Каменный пояс, 1975

и забота не сходит с лица.

И тревожная,

горькая зоркость во взгляде,

и тяжелая воля в словах,

как судьба:

— Вся надежда на вас.

Хлеба нет в Ленинграде.

Время тратим.

За Волгой горят города.

А на сборке — костры,

высоки и лучисты.

Пламя сварки —

вновь сутки ребята без сна...

Танки прямо из рук

принимают танкисты —

цель одна

и тревога одна.

* * *

Ой вы, мысли о хлебе,

теперь не мешайте:

голосами родными,

дыханьем одним

фронт кричит нам:

— Давайте!

— Давайте!

— Давайте

танки, пушки, снаряды —

и мы победим!

Снова —

шаг одного

подгоняет другого,

и безмолвная,

звонкая искра души

зажигает нас

яростной силою снова:

Поскорей!

Приналяг,

поднажми,

поспеши!

АНАТОЛИЙ ИНЧИН А НАЧИНАЛОСЬ ОНО В ЛИХОЛЕТЬЕ

Последний эшелон ушел из Новочеркасска под покровом темноты 7-го ноября, а через несколько часов в город вступили немецкие танки.

Алексей Сорокин с группой рабочих следовал с этим, последним эшелоном, груженным станками и оборудованием. Путь его оказался необычным: через Минводы — Грозный — Баку, затем морем до Красноводска, оттуда вновь погрузили оборудование вручную на платформы и по Турксибу — на Урал. Из Челябинска новочеркассцев направили в Усть-Катав.

Стояла очень суровая уральская зима, когда сюда прибыл последний эшелон и рабочие приступили к выгрузке станков и оборудования. В маленьком городе для такой массы людей жилья не хватало. Семьи размещались в вагонах, поставленных в тупики на станциях Катав-Ивановск, Запрудовка, Юрюзань... Езда до Усть-Катава занимала ежедневно 5—6 часов в один конец: магистраль Южно-Уральской работала с большими перегрузками, «зеленую улицу» давали литерным фронтовым поездам.

Подъемных средств не хватало, работа велась вручную, такелажным способом. Помещения не отапливались, люди то и дело подбегали к кострам, — они были разложены прямо в цехах, — чтобы хоть с минуту погреться. Как только заканчивался монтаж оборудования, станки сразу же пускались в работу, и тут же начинали поступать детали... Для обогрева в здании установили паровоз, но холод был страшенный, не помогали и поставленные у станков железные печки. И ни слова жалобы, упрека!

А люди были в буквальном смысле раздеты и разуты, особенно приезжие. Когда из Ставропольщины приехали на работу около шестисот рабочих, главным образом женщин, администрация завода обратилась в областные торгующие организации с просьбой продать им без талонов ватных чулок (чунь) — 500 пар, теплых хлопчатобумажных костюмов — 400 штук, мануфактуры для белья и одежды — 1000 метров, несколько десятков головных платков и немного валеной обуви. Заявка на обувь не была удовлетворена: валенки шли на фронт. Еще хуже обстояло дело с мужской обувью. Завод запросил из ресурсов района 5 тысяч пар лаптей. Но и их не оказалось в наличии. Тогда усть-катавцы наладили производство деревянных колодок, обшитых сверху брезентом. Такой обувью пользовались в любое время года, до конца войны.

Рабочие, а среди них все больше женщины и подростки, не считались со временем: не было случая, чтобы кто-то уходил из цеха, не выполнив задания. Среди рабочих основных профессий сразу же внедрили сменно-суточную систему организации труда. Каждый человек твердо знал, сколько он должен изготовить деталей в смену. Питание было нерегулярным, скудным. Варили капусту, у кого она была, по весне — крапиву и щавель. И все-таки, отказывая себе в лишнем куске хлеба, заводчане вносили свои сбережения в фонд обороны: на танковые колонны, самолеты, подводные лодки и корабли.

За годы войны резко увеличился и обновился станочный парк и производственные мощности завода. Наряду с ростом мощностей внедрялись более совершенная технология и передовая организация производства.

В 1942 году завод перешел на поточный метод производства и работу цехов по замкнутому циклу, в результате по отдельным видам продукции снизилась трудоемкость на 40—50%. Были применены наиболее современные производственные методы обработки деталей. В этом очень помогали рационализаторы и изобретатели, которые находили все новые возможности для роста производства. К тому времени коллектив полностью сложился и все уверенней наращивал темпы. Широкий размах получило социалистическое соревнование, движение двухсотников, трехсотников и тысячников. Прекрасные образцы труда показывали стахановцы: расточник, Герой Социалистического Труда Добышев, строгальщик-орденоносец Ульянцев, шлифовальщик Знарок, расточник Садов, сверловщик Петрешин, фронтовая комсомольско-молодежная бригада Алексея Сорокина. Она была одной из первых на заводе, создали ее в сварочном цехе. Молодые слесари-сборщики Казаков Виктор, Котельников Павел, Соколов Владимир, Шумилин Федор, Кочетов Василий, Шекунов Павел и сварщица Фролова Клавдия выполняли по 500—600% сменного задания, постепенно увеличивая эти показатели. Работали, не выходя из цеха по несколько суток, ели тут же около станка, спали в неотапливаемом вагоне — он стоял на заводском дворе.

В середине сорок третьего часть бригады Сорокина вместе с самим бригадиром была переведена в другой цех — осваивать новое изделие. Это изделие включало в себя сорок с лишним операций. Освоить их нужно было в наикратчайший срок. Начали с того, что каждый осваивал по две-три операции и уже через неделю стали выпускать по десяти изделий вместо восьми. В новом цехе бригаду Сорокина составили: Илья Кирюшин, Владимир Соколов, Александр Меркурьев, Николай Варганов и Петр Котельников.

На этом же участке создана была еще одна молодежная бригада, возглавил ее Юрий Торгман. Между двумя бригадами разгорелось соревнование. Гласность трудового соперничества показывалась по часам: через каждые 60 минут записывалось количество изготавливаемых деталей.

Цех вышел из прорыва — помогли эти два молодежных коллектива. Они держали первенство по заводу долгое время. Первыми вышли в число тысячников.

Широкий отклик в цехах завода нашел патриотический почин Егора Агаркова с южноуральского завода, по предложению которого несколько участков объединялись в один. Это давало возможность высвободить половину рабочих и инженерно-технических работников, использовать их на других работах. Почин Агаркова первой подхватила бригада Сорокина, за ней — Торгмана. Заводской комитет комсомола присвоил этим бригадам звание фронтовых, а еще позже во Всесоюзном соревновании сорокинцы завоевали третье классное место. Характерным в работе Сорокина и Торгмана являлось то, что члены их бригад работали на один наряд, тогда как в других коллективах каждый имел свой. Это говорило о солидарности сорокинцев и торгманцев, работали на совесть: «Один за всех и все за одного».

Дружба, взаимопомощь, рост мастерства — вот основа духовной общности двух молодежных коллективов. Если кто не управлялся с заданием, отставал, ему немедленно оказывал помощь кто-либо из товарищей, и работа снова входила в ритм. Заработанные деньги делили поровну, несмотря на различие разрядов. Прогулов и нарушений дисциплины не было, да и не могло быть. Жили только работой... Члены бригад обретали мужество и стойкость в обстановке нелегких трудовых будней. Они старались походить на своих отцов и старших братьев, ставших образцом служения народу.

Вот один из таких примеров.

31-го августа сорок третьего у котла ТЭС остановилась топка. Все попытки пустить ее оказались безрезультатными. Для ремонта требовалось охлаждение котла, а это означало бы срыв военных заказов. Стахановец, слесарь ТЭС Иван Егорович Кувайцев при работающей второй топке, покрывшись кошмой, при очень высокой температуре залез в топку и произвел ремонт. Котел продолжал работать. Только из приказа по заводу люди узнали об этом героическом поступке своего товарища: подвиг и в тылу становился нормой поведения.