Камень королей
Шрифт:
— Тэрьин и Гередьес не делали, — жестко произнес Ламан. До сих пор он не сводил с Миррана испепеляющего взгляда, который не опровергал, а лишь подтверждал его тайное желание раздавить жреца в лепешку. — Сейчас на троне истинная королева Невеньен, и она с нашей помощью спасет Север. Разве вам мало того, что сюда прибыл я?
— Небеса спасут Север, а не какие-то короли, которые меняются на троне чаще, чем зима сменяет лето, — таким же тоном поправил настоятель. Оллет, услышав это откровенно мятежное заявление, в ужасе отступил на шаг назад. — Послушайте, лорд Ламан. Вы спрашивали, что мне нужно, если не деньги и слава. Чего я в действительности хочу, так это того, чтобы вы оставили нас в покое. Вы понятия не имеете,
«Проблемы Севера должен решать Север» — такими были слова, посланные Тэрьином наместнику в Кольведе. Кажется, они сильно задели гордость настоятеля. Но корону носил уже не Тэрьин, а Невеньен. Сони подавил страстное желание стукнуть Миррана по его лысой башке. И вот из-за таких вот упертых придурков погибают люди…
Стиснув кулак, Сони вспомнил, из-за кого на самом деле освободились када-ра. И разжал ладонь.
— Послушайте теперь вы, настоятель, — голос Ламана дрожал от едва сдерживаемых эмоций. — Квенидир не мой родной город, тут вы правы. Но я сын этой земли. Проблемы Севера — это мои проблемы. Безнаказанно угробить всех этих людей, — он обвел рукой молящихся в храме квенидирцев, — я вам не позволю.
Он резко развернулся, вынудив Виньеса поспешно развеять ограждавший их от прихожан щит. Хмурый Мирран молча наблюдал за тем, как торопливо ему кланяются маги и Оллет. Сони кланяться ему не стал, зато если бы можно было плюнуть в его мерзкую рожу, то с удовольствием это бы сделал.
Прихожане, наверняка слышавшие почти все сказанное, озирались на Ламана, когда он, будто ослепнув, мчался к выходу. Только снаружи храма, на каменном крыльце, генерал выдохнул, отпуская скопившееся напряжение.
И тут на глаза ему попался выскочивший следом Кален.
— Какой Бездны он знает, чем ты занимаешься в гвардии? — зарычал Ламан. — Ты что, нашим врагам докладываешься?
— Нет, господин генерал. Прошу прощения, я пытался вас предупредить, — приложив руку к сердцу, Кален низко, почти до земли поклонился и печально проговорил: — Настоятель Мирран — мой старший брат.
Сони шагал туда-сюда по закутку возле замковой конюшни. На Квенидир уже опустилась непроглядная северная ночь, и в этом месте, находящемся под открытым небом, было студено, а из конюшни воняло навозом. Зато здесь отряд никто не слышал — солдаты и слуги, бегающие по двору, не заворачивали в этот бесполезный для них уголок.
Отблески факелов, освещающих двор, где даже ночью не затихала работа, мелькали на желтоватом лице Виньеса. Маг, прислонившийся к обледеневшей бревенчатой стене, беспрестанно шмыгал носом. Когда он мокро кашлял, из его рта вырывались крупные клубы пара. Вечно мерзнущий Сех кутался в кожух и обеспокоенно поглядывал на замок — боялся, что патруль уйдет в город без него. Не менее часто его взгляд обращался на командира, и тогда в карих глазах мальчишки появлялось отчаяние. Он открывал рот, но тут же закрывал, не зная, что сказать. Кален, сложив на груди руки, смотрел в притоптанный снег под ногами.
Новость о том, что у него есть
брат и, главное, этот брат — настоятель квенидирского храма Небес и Бездны, человек, который стоит на пути к выполнению королевского задания, выбила всех из колеи. Ламан — тот вообще сгоряча обвинил Калена, что он промолчал нарочно, ради того чтобы выставить генерала дураком. Этого бы не случилось, если бы кто-нибудь додумался узнать фамилию настоятеля, но никому это и в голову не пришло. Жрецы, принимая сан, теряли родовое имя, отныне их «отцами» считались боги, чьей воле они подчинялись, братьями — другие жрецы, а сыновьями и дочерьми — все кинамцы. Трудно было представить, и что кто-то из отряда не сообщит о своих родственниках среди влиятельных людей Квенидира. Но это произошло — и причины этого никто не знал, а Кален продолжал молчать как рыба и погружаться в себя при каждом вопросе о Мирране.Такое поведение командира разрывало Сони изнутри. Он ничего не понимал, поэтому и убедил отряд не спешить расходиться при возвращении в замок. Он должен был выяснить, что происходит. Мирран был Калену не кем-то там, сбоку припека, седьмая вода на киселе, а родным братом. Таким, каким для Сони был Дженти.
— Ты что, смиришься с приказом убить кровного брата? — не выдержал он.
— Такой приказ еще не отдан, — возразил Кален.
— Ламан наверняка его отдаст! Ты разве не видел его в храме? Он был готов придушить Миррана!
Кален упер в Сони утомленный взгляд. В нем не было ни злости, ни возмущения, ни каких-то других чувств — только бесконечная усталость. Это было так не похоже на командира, что у Сони защемило в груди.
В этом проклятом городе с самого начала все было не так. Таннес, который не мог не знать о када-ра и почему-то привел сюда свои отряды; жители, которые не покидали Квенидир, невзирая на неизбежное превращение в живых мертвецов; сумасшедший жрец, который убедил огромное количество людей в том, что не нужно пытаться спастись, нужно только молиться; и теперь Кален, который оказался братом настоятеля с поехавшей крышей и напрочь отказывался на него влиять.
Похоже, жрецы, вопившие о начале конца света с пришествием када-ра, были все-таки правы. В Квенидире Небеса точно смешивались с Бездной.
— Не понимаю, чего ты от меня хочешь? — спросил Кален.
— Хочу, чтобы ты не допустил этого убийства!
— Каким, интересно, образом?
— Это же неправильно, Кален, — наконец подал голос Сех. — Ты ведь не убьешь своего брата?
Он не утверждал, он задавал вопрос. В его голосе чувствовалось неверие в то, что Кален — идеальный, с его точки зрения, командир — был способен равнодушно отнестись к убийству брата, тем более собственными руками.
Сони тоже в это не верил. Далеко не у всех братьев и сестер создавалось такое единодушие, как у него с Дженти, да и их, честно говоря, сложно было назвать прекрасным примером родственных отношений — мальчишками они изрядно поколачивали друг друга, особенно до того, как сожгли родителей на погребальных кострах. Но даже если Мирран осмеливался швыряться обвинениями в совращениях и убийстве, что, покорно соглашаться с его смертью, что ли?
Кален нахмурился.
— Вы оба слышите, что говорите, или у вас разум окончательно помутился? Мало того что вы предлагаете мне, своему командиру, которому должны беспрекословно подчиняться, нарушить еще не отданный приказ, вы вдобавок возомнили о себе, будто лучше генерала знаете, как спасти квенидирцев?
Сех, собирающийся что-то сказать, испуганно захлопнул челюсть. Мысль о том, чтобы перечить командиру, после Могареда внушала ему ужас. Однако Сони прикусывать язык не собирался. Пусть его накажут, высекут, в яму посадят голым на морозе — да что угодно, просто так он этого не оставит.
— Не передергивай. Мы не уговариваем тебя нарушать приказы и уж точно не будем советовать Ламану, как поступить. Я только не понимаю, почему ты не попытался ничего сделать. Мирран же твой брат! Почему ты ничего ему не сказал? Разве он не послушал бы тебя? Может быть, если бы вы поговорили, то не было бы этой ссоры в храме, а Ламан по дороге в замок не клялся, что он настоятеля на куски порежет и свиньям скормит!