Камень. Книга 4

— Нет.

— Тогда слушайте меня внимательно, Сергей Владимирович. Я лично прослежу за тем, чтобы после отбытия наказания вон тот отбитый на всю голову злой дяденька, с говорящим позывным «Зверь», — отец показывал на Прохора, — и вон тот добрейшей души молодой человек, — теперь он указывал на меня, — это который Великий князь Алексей Александрович, с не менее говорящим позывным «Камень», сопровождали вас на каждом вашем боевом выходе. Ну, про каждый я, конечно, погорячился, хватит и… Или… — отец многозначительно замолчал.

— Или, Ваше Императорское Высочество? — совсем поник Ульянов.

— Пишите рапорт об отставке, Сергей Владимирович. Вместо Военного министра визу поставлю я, сделаю для вас исключение.

— Рапорт, Ваше Императорское Высочество. — прошептал тот.

— Рад, что мы друг друга поняли, Сергей Владимирович. — удовлетворенно кивнул Цесаревич. — Жду рапорт до вечера. Господа офицеры, суд офицерской чести объявляю закрытым. — отец встал. — Отдыхайте, господа!

Насколько я успел заметить, особо никто Ульянова не жалел. Это подтвердил и Александр:

— Лешка, этот бывший подполковник сейчас изгоем в офицерской среде станет, а Прохор отомщен сполна! Даже у нас в Училище курсанты сами между собой отношения выясняют, доносы писать западло. У девчонок, правда, бывает, а так…

— Пойдемте в палатку, братики, не будем тут мешать. — сказал я. — Мало ли, какие тут у отца и Прохора дальнейшие планы. Воспитатель все равно под арестом, так что скоро сам в палатку придет, никуда не денется.

Так и оказалось, Прохор явился домой только через полчаса.

— Ну что, жертва самодержавия, все хорошо? — хмыкнул я.

— За исключением того, что Цесаревич орал на меня днем целый час, а потом и полковник Пожарский еще высказал, что обо мне думает, все прошло более или менее нормально. Лешка, мне твой отец строго-настрого запретил Ульянова трогать, но может по возвращению… по-тихому, без шума и пыли?.. — воспитатель сделал невинное лицо.

— Соблазн, конечно, велик… — усмехнулся я. — Но раз папа не велит, не будем нарываться. Тебе, вон, и так Бутыркой пригрозили.

— Ну, ты же не оставишь своими заботами любимого воспитателя? — улыбался он.

— Прохор, как бы нам с тобой там вместе не оказаться, с такими-то постоянными выкрутасами и планами. — отмахнулся я.

— Тоже верно. — кивнул он. — Коля, Саша, будете нас из застенков Тайной канцелярии вызволять?

— Не получится. — помотал головой Николай. — Мы лучше с вами в любом начинании поучаствуем. Так что, чалиться в Бутырке будем тоже вместе.

— Прохор, — не удержался от смеха я, — ты дурно влияешь на молодежь!

— Это да… Надо только эту мысль до твоего отца как-то донести…

Прохору ужин принесли в палатку, а мы с братиками пошли в столовую. После ужина к нам подошел капитан Штольц:

— Господа, вы сейчас к себе? — поинтересовался он.

— Да, Генрих Витольдович. — ответил Николай.

— Мы зайти хотели… — чуть замялся капитан. — Господина Белобородова поддержать.

— Ждем, конечно. — за всех ответил Николай. — Милости просим!

— А стаканы у вас есть? — улыбнулся Штольц.

— До безобразия мало. Но не волнуйтесь, Генрих Витольдович, — Николай смотрел в сторону кухни, — сейчас все будет.

Домой мы вернулись, звеня стаканами. Не забыли прихватить и разнообразной закуски.

— И что это значит? — уселся на кровати Прохор.

— Сегодняшняя группа решила проставиться. — пояснил я. — Растет единение между Тайной канцелярией, Гвардией и Родом Романовых! Одевайся, скоро гости пожалуют.

— Гостям мы завсегда рады! — осклабился воспитатель.

Однако, первый, кто пожаловал, был Годун.

— Дмитрий Олегович, вас нам только и не хватало! — улыбался я.

— А я, грешным делом, думал, что у вас тут тоска и уныние… — он достал из-за спины две бутылки водки. — А тут, похоже, веселье бьет ключом.

— И все по голове. — кивнул Прохор. — Проходи, Олегович, не стесняйся.

Следующим, кто пришел, был полковник Литвиненко:

— Зверь, к тебе посетителей пускают? А то я с подружками. — он тоже достал из-под камуфляжа две бутылки водки и ухмыльнулся.

— Пускают, Леший. — воспитатель сделал рукой приглашающий жест. — Таким подружкам мы завсегда рады. Не стой на пороге, будь как дома.

Еще минут через десять завалилась толпа гвардейцев, и в палатке стало реально тесно. Пришлось двигать кровати. Понятно, что водку они принесли тоже, но отдельно подарили Прохору три бутылки коньяка — на каждый день ареста. Только все «устаканилось» и вошло в привычный ритм застольных разговоров, как дверь открылась снова:

— Где этот злой дядька и добрейшей души молодой человек?

В палатку бодро ввалился дядька Константин, держа в руках… по бутылке водки. За ним появился дядька Григорий с таким же набором.

Немая пауза, со звуком закрывающейся двери и последовавшим окриком Цесаревича:

— Чего встали-то, Гриша?

— Александр Николаевич, — хмыкнул Григорий и мотнул головой в нашу сторону, — сам посмотри. Им и без нас хорошо.

Отец, без водки в руках, появился из-за спин моих дядьев и нахмурился. Первым сориентировался полковник Литвиненко — он отставил стакан и скомандовал:

— Господа офицеры! Его Императорское Высочество Цесаревич!

Через пять секунд мы все стояли вытянувшись.

— Да… — протянул отец. — Белобородов, ты, похоже, еще пару суток ареста заработал. — и рявкнул. — Почему нас не пригласил?

— Не могу знать, Александр Николаевич! — уже привычно ответил Прохор.

— Понятно. Вольно, господа офицеры. Для нас троих местечко найдется?

* * *

— Слушаю тебя, Олег. — отец Мефодий вальяжно развалился в кресле с чашечкой душистого кофе.

— Мифа, ты просил собрать информацию по Великому князю Алексею Александровичу. В разрезе устранения.