Калейдоскоп

К племяннице она обратилась, как всегда, грубым тоном;

— Какого черта ты тут делаешь?

И, поняв, что младшие девочки только что уехали, добавила:

— Слезами тут не поможешь. Лучше иди в дом и займись уборкой, дуреха. Соседи, чего доброго, подумают, что мы с тобой плохо обращаемся.

Эйлен рывком поставила девочку на ноги и подтолкнула к дому, Хилари горько рыдала, и даже вторая пощечина на нее не подействовала. Она, пошатываясь, вошла в их комнату и бросилась на кровать, еще сохранявшую запах сестер, только что игравших на ней.

Хилари лежала, рыдая, много часов кряду, пока наконец, изнуренная и подавленная, не погрузилась в глубокий, но тревожный сон. Ей снилось, что она бежит… бежит… бежит за машиной… пытается их найти… повсюду ищет… а в отдалении слышен пьяный смех Эйлен.

Глава 8

В тот год Артур звонил Хилари несколько раз, но она отказывалась подойти к телефону и поговорить с ним. В конце концов, чтобы не испытывать чувство вины, он стал звонить все реже и реже. Он знал, что с другими девочками все в порядке: Горамы были в восторге от Александры и сильно привязались к ней, а Абрамсы просто влюбились в «свою» малышку. О жизни же Хилари Артур не имел понятия, поскольку Эйлен его не информировала, а сама девочка не подходила к телефону.

Перед самым Днем Благодарения Артур поехал в Бостон повидать крестницу. Но во время свидания Хилари сидела в гостиной словно истукан, ей нечего было ему сказать, и Артур уехал с ощущением вины и тихого отчаяния. Он чувствовал, что нанес ребенку сокрушительный удар, но оправдывал себя тем, что у него не было выбора, к тому же Эйлен все-таки приходилась ей теткой. По пути домой Артур выдумывал тысячи оправданий для успокоения своей совести.

В следующий раз он позвонил только на Рождество, но никто не поднял трубку, а потом на него навалились другие заботы. Джордж Горам скоропостижно умер, а Дэвид Абраме неожиданно решил переехать в Калифорнию. Таким образом, у Артура значительно увеличился объем работы. Конечно, в фирме были и другие юристы, но Артур — один из самых опытных — должен был принимать многие решения, особенно относительно средств Горама, значительная часть которых была вложена в их фирму. На похоронах он видел Маргарет, но Александру оставили дома.

Лишь весной Артур снова навестил Хилари и нашел ее еще более замкнутой, с пугающим выражением отчаяния в глазах. Дом был в безукоризненном состоянии — хоть это его обрадовало. Он решил, что Эйлен наконец занялась наведением порядка. Артур понятия не имел, что она теперь вовсю использовала Хилари в качестве прислуги. На десятилетнюю девочку свалились все обязанности по дому, включая прополку сорняков во дворе, стирку и глажку вещей тети и дяди, уборку и готовку.

При этом она ухитрялась всегда получать хорошие оценки в школе, хотя времени на приготовление уроков у нее оставалось мало. У Хилари не было подружек, она сама не хотела ни с кем дружить. Что у нее могло быть общего с другими детьми? Те жили в нормальных семьях, имели маму, папу, братьев и сестер. А она жила у тети и дяди, которые были к ней равнодушны и слишком много пили. Ежедневно ее ожидало множество домашних дел, только закончив которые она садилась за уроки, а ложилась н полночь.

Кроме того, с некоторых пор Эйлен стала себя плохо чувствовать. Она постоянно говорила о своем здоровье, худела, несмотря на употребление большого количества пива, и ходила по врачам. Хилари краем уха слышала, как Джек что-то говорил о переезде во Флориду. У него там были друзья, работавшие на военно-морской верфи, которые могли устроить и его. Он думал, что теплый климат был бы полезен Эйлен, и к следующей зиме рассчитывал организовать переезд туда.

Однако Хилари ничего не сказала Артуру об этих планах. Ведь они для него теперь не имели значения. А ее саму волновал лишь один вопрос — как разыскать Акси и Меган. Хилари верила, что когда-нибудь это сделает… Надо только дожить до восемнадцати лет, и тогда она их обязательно найдет. Она мечтала об этом по ночам и словно чувствовала на щеке прикосновение рыжих локонов Акси и слышала тихое сопение Меган… Когда-нибудь… в один прекрасный день… она их обязательно найдет.

В октябре они переехали в Джексонвилл, штат Флорида. К этому времени Эйлен была серьезно больна. Она почти ничего не ела, а незадолго до Рождества окончательно слегла, и Хилари инстинктивно поняла, что тетка умирает. Джек не проявлял заботы о жене, постоянно отсутствовал, пил и гулял в свое удовольствие. Иногда Хилари видела, как он, выходя из соседнего дома, целовал чужую женщину.

На Хилари легла забота о тетке, выполнение всего, чего требует уход за умирающей. Эйлен не хотела ложиться в больницу, впрочем, Джек говорил, что они и так не могли бы себе этого позволить. Поэтому все делала Хилари — с момента прихода из школы и до наступления утра. Порой она вообще не смыкала глаз — просто ложилась на пол рядом с кроватью больной и в случае надобности обслуживала ее. Джек больше не спал в одной комнате с супругой, он стелил себе на большой веранде позади дома, приходил и уходил когда хотел и иногда целыми сутками не заглядывал к Эйлен. Та плакала и спрашивала, где был ночью муж, а Хилари лгала ей и говорила, что он спал дома.

Но даже болезнь не смогла пробудить в Эйлен ни капли теплоты или признательности к Хилари за ее непосильный труд. Она считала это в порядке вещей и, даже будучи совсем слаба, грозила племяннице побоями, если усматривала в ее действиях недостаточное рвение. Теперь это была лишь пустая угроза, по ненависть Хилари к тетке от этого меньше не становилась.

С момента переезда во Флориду Эйлен прожила еще полтора года и умерла, когда Хилари было двенадцать лет. Перед смертью она тянула к племяннице исхудалую руку, силилась что-то сказать, но Хилари не сомневалась, что добрых слов от нее все равно бы не услышала.

Жизнь после смерти тетки стала, с одной стороны, проще, а с другой — намного сложнее. Не было больше обязанностей по уходу за больной, но теперь Хилари приходилось все время избегать Джека и женщин, которых он приводил в дом.

На следующий же день после смерти Эйлен Джек сказал Хилари, что согласен на ее проживание в этом доме, если она не будет создавать ему проблем. Еще он поручил ей разобрать вещи умершей, взять себе что хочется, а остальное выбросить. Похоже, Джек не хотел, чтобы хоть что-то напоминало ему о жене. Хилари долго это откладывала, словно боясь, что Эйлен вернется и накажет ее за копание в чужих вещах, но наконец все-таки пересилила себя. Одежду она отдала в церковь, на благотворительный базар, всю дешевую косметику выбросила.

То же самое она хотела сделать и с бельем, когда на одной из полок заметила небольшой полотняный мешочек. На всякий случай заглянув в него, Хилари обнаружила больше десяти тысяч долларов, преимущественно мелкими купюрами, если не считать нескольких пятидесяток, — как будто тетка копила деньги годами, втайне от всех, даже от мужа. Хилари долго глядела на мешочек, потом сунула его в карман, а ночью спрятала среди своих вещей. Именно это было ей необходимо для побега и поиска Меган и Александры.

Весь следующий год Джек практически не обращал на нее внимания. Он без устали бегал за всеми женщинами, живущими по соседству, часто терял работу, но обычно без труда находил новую. Его ничего не волновало, пока у него была крыша над головой, женщина в постели и упаковка пива в холодильнике.

Но когда Хилари исполнилось тринадцать, он вдруг стал более требовательным — постоянно брюзжал, давал разные поручения, придирался, что дома не убрано, за ужином, на который вообще-то являлся редко, ругался, что еда приготовлена невкусно. Ему невозможно было угодить; прежде совершенно равнодушный к племяннице жены, теперь он стал всему придавать значение.

Он даже критиковал то, как Хилари одевается, говоря, что блузки у нее слишком свободные, а юбки слишком длинные. Шел 1962 год, и в моде были мини-юбки. Джек считал, что в одежде ей следует больше подражать девушкам из модных журналов и с телевидения.

— Тебе что, не хочется, чтобы парни на тебя обращали внимание? — спросил он с пьяной развязностью как-то под вечер.

Джек только что вернулся домой после игры в софтбол с друзьями, такими же, как и он, бывшими моряками. Ему было всего сорок пять лет, но многолетнее пьянство наложило свой отпечаток на его внешность, он растолстел, обрюзг, огромный живот нависал над брючный ремнем.