Каменный леопард
Шрифт:
На следующий день Нэш вылетел в Европу, чтобы встретиться с человеком, которого разорил Гай Флориан.
Полковник Рене Батист Ласаль, бывший помощник начальника французской военной контрразведки, недавно был назван Ги Флорианом «потухшим вулканом», но для человека, чья карьера внезапно оборвалась, когда казалось почти несомненным, что он вскоре получит повышение до Возвышенный генеральский чин, вулкан оставался удивительно активным. Конечно, рокот Коль Ласалля был достаточно отчетливо слышен в Париже.
За шесть месяцев до того, как Люси Дево попыталась застрелить Ги Флориана в предместье Сент-Оноре, Ласаль сильно поссорился с президентом и был вынужден в одночасье бежать из Франции; ходили слухи, что его вот-вот арестуют за заговор против президента. Управляя собственной
В то время, когда Дэвид Нэш прилетел из Нью-Йорка, чтобы тайно встретиться с ним, полковнику Лассалю было пятьдесят пять лет. Небольшой, компактный и худощавый, теперь он пробирался по жизни только с одной рукой: его левая рука была начисто оторвана от плеча фугасом в Алжире в 1962 году. В то время капитан армейской контрразведки Ласаль показал себя самым блестящим офицером французской армии, когда дело дошло до искоренения лидеров арабского подполья. Через сутки после того, как у него отобрали руку, забрали и его семью: террорист бросил бомбу в гостиную его виллы, убив жену и семилетнего сына. Лежа в больнице, его реакция была типичной, когда он услышал эту новость.
«Поскольку с моей личной жизнью покончено, я посвящу остаток своего времени Франции, чтобы помочь сохранить ее образ жизни. Это единственное, что мне осталось…
Сразу после выздоровления он вернулся из Марселя в Северную Африку. Выздоровление само по себе было замечательным. Обнаружив, что его чувство равновесия ошибочно, Ласаль начал ходить в горах Эшторила с палкой, перепрыгивая через глубокие ущелья, чтобы найти новый баланс. «Когда на карту поставлено выживание, — сказал он позже, — тело чудесным образом приспосабливается…» Он вернулся в Алжир как раз вовремя, чтобы обнаружить и сорвать самую решительную попытку убить генерала де Голля. Затем, спустя годы, произошло столкновение с Флорианом.
Теперь, сосланный в Саар, живущий на ферме недалеко от Саарбрюкена, а также недалеко от французской границы, Ласаль регулярно вещает в Европе номер один, радиостанцию на немецкой земле, которую слушают миллионы во Франции. А потеря одной руки, казалось, увеличила электрическую энергию этого маленького человека, который хвастался, что ни дня в своей жизни не сидел без дела. Мишенью его яростной радиокампании был Гай Флориан.
«Почему он собирается посетить Советскую Россию 23 декабря? Какова истинная причина этого визита? Зачем он едет именно туда в то время, когда Европе как никогда угрожает надвигающаяся тень Красной Армии. Кто тот кабинетный министр, о котором шепчутся в Париже?..
Ни разу Ласаль не назвал Флориана по имени. Он всегда говорил «он», «этот человек», пока постепенно до Парижа не дошло, что Ласаль был не только опытным офицером контрразведки; теперь он стал мастером ядовитой политической пропаганды, которая угрожала подорвать основы режима Флориана. Это был человек, который незаметно дал понять американцам, что хочет поговорить с заслуживающим доверия сотрудником разведки.
В ночь на четверг, 9 декабря, в тот самый день, когда в Нью-Йорке Дэвид Нэш сообщил Маклишу, что летит в Европу, чтобы взять интервью у полковника Рене Лассаля, в предместье Сент-Оноре прибыл невысокий седовласый мужчина в поношенной одежде, занял позицию напротив Елисейского дворца. Он стоял на том самом месте на обочине, где двадцать четыре часа назад Люси Дево упала в канаву, когда пули Марка Грелля попали ей в грудь. Никто не обращал на него никакого внимания, и если дежуривший у Елисейского дворца республиканский гвардеец в униформе хоть на мгновение задумался о нем, он, должно быть, решил, что это просто еще один вуайерист, один из тех жутких людей, которым доставляет удовольствие таращить глаза на место происшествия, покушение на преступление.
Потрепанно одетый мужчина прибыл в 19:30, когда было
темно.Ему было около шестидесяти, с морщинистым и измученным лицом, с клочьями седых усов, он все еще стоял там в 8.30 вечера, когда, словно в оцепенении, вдруг не глядя вышел на улицу. Машина, мчавшаяся на скорости всего в нескольких метрах, не успела остановиться; мужчина, должно быть, вырисовался перед ветровым стеклом водителя без предупреждения. Транспортное средство нанесло пешеходу страшный удар, проехало над ним и разогналось по улице, исчезнув в направлении Мадлен. Через пятнадцать минут машина скорой помощи с воем сирены доставила его в отель-Дье на Иль-де-ла-Сите. По прибытии врач осмотрел больного и сказал, что ему повезет, что он продержится ночь.
В четверг, 1 декабря, избавившись от своих гостей из Вашингтона, Дэвид Нэш сверился с дорожной картой Западной Европы, сверил расстояния и незамедлительно решил перелететь через Атлантику той же ночью. Если он успеет на рейс 92 Pan Am, вылетающий из Нью-Йорка в 17:45, он может оказаться в Брюсселе рано утром на следующий день, что даст ему время поехать в Люксембург, где он договорился встретиться с Лассалем, и обратно, чтобы успеть на другой ночной рейс из Нью-Йорка. Брюссель в Нью-Йорк. Он сел на рейс 92 чуть ли не с зубами, а затем расслабился в своем кресле первого класса, пока «Боинг-707» неуклонно поднимался на высоту тридцати тысяч футов над побережьем Лонг-Айленда.
Нэшу предстоял плотный график. Он собирался не только встретиться с Лассалем на нейтральной территории Люксембурга; он также договорился о встрече со своим немецким коллегой Петером Ланцем, с которым поддерживал близкие и теплые отношения. В конце концов, французский беглый полковник проживал в Германии, и одной из самых деликатных обязанностей Ланца было следить за своим электрическим посетителем, бежавшим с территории ближайшего союзника Германии.
Немецкие власти весьма неоднозначно отнеслись к прибытию в их среду полковника Лассаля. Ему дали убежище — Париж никогда не выдвигал против него конкретных обвинений, — а начальнику местной полиции в Саарбрюкене было приказано вести дистанционное наблюдение за беглецом. Сам Ласаль, опасаясь попытки его похитить, попросил защиты у полиции, и это было предоставлено при том понимании, что об этом никогда не говорилось публично. Со временем — Ласаль уже шесть месяцев находился в Германии — слежка ослабла.
Петер Ланц несколько раз посещал Ласалля, прося его смягчить свои передачи, и Ласаль всегда вежливо принимал немца и говорил, что рассмотрит просьбу. Затем он садился в машину, ехал на радиостанцию и снова обрушивал на Флориана серию новых намеков. Поскольку он не нарушал закона, Ланц пожимал плечами, а затем садился и внимательно читал стенограмму последней вспышки гнева.
Тридцатидвухлетний Ланц был исключительно молод, чтобы занимать пост вице-президента Bundesnachrichtendienst, Федеральной разведывательной службы Западной Германии. Своим быстрым продвижением по службе он был обязан своим способностям и тому факту, что большое количество пожилых людей было внезапно изгнано из организации, когда новый канцлер Франц Хаузер был избран через три месяца после прихода к власти Гая Флориана. «Мне не нужны интриганы, — отрезал Хаузер, — мне нужны молодые и энергичные люди, способные выполнять чертову работу…
Этот очень молодой заместитель командира БНД был человеком среднего роста, худощавого телосложения и с редеющими каштановыми волосами. «На этой работе я буду лысым в сорок лет», — любил говорить он. «Правда ли, что женщины сходят с ума по лысым мужчинам?» Обычно у него было серьезное лицо, но у него было одно общее с Гаем Флорианом качество: когда он улыбался, он мог очаровать почти любого, заставив с ним согласиться. Его работа заключалась в том, чтобы попытаться предвидеть любую потенциально взрывоопасную ситуацию, которая могла бы нанести политический ущерб Федеративной Республике, — предвидеть и обезвредить заранее. Прибытие Lasalle на немецкую землю было классическим случаем. «Это не один из моих выдающихся успехов, — признался он однажды, — но ведь мы не знаем, к чему это приведет, не так ли? Ласаль что-то знает — может быть, однажды он расскажет мне, что знает…