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой

Впрочем, об экзамене на лейтенантские погоны мы тоже ещё успеем поговорить…

Три месяца лагерных сборов пролетели быстро, как, впрочем, и всё, что случается в эту счастливую пору студенческой молодости. Уже позднее, когда начинается новая жизнь, совсем не такая радужная и весёлая, как была прежде, очень хочется что-то вернуть, снова погрузиться в беззаботное и счастливое времяпрепровождение, даже не пугают эти три не особо лёгких армейских месяца, но разве такое кому-то удавалось?

Однако не будем забегать вперёд, а расскажем финальную историю, приключившуюся с «антиармейскими» песнями.

По возвращению со сборов никто, естественно, сдержать Гришу и Яшку уже не мог. Больше занятий на военной кафедре не было, экзамен по «военке» ещё не скоро, а значит, можно спокойно заниматься подготовкой задуманного вечера «антиармейской» песни. Но афишировать это открыто было, ясное дело, пока невозможно, ибо уже на стадии подготовки можно было вполне спокойно нарваться не только на туповатых и прямолинейных майоров и полковников с военной кафедры, но и на кое-кого посерьёзней, не носящих армейских погон, но оттого не более миролюбивых. Потому было решено сделать некоторый обходной манёвр – организовать вечер, посвященный модной бардовской песне, только-только набиравшей обороты в студенческой среде. Тем более, ни партком института, ни комитет комсомола этой народной инициативе пока не препятствовали, ибо не чувствовали в ней прямой опасности.

Да и вообще на протяжении последних лет десяти никто из начальства особо не интересовался набирающей силу бардовской песней, считая её лёгким и не заслуживающим внимания развлечением под гитару в тёплой выпивающей компании. Тем не менее не обращать внимания на этот вид народного творчества становилось всё труднее и труднее. Теперь уже почти из каждого второго магнитофона разносился хриплый рёв Высоцкого, а следом за ним всплывали другие замечательные песенники, которых слушали куда внимательней, нежели набившие оскомину хиты советской эстрады. Окуджава, Визбор, а кое-где даже – свят-свят-свят! – жуткий запрещённый Галич…

К вечеру бардовской песни в институте готовились с не меньшим энтузиазмом, чем раньше готовились к конкурсу вокально-инструментальных ансамблей. Комитет комсомола, ответственный за вечер, постоянно теперь составлял и пересоставлял списки желающих с разных факультетов и курсов, изъявивших желание выйти с гитарой на сцену в актовом зале и исполнить что-то своё. Главное, твердилось всем перспективным участникам, чтобы не было махровой антисоветчины, иначе… Далее шло глубокомысленное молчание и недоброе покачивание головой. Но все и так понимали, что это значило. Впрочем, особых волнений комитет комсомола опять же не испытывал, ибо хорошо знал свой контингент – кому из студентов охота вылететь из института с волчьим билетом, и даже не за успеваемость, а всего лишь за распевание песенок под гитару? И это были вовсе не шуточки…

С утра в тот день в актовом зале было не протолкнуться. Сновали какие-то парни с загадочными лицами непризнанных гениев и гитарами на плече, девицы с совершенно безумными взорами, неизвестно чем озабоченные. Лишь Гриша теперь ходил вместе с Яшкой, звёздный час которого, как ему казалось, был близок, и никому не отвечал ни на какие вопросы. Лобзик был, естественно, с ними, но тоже хранил загадочное молчание.

Слух о том, что Гриша будет исполнять какие-то страшно запрещённые песни, разнёсся по институту с быстротой молнии. И никому, чёрт побери, не объяснишь, что «антиармейские» песни – это вовсе не антисоветские, за которые можно запросто загреметь. Разве это кто-то услышал бы? Все лишь хитро посмеивались и втайне восхищались смелостью и отчаянностью этих двух парнишек с ещё не отросшими после армейских нулёвок волосами на макушках.

По программе предполагалось провести два отделения по часу, но так, чтобы все желающие уложились в первом отделении и максимум в начале второго отделения, а оставшееся время полностью отдать Грише. Ясно было даже ретивым комсомольским вожачкам, что после него ни у кого уже не будет храбрости выступать…

Яшка не стал садиться в зале, а решил следить за концертом из-за спин зрителей. Он заранее понимал, что, волнуясь, усидеть не сможет, но и за кулисами недалеко от выступающего Гриши ему ничего увидеть не удастся, а значит, лучше следить за реакцией публики сзади, из-за спин.

Что происходило в первом отделении, он почти не запомнил. Сменялись какие-то лица, у кого-то не строила гитара, и это вызывало смешки из зала, а кто-то просто забывал слова собственных песен. Всё это публикой воспринималось спокойно и дружелюбно. Кому-то доставались жидкие аплодисменты, на кого-то даже посвистели, но чувствовалось, что по залу гуляет напряжённое ожидание и какая-то скрытая энергия. Достаточно было, наверное, единственной искры, чтобы всё полыхнуло… Так, по крайней мере, казалось Яшке.

Все выступающие закончили исполнять свои песни в первом отделении. Никто почему-то не рискнул выступить во втором отделении перед Сладковым. Многие с ним наверняка не были даже знакомы, но слухи и перешёптывания создавали вокруг него какую-то странную таинственную атмосферу. Ещё не спев ни одной песни, Гриша уже стал гвоздём программы…

И вот наконец второе отделение началось. Тяжёлый зелёный занавес разъехался, и на пустой сцене не оказалось ничего, кроме обычного стула с прислонённой к нему гитарой. Из зала послышались аплодисменты, сперва хлипкие, но постепенно набирающие силу. Из кулисы вышел Гриша, слегка прищурился от яркого света рампы, неуверенно нащупал гитарный гриф, поправил микрофон, и началось…

14. Первый отдел

Вместо запланированного часа второе отделение продолжалось больше двух часов, пока не выскочили, как чёртики из табакерки, разгневанные комсомольские комитетчики-организаторы и силой не утащили со сцены распевшегося Гришу. Его нового бардовского репертуара, конечно же, не хватало на два часа выступления, но публика из зала требовала некоторые песни повторить на бис, и он, может быть, впервые в жизни почувствовав такой неожиданный и грандиозный успех, почти каждую из армейских песен пропел дважды.

Это был успех не только его, но и Яшки. Он стоял за спинами зрителей в зале, и лицо его полыхало от восторга. Единственное, что ему не очень понравилось, это то, что авторство текстов было упомянуто всего один раз – в самом начале и то мимоходом, когда Гриша решил рассказать историю создания песен, однако из его немного хвастливого рассказа выходило, что именно он явился автором сюжетов почти для каждой песни, а сочинитель стихов, то есть Яшка, был всего лишь техническим исполнителем его идей. Это прозвучало, конечно, крайне неприятно, но выяснять, кто кого в действительности наталкивал на темы, Яшка сейчас не хотел. Не время, и не место. Может быть, потом, в личной беседе он что-нибудь скажет, и это будет неприятно для обоих…

Домой после выступления разошлись глубокой ночью, основательно выпив за успех проведённого концерта в подсобке, и выкуренные оттуда уборщицей, явившейся мыть полы в зале и наводить порядок.

– Ничего страшного! Никуда они теперь без меня не денутся! – сам с собой рассуждал Яшка по дороге домой, так и не поговорив наедине с Гришей. – Кто им, кроме меня, будет писать такие клёвые стихи?!

Про кого говорил он в множественном числе, было не очень понятно. То ли про привередливого Сладкова, снискавшего всенародный успех не без помощи Яшки, то ли про того же Лобзика, которого вполне устраивала песня про сусло и который так и не сумел сочинить музыку на Яшкины стихи. Но он теперь чувствовал, что наконец нашёл лазейку, и отныне его сочинения найдут достойное применение. Глядишь, о них проведают и какие-нибудь серьёзные музыканты, которые попросят его написать слова к их собственным профессиональным песням… А что тут такого? Всякое может случиться. Тем более, у него уже появился опыт!