Каллиграф
Шрифт:
Синдром лучшего друга… Эта страшная язва мужского сердца, которая оставляет своих жертв обескровленными и медленно чахнущими, пока дар речи не будет окончательно утрачен и не останется ничего, кроме галлюцинаций и иссушающей, лихорадочной похоти.
Уильям потер ладони, как будто пытался взбодриться после недавней тяжкой утраты:
– Скоро мой день рождения.
– Нет, не скоро.
– Я и сам знаю. Но он будет, – он охотно изменил формулировку и одним взмахом осушил стоявший перед ним почти опустевший бокал, а потом медленно поставил его назад, на стойку бара. Женщина с хорошо
– Послушай, я понимаю, что все выглядит очень скверно на данный момент, но не стоит беспокоиться, мой юный Джаспер: Уильям Лейси все держит под строгим контролем, и все будет хорошо в этом лучшем из миров. – Он приподнял руку, сложенную в кулак, а потом резким движением опустил ее на стойку: – Мы – два странствующих рыцаря и должны держаться вместе, особенно в дни девичьих восстаний, и мы должны быть готовы к предстоящим испытаниям – courage, mon chevalier [84] ,по старому доброму рыцарскому обычаю…
84
Смелее, мой рыцарь (фр.).
– Уильям, прошу тебя, ты можешь говорить нормально? Все вокруг уже начинают думать, что ты малость тронутый.
Он сделал обиженное лицо:
– Я всего лишь пытаюсь развеселить тебя.
– Извини.
– Ладно, все в порядке. – Он сделал еще глоток из нового бокала и глянул на меня с озабоченностью, которая была притворной лишь наполовину. – Ты хочешь поговорить о своих… трудностях сейчас, или мы все обсудим позже?
– Позже. Я чувствую себя отвратительно.
– Хорошо. Тогда предлагаю тебе выпить водки с тоником – тебе это пойдет на пользу, а затем, думаю нам надо добавить чего-нибудь полегче, чтобы ты не напоминал привидение.
Я сделал глоток.
Он погладил несуществующие усы:
– И, все же, скажи мне одну вещь, старик, – в двух словах – просто чтобы я смог включить реальную. информацию в свой дьявольский план: есть еще кто-то… Мадлено-ориентированный?
– Да.
– Как зовут?
– Фил.
– Фил?
– Я знаю.
– Пенис?
– Именно.
– Насколько плох?
– Полная задница самого худшего сорта.
– Ты уверен? Может, другим, более обычным людям, он нравится?
– Может быть. Но это ничего не меняет.
– Красивый?
– Не особенно. Выглядит как… ну, да, может, он и ничего, знаешь, тип «приятного парня», этакий блондинчик из австралийской мыльной оперы.
– Ясно. Козлиная бородка.
– Само собой.
– Работа?
– Какой-то там советник в правительстве. По делам Европы.
Уильям прищурился.
Я кивнул:
– Нет нужды говорить, что в глубине души он – типичная невежественная капиталистическая свинья с глубоко консервативными инстинктами, сквозящими в каждом нерве его тела.
Уильям поцокал языком:
– Ну что же, не могут же все быть прямолинейными, антиобщественными, гиперкритичными медиевистами-марксистами, склонными к дебошам, мой друг Джаспер. Некоторые из нас должны противостоять этому.
– Да пошел ты.
– А она… они… ты знаешь?
– Не знаю.
Уилл, я ничего не знаю. Я ушел раньше, чем…– Отлично. Хорошо. Не имеет значения. Я уверен, что у него в нижнем отсеке не все блестяще – советникам в этом плане обычно нечем похвастаться. Что нам нужно, так это оставить тебя наедине с девушкой в нейтральной обстановке, а затем положись на свою природную магию.
– Это уже не действует. Я с этим покончил.
– Но ты мне сам все время твердил: «Способ всегда есть». И я точно знаю, что ты его отыщешь, если предоставить тебе качественные условия и время. Ты всегда с этим справлялся. Я верю в тебя. Она выпивает?
– Как настоящая алкоголичка.
– В таком случае, нам не о чем беспокоиться. – Он обнял меня за плечи. – Пикник, полагаю. Да – пикник. Считай это моей благодарностью за все годы твоего благородного участия в моей жизни.
– Уилл, ты не можешь разрешить все проблемы, просто устроив пикник.
– А я думаю, что могу.
В дверях нас приветствовала Стефани, а потом мы прошли в холл и вынуждены были пару секунд подождать, пока она открывала дверь новому гостю. Вечеринка была уже в самом разгаре: откуда-то с нижнего этажа доносился антимузыкальный низкий шум, к нему добавлялись голоса, а под потолком болтался надутый гелием воздушный шар странной формы.
– Это он, – прошептал я, обращаясь к Уиллу.
– Ты о ком? – нахмурился Уильям.
– Вон там.
– Где там?
– На лестнице.
– Я вижу лестницу, Джаспер, честное слово, но все еще не понимаю, о ком ты говоришь. Боюсь…
– Фил. Он здесь.
– НашФил?
Я скорчил рожу:
– Да.
– Тогда надо пойти и сказать «здрасьте».
Фил действительно был на лестнице, в группе людей, которые стояли, опираясь на перила или стену. Некоторые сидели на ступеньках. Судя по единодушию, с которым они заблуждались насчет современной моды, все это были политики: младшие помощники, спецсоветники, секретари, лоббисты, консультанты по имиджу, разнообразные карьеристы. Вместе они, конечно, производили жуткое впечатление, но, только выхватив взглядом какого-нибудь из них в отдельности, можно было в полной мере осознать их уродство – каждый из них представлял собой живое воплощение некоего доселе неведомого и невообразимого извращения человеческого облика.
– Давай не будем, – сдавленным голосом сказал я, мрачно подумав, что, даже случайно услышав разговор этих существ между собой, любой взрослый человек с криком бросится бежать в ночь в пароксизме отчаяния. – Давай уйдем, поищем девушек. Должны же тут быть хоть какие-то женщины, с которыми можно поговорить. Мне надо расслабиться. Я не готов снова лицом к лицу сталкиваться с Филом. Во всяком случае, пока я не придумаю, что ему сказать. Я слишком плохо себя чувствую для этого.
Уильям пожал плечами:
– Как хочешь. Все равно я его потом отловлю где-нибудь в углу, попозже, если не возражаешь. Он производит впечатление вполне приятного молодого человека. И он, безусловно, самый симпатичный в своей компании.
– Ой, отстань, – я стиснул зубы. – Черт! Уилл, а вдруг онатоже здесь? С ним, я хотел сказать. Я должен…
– Джаспер, приятель! – раздался возглас с лестницы. – Что ты здесь делаешь? Как дела?