Шрифт:
Калила и Димна
Шидфар Б. Предисловие
В те дни, когда царем Ирана был мудрый Ануширван (VI в.), его придворный лекарь Бурзое отправился по приказанию своего повелителя в Индию, чтобы добыть там книгу под названием «Калила и Димна», хранившуюся в сокровищнице индийских царей. Вести об этой книге, как о таинственном источнике мудрости разнесли по всем краям земли купцы и путешественники, ученые и философы, которые побывали в индийских землях, но так и не смогли познакомиться с этим сочинением, запретным для чужестранцев. Индийцы свято хранили «Калилу и Димну», ибо так завещал им философ и глава брахманов Байдаба, написавший эту книгу для могучего царя Дабшалима, чтобы тот руководствовался ею в делах управления державой.
Заполучив заветную
Вся эта история носит явственный отпечаток легенды, так как перевод «книги индийской мудрости» приурочен ко времени Ануширвана и Бузургмихра, прославленных персидских мудрецов, а похождения придворного лекаря Бурзое получили своеобразный сказочный характер. Возможно, книга была переведена на пехлеви раньше или позже того времени, когда правил Хосров Ануширван, может быть, она была переведена с санскрита вначале не на пехлеви, а на сирийский (арамейский) язык. Примечательно, что сирийских рукописей «Калилы и Димны» сохранилось множество, а пехлевийской — ни одной. Конечно, у сирийцев был богатейший опыт переводов философских, медицинских, богословских сочинений, правда, главным образом с греческого языка. Тем не менее эта история или легенда правдиво передает два важных момента.
Во-первых, она совершенно точно указывает на источник «Калилы и Димны» — написанную на санскрите книгу «Панчатантра», буквально «Пятикнижие», начинающуюся именно с рассказа о царе зверей льве и двух шакалах — Каратаке и Даманаке, чьи имена по-арабски стали звучать «Калила» и «Димна». Автор «Панчатантры» неизвестен. Ученые-санскритологи полагают, что ее первоначальный вариант, не дошедший до нас, появился в III–IV веках н. э., однако, без сомнения, отдельные басни о людях и животных, из которых состоит «Панчатантра», появились гораздо раньше, ибо были частью фольклора Индии. От них-то и идут так называемые «бродячие» или «странствующие» сюжеты в фольклоре многих народов мира, подобные рассказу о «лягушке-путешественнице».
Во-вторых, легенда отражает присущее людям древности и средневековья отношение к слову как к некоему волшебному талисману, величайшей драгоценности, достойной храниться в царской сокровищнице. Ведь слово — облаченная в словеса мудрость и в то же время ее оружие, вот потому-то мудрость ценится выше богатства, дороже царской власти. Легенда как бы подчеркивает общечеловеческое значение «Калилы и Димны»: заключенная в ней мудрость, по словам Бахнуда ибн Сахвана, поучительна и необходима не только индийцам или персам, но всем народам и всем людям, желающим приобщиться к ней, она надобна не только «мудрецам и философам», которые желают постигнуть ее глубины, но и каждому, кто станет читать ее, привлеченный забавными рассказами, и незаметно для себя начнет проникаться высшей мудростью в той мере, в коей позволит ему нрав его и разумение.
И действительно, трудно назвать в мировой литературе книгу, что заслужила бы такую же воистину непреходящую популярность. Она оказалась понятной и близкой людям средневековья и нового времени, ее читали в переводах и переложениях в Западной Европе и на Руси, в Иране, в Турции и Индонезии.
Почему же «Калила и Димна» волновала умы в течение столь долгих веков? Ведь литературы тех стран, где осуществлялись переложения и переводы этого сочинения, изобилуют произведениями самых разнообразных жанров, и поэтических, и прозаических, которые по своей значимости и художественным достоинствам намного превосходят сборник забавных басен о животных. Очевидно, причина популярности кроется в том, что провозглашаемая книгой цель, якобы «доступная лишь философу», не так глубоко запрятана и потому понятна простому читателю, неискушенному в философских вопросах. И цель эта — показать отношения человека и общества, вскрыть самые распространенные человеческие пороки, найти способы, с помощью которых можно от них избавиться, то есть сформировать личность разумного человека.
В различные эпохи читатели находили
в «Калиле и Димне» то, что было интересно для всех сословий: ученые проникали в скрытый смысл забавных басен и сказок, постигая ту мудрость, ради которой Ануширван отправил Бурзое в опасное путешествие; простые горожане смеялись, читая о злоключениях недалекого мужа, поверившего неверной жене, или о хитрости обезьяны, обманувшей черепаху, желавшую получить обезьянье сердце, или же о глупости осла, который «отправился за рогами, но вернулся с отрезанными ушами». Многие узнавали в своевольном и жестоком льве — царе зверей — правителей своего времени, в тиграх, кабанах и шакалах — князей и вельмож, а в маленьких птичках, сумевших победить могущественного слона, — малых мира сего, и себя самого, и своих соседей и знакомых. Ну а, скажем, богословы видели в книге «божественную» аллегорию, повествующую о тщете бренного мира и о тех добродетелях, коими должен обладать каждый верующий и благочестивый человек, чтобы достойно провести свою жизнь и получить доброе воздаяние на том свете.Книга оказалась поистине огромной сокровищницей сюжетов, неисчерпаемым кладезем, из которого можно было черпать и черпать. В ней был материал для создания и забавных басен, и коротких новелл, и назидательных и нравоучительных сочинений. Соединенные в одной книге мудрость и занимательность существовали как бы и раздельно: каждая из частей «Калилы и Димны» могла стать сюжетной основой для создания произведения любого жанра, прозаического или поэтического.
«Панчатантре» суждено был завоевать мир в «чужом» обличье, так сказать, переодевшись в арабское одеяние, — ведь недаром арабский язык в течение почти тысячелетия был одним из самых распространенных литературных языков мира. Сыграло немалую роль и то, что переводчик, вполне возможно, значительно переработал оригинал, добавив предисловие — наиболее интересную в философском отношении часть книги — и исключив те главы, которые были слишком специфически индийскими и чуждыми для мусульманского и христианского монотеистического мировоззрения.
Особую популярность «Калила и Димна» получила примерно через триста лет после своего появления, в XI веке, когда к арабской литературе, особенно к ее художественной прозе, проявили интерес ближайшие соседи арабов — византийцы. Около 1080 года византийский прозаик Симеон Сиф перевел «Калилу и Димну» с арабского на греческий язык, дав ей название «Стефанит и Ихнилат» (букв. «Увенчанный и Следопыт»), так как переводчик «этимологизировал» имена шакалов, произведя имя Калила от «иклиль» (араб. «венец»), а Димна — от слова, обозначающего «остатки кочевья». Греческий перевод послужил основой для множества переложений и переводов на славянские языки, и уже в XII в. книга «Увенчанный и Следопыт» пришла на Русь, где приобрела широкую известность как нравоучительное зерцало. Древнерусские переводчики почитали ее наставлением в христианском благочестии и даже утверждали, что автор — не кто иной как Иоанн Дамаскин, знаменитый христианский богослов.
В начале XII века знаток арабского языка Иоэль перевел «Калилу и Димну» на древнееврейский язык, и этот перевод в 60-х годах XIII века стал основой латинского переложения Иоанна из Капуи, который назвал его «Директорум вите хумане» («Наставление человеческой жизни»). Это было не случайно: Западная Европа XII–XIV веков находилась под обаянием «арабской учености», пришедшей главным образом из Андалусии — Арабской Испании. Философы увлекаются учением Ибн Рушда (Аверроэса), Ибн Сины (Авиценны), алхимики и астрономы изучают переведенные на латынь непосредственно с арабского или через посредство древнееврейского труды ар-Рази (Разеса), аль-Фергани (Альфрагануса) и многих других. Особенно усилился интерес к Востоку во время крестовых походов: рыцари вывозили оттуда клинки дамасской стали и скакунов невиданных статей, прекрасных пленниц и даже некоторые восточные мистические учения, купцы — пряности, драгоценные ткани и предметы роскоши, а ученые — тайны «восточной мудрости».
Латинский перевод «Калилы и Димны» дал возможность средневековым писателям разных стран переложить книгу на немецкий, итальянский, старофранцузский языки. Золотой фонд «Калилы и Димны» разменивается, из него берутся отдельные басни, притчи и новеллы, так что мы можем встретить их у новеллистов эпохи Возрождения, у Боккаччо, в шванках Ганса Сакса, затем у Лафонтена, где они служат дополнением к эзоповским басням. Иногда переработки и переложения «Калилы и Димны» носят название «Басни Бидпая» (или «Басни Пильная») — от имени философа Байдабы.