Каменный убийца
Шрифт:
– Почему Джулия распростерла руки, когда статуя начала падать?
Гамаш открыл дверцу своему подчиненному.
– Не знаю.
– Нет, правда, сэр. Зачем бы она стала это делать? Я понимаю, наверняка вы не можете знать, но что вы думаете? Какие-то предположения у вас есть?
Гамаш отрицательно покачал головой. Хотя кое-какие вопросы он себе задавал. Сколько раз Джулия воображала, что воссоединилась с отцом? Что отец обнимает ее? Как часто в тихие минуты задумчивости предавалась она этим фантазиям, чувствовала объятия его крепких рук? Его запах, ткань его костюма? Тосковала ли она по
– Не знаю, – повторил он и медленно пошел назад по влажной пахучей лужайке, чуть не до боли сжав в кулак правую руку.
– Позвольте присоединиться к вам? – Мариана уселась в кресло-лежак. – От этой игры в Пегаса я совсем вымоталась. Маджилла хоть в клетке жила. Это куда как спокойнее.
К ним присоединилось и ее чадо, а через минуту подошел присланный Элиотом официант и спросил, не нужно ли им чего-нибудь. Бин и Мариана заказали суп, а остальные – чай и сэндвичи.
Рейн-Мари залезла в сумочку.
– У меня есть кое-что для тебя, – сказала она ребенку, чьи глаза тут же широко распахнулись.
– Подарок?
Рейн-Мари протянула подарок, в несколько секунд обертка была сорвана, и на Рейн-Мари уставились удивленные глаза.
– Как вы ее нашли?
Рейн-Мари наблюдала, как Бин нетерпеливо листает «Мифы, которые должен знать каждый ребенок» и наконец останавливается на истории про летающего коня.
– Мирна? – спросила Клара, подумав о подружке, владеющей книжным магазином в Трех Соснах.
Рейн-Мари кивнула.
– Какова вероятность того, что у нее могла обнаружиться эта книга? – спросила Клара.
– Ну, у нее есть все, – ответил Питер.
Клара кивнула, но подумала о том, что, наверное, на титульной странице книги округлыми детскими буквами написано имя мальчика, а еще есть рисунок. Птичка без ног.
– Расскажи мне про Пегаса, – попросила Рейн-Мари, глядя, как Бин, притулившись к ней, открывает книгу и начинает читать.
По другую сторону стола Мариана тихонько дула на горячий суп своего ребенка.
– Почему вы сказали, что не были в плену?
Гамаш проводил Бовуара и двинулся назад, к остальным. Тело его болело, ему хотелось домой – принять горячую ванну, залезть под одеяло к Рейн-Мари. Но он вдруг остановился и изменил направление. Пошел к пристани и остановился рядом со стариком. Теперь это казалось естественным – стоять здесь бок о бок.
– Я не был в плену, – ответил Финни. – Вы правильно сказали, я попал в японский концентрационный лагерь, но в плену я не был. Это не игра слов. Тут существенная разница. Критическая.
– Я вам верю.
– Я видел, как там люди умирали. Много людей. Большинство. И знаете, что их убило?
«Голод, – хотел было сказать Гамаш. – Дизентерия. Жестокость».
– Отчаяние, – ответил Финни. – Они считали себя пленными. Я жил с этими людьми, ел баланду с червями, спал на таких же нарах, так же, как они, надрывался на работе. Но
они умерли, а я выжил. И знаете почему?– Вы были свободны.
– Я был свободен. Мильтон в конечном счете прав. Я никогда не был пленником. Ни тогда, ни теперь.
– Какие же подсчеты вы ведете, приходя сюда? Птиц вы не считаете. И я не думаю, что вы считаете деньги.
Финни улыбнулся:
– Вы знаете, что можно купить за деньги?
Гамаш отрицательно покачал головой.
– Я бухгалтер, я всю жизнь считал деньги и наблюдал за людьми, которые ими владеют. И знаете, к какому выводу я пришел? Знаете, что единственное можно приобрести за деньги?
Гамаш ждал.
– Пространство.
– Пространство? – переспросил Гамаш.
– Дом побольше, машину побольше, побольше номер в отеле. Билеты первого класса на самолет. Но на них нельзя купить даже комфорта. Никто так не жалуется на неудобства, как богатые и имеющие привилегии. Комфорт, безопасность, легкость. Ничего этого не купишь за деньги.
Он медленно побрел прочь с пристани, тихонько постукивая туфлями о доски.
– Знаете, ваш отец был героем. Ему хватило мужества признать, что он ошибался. И измениться. Он ненавидел насилие, ненавидел убийство. Занятно, что его сын посвятил себя поиску убийц и передаче их в руки правосудия. Но будьте осторожны, молодой Арман. Не несите его крест. Вы не обязаны мстить за каждую смерть.
– Меня выводит из себя не смерть, – возразил Гамаш. – А страдания. Моему отцу это тоже не давало покоя. Я не считаю это крестом, не считаю бременем. Может быть, это наследственное.
Финни внимательно посмотрел на него:
– Вы спрашивали, что я считаю каждый вечер и каждое утро. Что я считал каждый день в плену, когда люди лучше меня слабели и умирали. Знаете, что я считаю?
Гамаш стоял неподвижно, боясь спугнуть этого человека и так никогда и не узнать ответа. Но он знал, что может не беспокоиться. Этот человек не боялся ничего.
– Я считаю, сколько раз благодать осенила меня.
Он повернулся и увидел Айрин на террасе, словно почувствовав ее присутствие.
– Нас всех осенила благодать, и мы все порчены, старший инспектор, – сказал Финни. – Каждый день каждый из нас ведет подсчет. Вопрос только в том, что мы считаем.
Старик снял шляпу с головы и протянул Гамашу.
– Нет-нет, пожалуйста, оставьте ее себе, – попросил Гамаш.
– Я старик. Мне она больше не понадобится. А вам пригодится. Для защиты.
Финни вернул ему шляпу – ту самую, что он купил вместе со шляпой для Рейн-Мари, когда у нее вдруг появилась боязнь заболеть раком кожи. Он купил себе такую же, чтобы она не чувствовала себя глупо в этой защитной шляпе с огромными полями.
Гамаш взял шляпу.
– Вы знаете Марианские острова, сэр? С них американцы отправились освобождать Бирму. Марианы.
Финни остановился и посмотрел на четыре кресла, на одном из которых сидели женщина и ребенок, так непохожие на остальных Морроу.
– И теперь я хочу рассказать тебе историю, – сказала Рейн-Мари, глядя на возбужденного ребенка, который только что закончил рассказывать взрослым о Пегасе. – О Пандоре.
Питер поднялся с места: