Каллиграфия
Шрифт:
— Не среди людей, а в своей комнате, — уточнила Роза. — И еще меня гложет совесть.
— Так уж прямо гложет?!
— Да, потому что Кианг ютится на дереве исключительно по моей вине. Кто на нее накричал? — Я. Кто поколотил? — Тоже я. И только представьте, каково мне занимать целую комнату, в то время как все вы живете по двое!
— Значит, тебе нужна компаньонка, — заключила Джейн. — Но такая, которая бы не прекословила и не устраивала беспорядков. У тебя есть кто-нибудь на примете?
— А не лучше ль вернуть Кианг? — попыталась было встрять Лиза, да только ее никто не слушал.
— На примете? — почесала в затылке Роза. — Так с ходу и не назову…
— То-то и оно. Займись пока что поисками сожительницы. Это тебя отвлечет, —
Джулия допустила грубейший промах, перенеся кенийку в непривычную для нее среду. Глухие, плотные стены здания Академии скрадывали пространство, и создавалось общее впечатление изолированности и безвыходности. Стены — это вам не слоновая трава, сквозь них так запросто не пройдешь. Они-то больше всего и смутили Клеопатру. Когда же она попыталась высказать свои соображения по этому поводу, вместо членораздельной речи из ее уст вырвались слова, совершенно Джулии незнакомые (Перешагнуть языковой барьер можно ведь было лишь в саду!). Поэтому пришлось им изъясняться знаками да междометиями.
— Ты, — сказала Венто, ткнув пальцем в грудь африканке, — будешь учиться вместе со мной. В Академии, — и она обвела жестом парк.
— Ёнканга, — сказала Клеопатра. — Я… строить… ёнканга. И жечь… пщщщ… sadaka moto [11] .
— Нет-нет-нет! — воскликнула Джулия. — Никаких «ёнканга»! Никаких «жечь»! Будешь жить… там, — убеждающим тоном произнесла она, указав на дворцовый ансамбль неподалеку. — В общежитии.
— В об-ще-жи-ти-и, — неуверенно повторила Клеопатра. — Sipendi! [12] — запротестовала она. — Не хочу!
11
Жертвенный огонь (суахили)
12
Не нравится! (суахили)
— В таком случае, отправишься обратно в сад, к узкоглазой! — Для пущей выразительности Джулия оттянула уголки глаз. Этот жест подействовал на кенийку отрезвляюще. Возвращаться на небесный остров после всего, что она натворила?!
«Куда бы ее поселить? — размышляла Венто, шагая по аллее и не выпуская руку Клеопатры. — Да так, чтобы об этом не прознали ни преподаватели, ни студенты…».
Когда беглянки очутились в парке Академии, стояла ночь, оранжевые капли фонарей высвечивали отвоеванное у темноты пространство и мерцали на фасаде главного корпуса радостными маячками. Аллеи были пусты, пустовали и скамейки у фонтанов. Только какой-то поэт-полуночник с пятого курса шатался среди насаждений. Но его не стоило опасаться — он был всецело поглощен собой и своими ощущениями.
Вот девушки миновали вяз, на котором храпела Кианг, и незаметно проскользнули в общежитие. По счастью, консьержа они не застали. Это был добрый знак.
— Не зевай! — зашипела на негритянку Джулия. — Хочешь, чтобы нас увидели?
Они прокрались в гостиную четвертого апартамента и, не зажигая ламп, стали устраиваться на ночлег.
— На первый раз составлю тебе компанию, — прошептала итальянка. — Неохота будить Мирей. А завтра что-нибудь придумаем.
Клеопатра, разумеется, ничего из сказанного не поняла. Она сознавала лишь, что в ее жизни всё стало шиворот-навыворот и теперь ей, как никогда, нужна опора.
«Не сваришь со мной каши, — подумала она, засыпая. — Зато заварить кашу — в два счета».
Прибытие африканки произвело на студенток апартамента незабываемое впечатление, в особенности на Мирей. Почитая себя ответственною за всё, она принялась опекать Клеопатру с тем жаром, какой бывал присущ разве что матронам викторианской эпохи. Не сказать, чтобы она перегибала палку, но для бедной девушки, не привыкшей к столь усердным заботам, ее самоотверженность
была чересчур угнетающей. Трижды в неделю Джулия возвращалась с кенийкой в сад, соблюдая предосторожности, чтобы не попасться на глаза хранительнице. Там, под сенью вишен, она обучала дикарку итальянскому. В остальное же время над нею, как курица над яйцом, кудахтала Мирей. Это Мирей посоветовала (Да что там посоветовала? Настойчиво рекомендовала!) разместить Клеопатру в комнате Розы, Мирей взялась обеспечить ее канцелярскими принадлежностями и кое-какой одеждой. Именно Мирей занималась с нею алгеброй после пар.Джейн с Лизой вызвались носить новенькой еду из столовой. А чтобы ни у кого не возникло подозрений, в первый же день взяли из питомника щенка колли. Теперь, если дежурный по кухне и приставал к ним с расспросами, у них всегда было наготове оправдание: для собаки.
Надо сказать, собака сыграла не последнюю роль в привыкании Клеопатры к новой компании. Этот маленький четвероногий друг помог ей освоиться куда больше, чем все испробованные хранительницей методы. И если б кто-нибудь убедил Аризу Кей, что собака действительно необходима, в ее саду уже давно бегали бы эти добродушные животные.
Франческо по-прежнему не был желанным гостем в апартаменте. Джулия терпела его только потому, что он приносил пользу хранительнице, и брала его в свои ночные путешествия исключительно по просьбам Аризу Кей. Что же касается Мирей, то при появлении Росси у нее возникало непреодолимое желание запустить в него чем-нибудь тяжелым. Роза уже не надеялась их примирить, но и тут на руку сыграл щенок. На одной из прогулок он в буквальном смысле опутал итальянца и француженку «веревкой дружбы», то есть своим поводком, и Мирей после такого столкновения даже растрогалась. «Как глупо было с моей стороны, — сказала она, — осуждать тебя за привязанность к Аннет! Наши симпатии, антипатии — всё это так условно и преходяще! Пёс и тот липнет к каждому встречному».
В отличие от француженки, Джулия не была столь отходчива. Она всё еще копила обиду, и в ее редких обращениях к Росси неизменно преобладали презрительные интонации. Задабривания здесь не помогали, а счастливые случайности, вроде той, что сблизила Франческо с Мирей, обходили ее стороной.
Червонно-золотой стрелою пролетел октябрь, стало заметно холодать, участились ливни. И о том, что сердце Джулии оттает, можно было забыть. Она куталась в свитер, прятала руки в карманах и отзывалась о своем бывшем друге, не особо выбирая выражения. Клеопатру она держала в ежовых рукавицах, и та даже не смела рассчитывать на поблажки в виде сокращения уроков итальянского. Возможно, именно по этой причине уже через полтора месяца она могла сносно разговаривать на языке римлян. Первая победа была одержана.
Хранительница только однажды вскользь поинтересовалась, что же стало с африканкой, и Джулия заверила ее, что беспокоиться не о чем, ибо шефство над Клеопатрой взяли ее подруги из Академии. Она ни словом не обмолвилась о том, что посещает сад тайком. К чему Аризу Кей лишние переживания?! У нее и так хлопот немерено: приют обиженных и оскорбленных что ни день то пополнялся, и вопрос о размещении новоприбывших был как нельзя более актуален.
— Сад не выдержит такого наплыва страждущих! — сказала как-то раз японка. — А на то, чтобы его расширить, уйдет много времени и сил. Судя по количеству беженцев, работорговля на Земле процветает.
— Может, сложишь с себя полномочия хранительницы, и дело в шляпе? — полушутливо предложил Кристиан, присутствовавший при разговоре. Обладай он в тот момент хоть долей здравого смысла, он бы держал рот на замке, ибо его реплика надолго отбила у Джулии желание посвящать его в свои замыслы. Она окончательно перестала доверять синьору-в-черном. Теперь уж если она и займется проблемой работорговли, то никак не при его содействии.
Промозглым ноябрьским вечером Венто собрала подруг в гостиной.