Калифорния - Мы Идем!
Шрифт:
— Я ненадолго, Айвен, очень спешу. Хочу тебе сказать, что в лагере недалеко отсюда назревает скандал! — Конечно, это была его пассия, Ханна Мюллер, которая не здороваясь, перешла сразу к делу.
— Где и что, хоть намекни. Ведь все равно уже что-то знаешь…
— Там две семьи — Штерн и Циммерманн выясняют отношения…
— Что еще за отношения? — нахмурился юноша.
— Выйди из фургона, и сам услышишь… Там в центре у костра, почти все собрались, и слушают, поскольку эти семьи слишком волнуются и уже себя не ограничивают…
— В чем хоть дело, намекни…
— Да все в том же. Дело молодое. Похоже, что
— Ух ты! Спасибо за информацию, сейчас иду туда. Но тебя, любимая…
— Ты не должен меня любить, это не нужно. Просто будь со мной, ведь женщине трудно одной… И потом, мы с тобой сумели не довести дело до такого греха!
— Спасибо тебе, дорогая, что бы я без тебя делал… Уже иду туда, только прикрою оружие ветошью.
Когда Айвен вышел, то обнаружил разом всех присутствующих в это время в лагере. На центральном месте у двух очагов собрались все свободные от разных дежурств путешественники. Две семьи расположились в центре, у колес пятого фургона. Семьи Штерн и Циммерманн выясняли отношения, уже не пытаясь что-либо скрывать и играть в благопристойность. В центре сидела с равнодушно-глуповатой улыбкой восемнадцатилетняя Барбара Штерн, и почесывала свою трехшерстную кошку с великолепным коротким мехом, чтобы занять руки. Через одного человека от нее, а именно ее матери — Эммы, сидел «виновник» — шестнадцатилетний Грэгор Циммерманн.
— Пока мы тут стали на отдых, от трудностей и большого напряжения, и ни о чем не думаем, этот парень вчера взял и оприходовал мою дочь…, - объяснял Питер Штерн сидящему рядом пастору Салливану.
Немного помолчав, отец Салливан задумчиво произнес, обращаясь к Барбаре:
— Он тебя трогал?
— Трогал…
— И как трогал?
— Сначала только за руку взял, потом поцеловал в щеку…
— А ты что?
— А потом мы оба не удержались, и испытали неземное блаженство! — выкрикнула девица и зарыдала так, что слезы полились рекой, а кошка вскочила и пропала.
— Вот-вот, и потом ты никому не будешь нужна, «початая» и опозоренная! — помедлив, произнесла ее мать, Эмма. Разволновалась так, что ее лицо горело.
— А что вы хотите! Девица сама все время хвостом вертела, все это видели! Вот и довертелась… Вела бы себя прилично, никто бы и пальцем не тронул! — немедленно вступилась за своего сына мощная и громкоголосая Амалия. Как рубанула, с плеча…
Мужья в это время сосредоточенно молчали, чтобы не разжигать сильнее костер препирательства.
«И это правильно, молодцы их отцы!» — подумал Айвен. — «В такой ситуации, если бы они начали вступать за каждую из сторон, ссора быстро переросла бы в скандал. Могло и в горячую фазу перейти… Теоретически… Особенно мощная Амалия опасна, если перейдет всякие границы. А так есть надежда, что женщины сейчас выговорятся, остынут, и начнут искать решение».
Так и случилось. Женщины буйствовали, заходя снова по одному и тому же кругу, потом затихли. Молодые вообще предпочитали помалкивать. Тут начал говорить отец Уильям:
— На самом деле случай довольно обычный, если учесть те условия, которые неизбежно есть в долгом путешествии. Девица давно созрела и эти невидимые бесы — «гормоны», как утверждает наш юный друг, — тут он указал на Айвена, — начали лезть ей в голову. Именно так. Именно эти «гормоны» — или демоны похоти, здесь виноваты… Закон природы, дети мои,
и никуда от этого не деться!— Я за парня хочу слово сказать! — с жаром произнес Майкл, переселенец из ирландской провинции Ольстер. — Представьте, что блудница попадает на корабль к матросам, которые месяц в плавании находились!
— Майкл! Мы конечно поняли, что ты хотел сказать, но прошу помнить, что с нами дети…, - тут же вмешался пастор.
И действительно, детей нельзя было отправить из лагеря, чтобы они не слышали взрослые разговоры. Младшие как обычно, сбились в свою кучу у второго очага. При этом старательно делали вид, что не слушали, но держали «ушки на макушке».
— Давайте подумаем вместе, и найдем наилучший выход из этой ситуации, — сделал осторожное вступление отец Уильям, на правах старшего. Все молчали. А молчание — знак согласия.
— Надо венчать их! — немного помедлив, выкрикнула Герда Вольф.
— Ну зачем же так сразу радикально? — ответил ей Уильям. — Есть еще помолвка, при которой молодые люди связывают себя обещанием выйти замуж или жениться. У вас в английском языке слово помолвка прямо так и называется — «engagement», то есть — обязательство.
«А обещать, еще не значит вступить в брак, мало ли что может произойти. Верно решил падре…», — чисто автоматически отметил в голове Айвен.
— Но там нет права вступать в интимные отношения, — осторожно произнесла Урсула Браун, жена главы каравана.
— Но в каждом правиле есть исключения, — заметил пастор Салливан, желая поддержать своего товарища. — Ведь и для поста есть исключения, например, этот поход…
— Именно так! — подхватил его слова отец Уильям. — Помолвленные мужчина и женщина уже считаются как бы мужем и женой, но действительно, без права вступать в интимные отношения до брака. Но не все так однозначно. Вот одно место из Библии, где про обрученных говорится как о муже и жене: «Если будет молодая девица обручена мужу, и кто-нибудь встретится с нею в городе и ляжет с нею, то обоих их приведите к воротам того города и побейте их камнями до смерти…». Тут сказано о посторонних связях, но нет прямого запрета для обрученных.
При этих его словах дети у второго костра притихли, явно пытаясь разобрать, что там говорят взрослые. Салливан глянул на них, на мгновение запнувшись, затем продолжил, обращаясь к пострадавшим семьям:
— Подумайте до завтра, и скажите нам ответ. Помолвка — это ещё не брак. Она допускает обратный ход.
— Да! — тут же подхватил эту мысль падре, приверженец католического воззрения. — Может оказаться так, что обручённые ещё не готовы. Помолвка — это прекрасный период испытания своих чувств и намерений, взвесить все «за» и «против», проверить свою готовность к браку…
Отец Уильям говорил это, а сам поглядывал, как дежурные возятся у котлов. Они только что сняли кашу из кукурузы и на четырех сковородках сразу стали готовить форель, пойманную днем. Когда на сковородках зашипело масло, все стали сильно отвлекаться на запахи почти готовой рыбы. И он тоже.
— Короче, если надумаете, то в воскресенье проведем обряд! — закруглил разговор пастор и поднялся на ноги, намереваясь идти за своей низкой скамьей, сидя на которой он всегда принимал пищу.
— А ведь пастор прав…, - услышал Айвен тихие слова Питера Штерна, обращенные к жене. Значит, нужно всем спокойно подождать до завтра.