Калифорнийская славянка
Шрифт:
– Доброе утро, матушка-государыня. Как ночевали?- заботливо произнёс он, склонившись в поклоне у самой двери.
– Доброе, доброе, Адам Васильевич. Всё слава Богу, - приветливо улыбаясь, ответила Екатерина. – А что там за шум у моего порога?
– Так прискакал к Вам нарочный гонец, государыня, из самой сибирской стороны, от тамошнего тобольского губернатора Чичерина. Вот дежурный офицер громко и просил Вам срочно доложить и пакет передать,- и Олсуфьев кивнул на серебряный поднос, который держал в руках.- Вы уж извините за беспокойство, Ваше
– Ничего, ничего, граф. Да к тому же и офицер прав. Его не ругайте… Ну и что там?- показала Екатерина на конверт.
– На пакете начертано: «Императрице Екатерине Алексеевне… везти денно и ночно нигде не удерживая».
– Что же мне так срочно хочет поведать Денис Иванович. Почитайте-ка, граф.
Олсуфьев достал из пакета бумажные листы:
– «Всепресветлейшей, державнейшей, великой государыне, императрице Екатерине Алексеевне, самодержице всероссийской»…
– Постойте, постойте, Адам Васильевич,- прервала секретаря Екатерина.- Вы ведь знаете, что я этого не люблю…Мне суть послания изложите. Сами-то его прочли?
– Как же, государыня, читал. Поскольку срочное,- ответил Олсуфьев.
Граф Адам Васильевич был одним из самых опытных придворных чиновников императрицы. Крестник Петра Великого и выпускник Шляхетского кадетского корпуса, он ещё во времена учения там был знатоком многих иностранных языков, которые ему легко давались. Потому-то он позже служил при русском посольстве в Датском королевстве секретарём у посланника Корфа, а, возвратившись в Россию, служил в Коллегии иностранных дел. Был замечен при Дворе и назначен даже личным секретарём императрицы Елизаветы Петровны, заведуя её доходами, да Сибирскими золотыми приисками.
Олсуфьев в свои сорок с небольшим лет умом и знаниями был необходим Екатерине, а она уважала людей, знающих в каких-то делах больше её самой. Потому-то Адама Васильевича государыня любила не только как исполнителя, но и как дельного и мудрого советника.
– Ну так что Вы там вычитали, Адам Васильевич?- негромко спросила Екатерина и опять мягкая, добрая улыбка озарила её лицо.
– Губернатор Сибири пишет Вам, что камчатскими купцами были посланы на Алеутские острова мореход Степан Глотов, да казак Пономарёв. И те на боте «Святой Иулиан» дошли до самых дальних Алеутских островов, до Умнака и Уналашки. Тамошних жителей-алеутов они привели в российское подданство, а те острова отныне будут российского владения… Это, государыня, совсем недалеко от матёрого американского берега. Губернатор Чичерин поздравляет Вас с приобретением для России сих новых земель и богатых пушных промыслов.
– Ну, что же, граф. Я весьма благодарна Денису Ивановичу за эту весть и, полагаю, что ему надо послать нашу монаршую благодарность.
– Но это ещё не всё, государыня.
– Что же ещё?
– Денис Иваныч просит Вас послать туда, на Алеутские острова, экспедицию для описания тех островов и составления чертежа их, после чего можно будет объявить всем, что те острова наши. Пока же сами мореходы делали
свои чертежи углём да глиною. А для сего дела нужны морские офицеры да штурманы.– Ну, что же… Дело сие очевидное и я согласна. Только надобно, я полагаю, о сем деле поговорить в Сенате с генерал-прокурором Вяземским.
– Он уже здесь, Ваше величество, и я его в дело посвятил.
– Как здесь? Когда успел?
– Так ведь сегодня четверг, государыня. День его доклада по сенатским делам.
– Ах, да…Я совсем, видно, заработалась, что и дни недели забыла… Хотя совсем не мудрено – ведь я работаю как лошадь.
– Истинно так, государыня,- подтвердил Олсуфьев, - я говорю правду и нисколько не льщю Вам.
– Спасибо, Адам Васильевич. Слава Богу, что хоть Вы меня понимаете… Ну так зовите сюда князя без всякой очереди, коли дело столь спешное.
– Слушаюсь,- склонился в поклоне Олсуфьев и вышел из кабинета, а когда тут же возвернулся, то следом за ним в кабинет императрицы вошёл генерал-прокурор Сената князь Вяземский.
Он был назначен на эту важную чиновную должность совсем недавно, но правил делами с великим тщанием, и Екатерина была им весьма довольна. Во всяком случае за внутренние дела империи, за её финансы, да ещё много за что она была спокойна, полагаясь на своего генерал-прокурора и её доверенное лицо в Сенате.
– Здравствуйте, Александр Алексеевич,- приветствовала со своей неизменной улыбкой императрица вошедшего князя.
– Здравия желаю, Ваше величество,- поклонился Вяземский и, подойдя к Екатерине, поцеловал протянутую ему императрицей руку.
– Как Ваше здоровье, князь?
– Да пока Бог миловал, здоров.
– Ну и хорошо, коли так. А то ведь дел-то у вас много. Из-за сего даже уныние бывает. Нет ли его у Вас теперь, Александр Алексеевич?
– Нет, государыня. Следуя Вашему наказу, все тревоги и огорчения я всегда оставляю у порога дворца Вашего,- улыбаясь, сказал Вяземский.
– Похвально, князь. Я не устаю всем повторять, что нельзя никогда предаваться мнительности и обидам, надо не унывать, а бороться с разными невзгодами, надеяться и верить в успех. Не так ли, Адам Васильич?
– Точно так, государыня,- подтвердил Олсуфьев.
– Тогда садитесь рядком да поговорим ладком,- показала Екатерина на обитые белым с разводами шёлком стулья и, смеясь, добавила.
– Поболтаем…
А когда Вяземский с Олсуфьевым уселись, продолжила:
– Ну, коли, Вы, Александр Алексеевич, знакомы с письмом тобольского губернатора, то скажите о сем своё мнение.
– Да тут говорить много не надо, государыня. Предложение губернатора Чичерина следует принять. Ведь речь идёт о приобретении новых земель в российское владение, новых людей в российское подданство, о закреплении нашем на всех островах Алеутских, а в будущем и на матёром берегу Аляски. Промышленным людям от тамошнего пушного богатства прямая выгода, а, стало быть, и госудаству российскому. Вот Вам, государыня, моё мнение.